Вопреки традициям, в этот раз мы не торопились готовить праздничный «взлётный» стол. Во-первых, плотно позавтракали в гостинице. Во-вторых, движок с изъяном — не до пиршеств.
Одев поплотнее наушники, Лёха сосредоточенно вслушивается в переговоры лётного экипажа. Притихшие члены техбригады с серьезными лицами сгрудились возле него, нервно куря. Мягкий толчок — буксировочный тягач дёрнул самолёт и покатил на полосу. Докатил, встали. Бортинженер тянет за РУДы, даёт форсаж двигателям. Тронулись, щёлкая стыки бетонных плит. Скорость всё выше, лица всё напряжённей. Кто-то присел на спасплоты, остальные уцепились за элементы конструкции. Трофимыч украдкой чертит крест в воздухе.
Внезапно тело налилось свинцом — оторвались от полосы. Высоту набираем медленно, крадучись. Стрелка высотомера, до того неподвижная, уверенно дёрнулась и поползла вверх. Пока без эксцессов. Три минуты — полёт нормальный. Пять минут, десять..
— Всё, встали на эшелон! — громко провозгласил Лёха и скинул наушники. — Мухин, садись. Будешь весь полёт музыку слушать.
Стасик сразу всполошился:
— А суп кто варить будет?
— Ничего, — возразил ему Лёха, — сухомяточкой перебьёмся.
Потом обвёл окружающих весёлым взглядом:
— Чего стоим? Наливай!
Выпив по стаканчику за успешный взлёт и перекусив холодными закусками, экипаж потянулся в спальню.
Опустевший салон представляет собой полотно в стиле поздних голландцев: мутные коричневые тени от скромного ночника, россыпь посуды на столах, в углу одинокий Мухин запрокинул лохматую, уставшую от скитаний голову, и тихо дремлет, придерживая коленями затёртый журнал. Передний план картины отсутствует. Ни намёка на движение, только мерный гул двигателей. Пузатая стальная птица парит в безмолвии облаков. Молекула жизни, застывшая над океаном.
Я сажусь на краешек жёсткого кресла, беру книжку с кросвордами, открываю наугад. Столица африканского государства, пять букв. Дакар. Популярный в странах Южной Америки настой из трав. Матэ. Английский народный танец. Джига. Любовь к родине. Ностальгия. Не подходит, не та буква. Оказывается, патриотизм. Ну да, любовь же.. Не щемящая сердце тоска, не пустота в глазах. Вот вернусь домой, в Россию, стану опять патриотом. А пока — потоскую..
Ладно, последнее слово перед сном.
Герой сказки Пушкина. Шесть букв. Руслан.
Наш самолёт.
Тяжёлый влажный сенегальский зной запросто можно резать на кубометры и массовым образом экспортировать куда-нибудь в Скандинавию. Не убудет..
По ящикам грузового салона аккуратно распределены пакеты с заморскими фруктами. Внимательно их ощупав, мы отчитали бортинженеров:
— Почему температуру не держите?
— А зачем, — удивлялся Глыба, — сигаретам тепло? Никотину холод не страшен.
— У нас тут витаминов килограммов сто, а вы их морозите. Негодяи, ведь детям везём. Поддуйте градуса на четыре..
Александрыч с запорожцем и Гопой, балансируя на стремянке, проверили сохранность злополучной гайки. Удовлетворённые, махнули Полу: можно ехать в отель!
Юркнув в номер на верхнем этаже, мы с напарником приняли долгожданный душ и, наслаждаясь прохладой кондиционера, сели смотреть телевизор. Чернокожая дикторша читает полуночные новости, география которых замкнута в пределах знойного континента. Тут наводнение, там война, здесь мирная конференция.. Очкастого вдумчивого лидера в нестерпимо белой рубашке сменяет разудалый вождь, с головы до пят укрытый просторным и кричаще цветастым, в импрессионистских разводах, халатом. А вот и свирепый диктатор — строгое лобастое лицо под серой фуражкой, стальной взгляд, из кармана военного френча торчит розовый, похожий на коровий язык, батистовый платок. Говорит в микрофон не спеша, веско. Остальные чутко внимают. И нет им никакого дела ни до Европы с Америкой, ни до нас с Гопой.
