«..На четвертые сутки пребывания в больнице я, наконец, стал различать детали окружающего мира. Проявились до того неслышные звуки: сухой шум листвы на тополях за окном; тонкий скрип тележки с едой, разносимой нянечкой по боксам; бодрый стук каблуков шествующего по коридору с обходом дежурного врача. Заходя ко мне, она записывает что-то в свой журнал, проверяет температуру, но таблеток никаких не дает, а только рекомендует побольше пить и спать. Анализы сдаю по два раза на дню. Вены у меня с рождения плохие, и сестра истыкала обе руки до синяков. Моча, еще недавно черно-бурового цвета, постепенно светлеет, и это вызывает сдержанный оптимизм у врача. Она говорит, что чаще всего первыми отказывают почки, и с этим очень трудно бороться, приходится срочно подключать аппарат искусственного диализа, что для них хлопотно чрезвычайно. А вот печень и прочий ливер сдается медленнее, и в этом есть наш шанс. Пока не ликидированы до нуля гнезда болезни, будем гонять кровь и помогать организму витаминами через капельницу, в надежде, что он справится. Врач хвалит мою генетику, говорит, при таком показателе уровня инфекции, какой был у меня в момент госпитализации, обычный человек умирает за несколько часов. Но я оказался стойким, зацепился за случайную травинку, и теперь упорно карабкаюсь наверх. Тем более, что кроме самого себя, мне больше никто не поможет, потому как лекарство можно принимать только при повторном приступе, иначе последние кишки сожгу. Короче, будем надеяться.
Я слушаю врача без внимания. То, что болезнь ослабила свой натиск, я почувствовал еще сегодня ночью, первой ночью, когда я спал без всяких наваждений. Какое это невыразимое счастье — упасть в немую бездну долгого бескрайнего сна, и проснуться не от боли или кошмара, а просто открыть глаза, спокойно дыша, ощущая свое тело не как скопище больных гнилых внутренностей, но просто как живой, функционирующий по правилам организм, пусть пока дохлый и немощный. И подниматься с кровати без страха внезапной потери сознания, и есть нудную больничную пищу, не боясь поперхнуться горькой желчью, и подходить к окну, чтобы, протерев мутное стекло рукавом шершавой пижамы, увидеть пробивающиеся сквозь листья деревьев осколки солнечных лучей, сбивающиеся в пухлые ватные комья тополиные пушинки, купающихся в пыли воробьев, — всё это я теперь, хоть и с осторожностью, но могу. Мир, последние дни ограниченный стенами узкой палаты, чуть приоткрылся..»
До командировки мои знания о Бурунди исчерпывались десятком ярких марок из школьной коллеции. Благодушные жирафы, зебры в модную полоску, крокодилы из воды зевают. Изящные пальмы тянутся к небу. Забытый, девственный край.
Перед посадкой открыл атлас в расчете на дополнительную информацию. Неудобно как-то лететь в неизвестность.
Что сказать? Крохотное государство чуть восточнее центра Африки. Почти на экваторе (жарища, небось, адская). Столица на берегу крупного озера Танганьика (значит, с прохладцей). Превышение восемьсот метров (точно с прохладцей, но загорать не стоит). Местность гористая, сплошные джунгли (этого ещё не хватало!). Граничит с известными, почтенными странами вроде Заира и Танзании. Еще, кажется, с Руандой (это там, где сейчас резня идет). Раньше находилась под протекторатом..
— Открываемся! — скомандовал Миша.
С лязгом и скрежетом распахнулась задняя рампа. Катившееся к горизонту оранжевое солнце решительно заглянуло в салон.
Я вышел из самолета. Кроме нас, на аэродромном поле никого не было.
Погода — вполне ничего себе, приятная. Хотя лёгкий ветерок не помешал бы.
Подошла пара автоматчиков во главе с офицером. Все как один — рослые и крепкие. Это вам не Джибути.
Офицер заговорил на французском. Как-то смущенно, даже жалостливо..
— Же нон парле франсе, — говорю. — Увы.
Офицер беспомощно вздохнул и обернулся. К нам по полю приближался явно неафриканский молодой человек.
Ахмед подтвердил:
— Сын нашего коммерсанта. Живет здесь год уже.
Сын побалакал о чем-то с иранцами. Потом повернулся ко мне:
— Можно начинать разгрузку. Закончить желательно до темноты. — Он развел руками. — Неспокойно тут..
Об этом меня уже проинформировали. В полете разговорились с Ахмедом, не раз сюда летавшем. Он поведал, что Бурунди года три как сама с собой воюет. Местные племена не могут власть поделить. Плюс орды беженцев из Руанды. Остальные африканские страны договорились не вмешиваться, ну их.. И даже помощь заморозили. Тут-то иранцы и подсуетились. Стараются обозначить свое присутствие и застолбить ресурсы. Ну и, само собой, продвинуть ислам в негритянские массы. Мечеть даже собираются воздвигнуть. Хотя, как с горечью признал Ахмед, любая традиционная религия в Африке приобретает специфический оттенок, и тут что ни строй — мечеть ли, храм или синагогу, — здешний негр туда, конечно, из уважения зайдет и поклонится, но вечером все равно спляшет под тамтамы вокруг своих идолов. Привычней, да и надёжней.