Я вышел на балкон. Ночной океан спит, укрывшись фиолетовым африканским небом в бисере алмазных галактик. Лёгкий бриз гонит слабую волну, и создаётся ощущение, что все мы — дома, деревья, люди, — плывем по бескрайним морским просторам навстречу самой главной, но самой незнакомой звезде. И никогда нам до неё не доплыть..
В положенные экипажу по авиационным законам пятнадцать часов отдыха между рейсами вместилось следующее: сладкий сон до позднего утра; южный завтрак, полный калорий; физкультурная разминка в бассейне, после которой Валере с досадой пришлось выбросить пришедшие в негодность от соприкосновения с водой фирменные часы Ролекс за шесть долларов; тщетные потуги Мухина закадрить дебелую жену немецкого торгового атташе, по неосторожности решившей позагорать в чём мать родила рядом с нами. В общем — жизнь била ключом.
В автобусе, дождавшись, пока все соберутся, Пол с командиром сделали неожиданное заявление:
— Летим в Барселону!
— Оба-на! — воскликнули все хором. — Что мы там забыли? А как же курящие попы?
— У англичанина нет слов, — продолжил командир, — поэтому объясняю. В славном городе Таллине грузовая таможня, как выяснилось, по воскресеньям не работает. Отсюда — сидим полторы сутки в Испании, а потом — к чухонцам. И домой.
— Да, бессмертен совок! — заключил Стасик. — Лезут в Европу, а ума в голове — ноль. И ладно бы в субботу выходной у них был, или в пятницу, хоть какая-то логика бы присутствовала, религиозная. А тут — вроде лютеране, без комплексов.. Чудно..
Но в целом народ воспринял известие спокойно, и даже с некоторым удовлетворением от намечающихся дополнительных суточных.
Перед вылетом Пол шепнул:
— Я в Барселоне спрыгиваю, домой в Лондон. Погуляем на посошок?
— А как же!
Прилетели совсем поздно. Автобус долго петлял, пока не подвёз нас к миниатюрному двухэтажному отелю у моря. По другую сторону вытянувшейся параллельно берегу длинной, уставленной такими же игрушечными домиками улицы начинались покатые горы.
— Это мы точно в Барселоне? — вопрошал Гарик. — А где город?
— До него рукой подать, — отвечал командир, — но не стоит. Знаю я вас. Все слышали? — он обвёл взглядом сонный экипаж. — Отдыхаем в радиусе километра, дальше ни-ни. Не хватало ещё всяких случайностей перед домом..
Пол уточнил:
— Самое фешенебельное место. Кругом виллы всяких футболистов и актёров. Народу обычно — тьма. Но в сезон..
Ночные сумерки веяли прохладой. Мухин, пока все толкались в ресепшене, сбегал на пляж. Вернулся мокрый и разочарованный:
— Студёная водичка-то..
Проснувшись ранним утром, я долго хлопал глазами в попытках осознать своё текущее местоположение. Шелест кондиционера, бьющее в окно солнце, запах свежих простыней, сопящий во сне Гопа.. Сто раз виденная картина. Где я сегодня, господи?! Закрываю глаза, прокручиваю немую ленту событий, медленно вспоминаю.. Окончательно сориентировавшись в пространстве, встаю, выхожу на балкон. Вдоль берега движется одинокий уборщик мусора. Зевает, работы мало. Не сезон..
После завтрака к нам в комнату заглянул англичанин.
Гопа досыпал под одеялом. Я сидел в кресле и листал местный путеводитель. На глянцевых фотографиях веселились глянцевые люди.
Пол, весь из себя радостный и энергичный, затараторил:
— Пора, пора начинать! День должен пройти достойно. Как-никак, венец командировки.. А что напарник твой сачкует? — Пол стукнул ногой по гопиной кровати. — Пусть хоть раз с нами погуляет. А то уже мхом покрылся от безделья..
— Ты его не трогай, — отвечал я, — этот заслуженный ветеран неба знает, когда что делать. Пускай отдыхает.
— Ветеран? Он из лётчиков, что-ли?
— Бери выше. Из бортпроводников.
Англичанин вдруг брезгливо сморщился:
— Бортпроводник? Фу-у! — и ещё раз стукнул кровать ногой.
Одеяло зашевелилось, из-под него высунулась сердитая взьерошенная голова:
— Кто тут буянит? — спросил Гопа. Заметив Пола, добавил: — Палыч, не шали.
Пол кисло посмотрел на него:
— Никогда бы не подумал, что твой напарник — голубой. Совсем не похож. Сюрприз природы.. Как ты только с ним живёшь?
— Голубой?! — остолбенел я. — С чего это ты взял?
— Так ведь все проводники голубые! У нас в Англии, по крайней мере, процентов девяносто. За этим туда и идут.
Я дико заржал, потом повернулся к Гопе:
— Он тебя гомиком считает натуральным. В половом смысле, ничего личного. Чем обратное докажешь?
Гопа приподнялся на локте и гневно возразил:
— Я его самого щас таким сделаю, если он мне будет спать мешать. Переведи!
Но англичанин всё понял и без перевода:
— Ай-я-яй, обознался.. Ошибся.. Извиняйте, — в знак прощения он скрестил руки на груди и обратился ко мне:
— Начнём, пожалуй?
Купив в лавке напротив коробку пива и пакет вина, мы поднялись в номер к Полу. Вытащили на балкон стол со стульями, расположились. Пол затеял разговор:
— Тут в соседнем отеле ульяновские русланщики поселились. По нашей программе дальше пойдут. Ты их кого знаешь?
— Увы, нет.
— Славные ребята! Начальство в Лондоне ими очень довольно. Пашут как черти!
— Больше нас? — не поверил я.
— Не столько больше, сколько геморроя с ними куда меньше, чем с вами. И отдыхать постоянно не просятся, и селить их можно где хочешь, а не как вас — только в хилтонах да шератонах.
— Насчёт гостиниц — ладно, это детали контракта, сами подписывали. А вот про отдых — у нас всё строго по нормативам международным. Не забалуешь. Ты ведь наверняка в курсе, что мы за контора. Привыкли всё делать по правилам.
— Ага, по правилам, — хмыкнул Пол, откупоривая пива. — Я как вспомню вашего Сан Саныча, так рука к пистолету тянется. График вылета согласован, нас ждут под погрузку, а ему выспаться надо! Заносчивый самодур, прямо лорд какой-то!
— Ты знаешь, для России это не худший вариант. Пройдохой или жуликом я бы его точно не назвал. Что по нынешним временам уже — комплимент.
— Тебе виднее..
Солнце поднялось высоко, и в его лучах море искрилось и звенело. На улице стали появляться группы отдыхающих, большей частью немолодого возраста. Ленивым шагом они выходили к берегу и, скинув тапки, мочили ноги в волне.
— Ходят слухи, — продолжал я, — что с новым генеральным мы сами начнём летать, без «Хэвилифта».
— Флаг вам в руки. Собственно, ульяновских бортов нам вполне хватит. Обойдёмся.. А вот вам туго придётся. Рынок давно поделен. Самолёт в эксплуатации дорогой, убытков не оберётесь. Внутренних перевозок у вас нет. Куда летать-то будете?
— Китай, Эмираты, Индия, ещё где что.. Шопников наших обслуживать. Сто тонн тюков с барахлом.
— А туда — порожняк? Груз золотой получится.
— Так ведь летают семьдесят шестые. И я на тушке бомбил неплохо. Хотя тоже не понимаю, откуда там прибыль берётся..
Прекрасно я знал, откуда прибыль. Рассказывали. Таможня родная схвачена, накладные на пол-груза. Принимают товар бандюки в золотых цепях. Перегруз — в порядке нормы. Экипаж в чёрном теле держат. Начнёшь возникать — а вот твой адрес и телефон, и состав семьи. Я сам никогда с этим не сталкивался, но рассказывали надёжные люди.. И про особо секретные тюки тоже слухи разные ходили..
Англичанин потянулся к вину:
— Молодое, вкусное! У меня тут сыр припрятан, — он сбегал к холодильнику, — как в ресторане!
— По дому-то в командировках скучаешь?
— Дык я привыкший. Третий десяток лет судьба по миру носит. Даже не представляю, что буду в старости делать.
— Внуков нянчить, в пабе сидеть, футбол смотреть.
— Терпеть не могу футбол. Вот бокс — это да!
— Экий ты нестандартный! — удивился я. — А в музыке что любишь? Битлов?
— Тоже терпеть не могу. Молодым слушал роллингов, цеппелинов, немного пёрпл. Сейчас в машине металлистов ставлю. Врубишь скорость, салон ходуном ходит — красота!
— Ну ты и кент. Даже не знаю, что сказать. Хоть слэйдов-то любишь?
— О-о! Любимая группа! Мама, мама, виролл крэйзи нау!
— Ну, слава богу, — вздохнул я, — хоть в чём-то пересекаемся..
Англичанин допил стакан, икнул, вытер губы и задумчиво произнёс:
— Дык разве ж это главное? Мы с тобой внутри пересекаемся — вот что главное.
Спиртное кончилось часа через два. От выпитого я слегка осоловел, а Пол — наоборот, живчиком предложил мне сходить в гости к ульяновцам. Я отказался и, с трудом подавляя зевоту, предложил продолжить вечером.
— Как знаешь..
По пути в своей номер я зашёл к техникам. Те дулись в карты.
— А чего не гуляете?
— Уже.., — Гарик показал на урну, набитую пустыми пакетами из-под вина.
— А где гулять-то? — риторически вопрошал Мухин. — Полтора магазина, пол-улицы. Даже кабака нет. Контингент отдыхающих прямо как из дома престарелых. Купаться холодно, загорать тоже.
— Хотя попытки были, — уточнил Стасик.
Мухин бросил карты и откинулся на подушку:
— Всё, надоело. Домой хочу, к маме. Прилечу, поцелую родную землю. Схожу в баньку, потом в пивняк, погужуюсь с друганами. Дня через три буду готов к новым подвигам. Или нет.
— А я, — вторил ему Витёк, — шурина приглашу в гости. Уж больно соскучился..
В номере Гопа остервенело давил на пульт телевизора. Увидев меня, заговорил о планах насчет обеда. Я только махнул рукой и одетым рухнул в койку. Ворочался-ворочался, а заснуть как следует не могу. Вроде — вот оно: веки слипаются, какая-то чудь в мозгах кружится, уплываешь.. И — бац! — открыл глаза: вокруг яркий свет, и ты как огурчик. Посмотрел на часы — две минуты спал. Что за жизнь?!
— Пойду к ульяновцам, Палыча проведаю..
Соседняя гостиница спроектирована по тем же чертежам, что и наша. Убранство холла вообще один в один. Даже праздновавший сиесту портье — как родной брат нашему, развалился на кресле в тихой дрёме.
Я поднялся на этаж, прислушался. Русских за границей легко отыскать на слух. Так и есть, в угловом номере шумный смех и звон стекла.
Я постучал. Открыл косматый парень в длинных шортах. По въевшейся намертво в натуру привычке я спросил по-английски, не пробегал ли поблизости флайт-менеджер компании «Хэвилифт» по фамилии Ньюмен. Парень согласно кивнул и предложил зайти.
В номере вокруг стола сидело человек пять пилотов, судя по висящим на стульях форменным рубахам с золотыми нашивками. Англичанину был выделен крохотный диванчик, на котором он сладко спал, подложив кулак под голову.
— За Полом пришли, — объявил парень собравшимся. — И везде-то у него друзья, то американцы, то австралийцы..
Потом по-английски обратился ко мне, коротко:
— Выпьешь?
Я, продолжая играть роль, молча кивнул. Парень налил на донышко, протянул мне. Я, нахмурившись, попросил долить.
— Смотри-ка, правильный пацан..
Чокнулись, я выпил залпом, взял кусочек хлеба, понюхал и положил обратно. Косматый пристально посмотрел на меня, потом улыбнулся:
— Не придуривайся, ты же русский!
В общем, допили что было и стали тормошить Пола. Тот, гневно ругаясь, просыпаться наотрез отказывался. В конце концов пришлось облить его холодной водой. Пол вскочил, замахал кулаками, потом вдруг резко выпрямился, и, обведя присутствующих недоумевающим взглядом, пролопотал:
— Ну я даю..
Ульяновцы хором вздохнули:
— Слава богу, очнулся.. А ведь дома он тише травы. Видела бы его такого Шейла..
Путь до родного номера занял у нас минут двадцать. Уложив англичанина в постель, я вернулся к себе и теперь уже заснул по-настоящему..
Ах, как хорош осенний барселонский вечер! Прыгая по облакам, розовое солнце краем уже касается горизонта. Море шелестит мягкой волной. И не беда, что пришлось поддеть свитерок, что большинство прибрежных кафешек закрыто до весны, и безлюдная улица выглядит как заброшенная декорация к старому фильму. Достаточно с нас всех этих курортных прелестей. Хватит, насмотрелись. Душа требует чего-то камерного, негромкого. Пустынный берег, далёкий крик чаек да вменяемый собеседник — самое то, что надо.
Пол отыскал открытое заведение. Зашли. Клевавший носом за стойкой хозяин всполошился и принялся выставлять дары моря на прилавок. Набрав полные тарелки слабо шевелившейся живности, мы сели за столик. Пол с аппетитом занялся едой, особо хваля отвратительные на вид зелёно-грязные водоросли:
— Для потенции незаменимая вещь!
— Не заметил, что ты сильно страдаешь от её отсутствия, — отвечал я, ковыряя осьминога.
— В этом деле перебора не существует.
Он залпом осушил кружку пива и, щёлкнув зажигалкой, закурил:
— Жизнь хороша!
— Пол, — спросил я, — вот мне давно интересно. Ты в любой стране себе кучу разных приятелей находишь, а вот англичан среди них я не припомню. Их что, так мало за границей встречается? А почему?
— Потому что мы делом всегда заняты. Плюс известный менталитет, с незнакомцами тяжело сходимся. И уж тем более не ходим кучей. Толпа англичан — такая же редкость, как одинокий китаец. У нас свои ценности, и мы за них держимся. Дом, закон, королева..
— У всех свои ценности..
— Главное, чтоб они были правильные. Вот ты, русский человек, на что в жизни опираешься?
Я задумался.
— На веру. В себя и в окружающих. В того, кто где-то там невидимый наверху в конце концов воздаст каждому по заслугам. Верю в то, что все люди братья, и миром правят любовь и доброта. Иначе жизнь и копейки не стоит.
Пол удивленно посмотрел на меня:
— Красиво сказано.. Жаль, что не все вокруг так считают.
Мы вышли из заведения и двинулись вдоль берега.
С моря тянул ветер. Галька шуршала под ногами. День медленно догорал.
В рассветной тишине мы гуськом поднимаемся по стремянке в самолёт. Бросив сумки и переодевшись, техники начали выгружать водило с задней рампы. Пол, весь зелёный от прохудившегося со вчерашней ботвы желудка, перебирает бумаги и что-то объясняет командиру. Гопа проверяет швартовку. Закончив, он подходит ко мне:
— Палыч с нами не летит? Надо попрощаться..
Англичанин отдал командиру последнюю бумажку, пожал руку и повернулся к нам. На его измученном, обвисшем после тяжелой бессонной ночи лице мелькнула слабая, но искренняя улыбка. Крепко обнял сначала Гопу, потом меня:
— Очень был рад и счастлив с вами работать. Просто слов нет.
— Может, на посошок?
— Ой, нет, упаси господь. Чуть не умер сегодня, до сих пор ещё что-то внутри ползает.
Гопа, на секунду отлучившись, вернулся и протянул Полу большое красное яблоко:
— На вот, пожуй. От кишок помогает. С завтрака заныкал, для себя..
Англичанина чуть слеза не прошибла. Он с такой теплотой посмотрел на Гопу, что тот, смутившись, бросил:
— Ладно, ладно.. Ну, я побежал, надо фруктики закрепить как следует, — и исчез в темноте салона.
Тут спустился командир Владимыч, вытащил фотоаппарат:
— Давай-ка я вас щелкну на память. Столько вместе работали..
Время от времени я достаю альбомы со снимками про мою лётную жизнь. И дольше всего смотрю именно на эту фотографию: мы стоим с Полом, обнявшись, на фоне стены из ящиков с сигаретами. На мне рабочая футболка и мятые джинсы, Пол одет с достоинством, в любимый синий пиджак с клубной эмблемой. Потом он в последний раз крепко пожмёт мне руку, спустится вниз по стремянке и бодрым шагом, махая чемоданчиком, уйдет в сторону родной Британии.
Наш самолёт, взревев моторами, прыгнет через пол-Европы в дождливый Таллин, но надолго там не задержится, и, скинув груз, пустой и довольный вернётся на родную стоянку, встав бок о бок со своим братом-близнецом.
А я закрою альбом, и буду сидеть в тихой грусти, увлечённый воспоминаниями, пока жена не позовёт ужинать.