Грузовики цепочкой отъезжали от самолета. Дело спорилось. Успеем до темноты.
Я раскладывал цепи по ящикам, когда подошел офицер. С трудом подбирая слова, он пытался говорить по английски:
— Еда.. Какая..
— Никак, таможенник? — удивился я и обратился к молодому арабу: — С какой стати? Хочет обшмонать нас? Фигушки, самолет наша территория. Не имеет права таможня нас трогать.
Араб засмеялся:
— Какая таможня, побойся бога! Он поесть что-нибудь просит.
Я вынес остатки кэтринга в пакете и бутылку минералки. Офицер, от всего сердца поблагодарив, торжественно унес еду в сумерки.
— Ну всё, что-ли? Закрываемся!
Минутку повоняв седым выхлопом, автобус отчалил к гостинице.
Пока ехали, солнце окончательно провалилось за горизонт, и сразу нас окружила кромешная тьма. Видно только свет фар, да слабые огоньки теплятся по сторонам.
— Чё-то с иллюминацией здесь плохо, — ворчал флайтменеджер Игорь. — Экономят, небось.
Автобус подъехал к отелю. Дюжий молчаливый швейцар, он же охранник, то и дело одёргивая рукава малиновой униформы, молча наблюдал, как нам раздают ключи от номеров.
— Размещаемся, и сразу на ужин, — скомандовал Владимыч. — Кормят на веранде.
— Очередей не будет?
— Не будет. Кроме нас, здесь никого нет.
Номер, скажем прямо, был так себе. Ничего лишнего — две кровати, шаткий журнальный столик, скромный телевизор на тумбочке. Цветы в вазочке. Окно с той стороны завешено марлей. Сбоку висит картина. На ней чернокожие селяне радуются урожаю. Уголок рамы отколот.
Мы с Колей бросили сумки, наскоро приняли душ и, обтеревшись, поскакали кушать.
Вышколенный официант во фраке с бабочкой уточнил наш заказ. Принес салат и мясо с гарниром. Порции гигантские. Водрузил кувшин с соком маракуйи. Чай или кофе пообещал позже. Исчез.
— Неплохо питаются негры, — приговаривал Глыба за соседним столом, жуя отбивную. — А писали, мол, Африка, голод, бедствия..
— Какой голод может быть в стране, — удивился Муратов, — где бананы с ананасами, как у нас рябина, на каждом углу растут. И готовить не надо, и витаминов полный рот. Сорвал, ободрал — радуйся!
С веранды открывался вид на внутренний дворик, большую часть которого занимал изумрудный бассейн. Дальше — темнота и тишина. Вот только запах кругом странный, будто тлеет что-то. Я огляделся — так и есть. В блюдцах, раскиданных между столиками по полу, курились загадочные вонючки.
— Это для чего? — спросил я Ахмеда.
— Комары, — коротко ответил он. — Как, вы не знали? И не взяли ничего с собой в полет? Я на вас поражаюсь! — всплеснул он руками. — Здесь очень много комаров. Ведь рядом озеро. Малярия — страшная вещь.
В подтверждении сказанного иранцем тут и там раздавались звонкие хлопки ладоней о тело. Ой — и меня куснул, зараза.
— То-то в окнах марля развешена.
— Ерунда, — сказал Жора. — Просто следует не жалеть джина. Граммов триста или четыреста, думаю, станут надёжным лекарством. Кстати, мы вторые сутки трезвые. Это узко. Скинемся на приездную? Чисто от комаров?
Вскоре, вооружившись бутылкой джина и тоником, купленными в баре, мы присели в номере у Жоры. Едва начали разговор, как раздался звонок телефона.
— Это кто может быть? — недоумевающе сказал Жора и взял трубку. Покивал, засмеялся: — Не понял кто, но зовут вниз. Там, говорят, театр нереальный творится.
И действительно. Ещё полчаса назад тихая и пустая, веранда теперь была до отказа заполнена ватагой крикливых негритянок. В глазах рябило от пестрых одежд и украшений. В роли зрителей выступал наш экипаж.
— Это что за парад?
— Девчонки нагрянули! — воскликнул Игорь, шлёпнув одну по рельефному заду. — Сервис прямо на дому, и искать не надо.
Девчонок было штук пятьдесят. Одни стояли, облокотившись на парапет, другие фланировали туда-сюда по залу, стремясь показать свой товар как лицом, так и остальными, весьма впечатляющими и даже выдающимися, частями тела. Но за столики не садились, опасаясь реакции охранника. Тот с равнодушием бывалого театрального электрика, в сотый раз наблюдающего давно знакомую пьесу, взирал на происходящее.
— Вот это да! — охнул Веня. — И куда только администрация смотрит?
— Я думаю, себе в карман. Никак невозможно, чтобы сюда просто так, с улицы, девки захаживали.
Мы для интереса заказали выпивку вдобавок к захваченной из номера. Развалились в креслах, смеёмся. Хоть какое-то развлечение..
Тут же к нам прилипла компания негритянок. Стали обнимать за шею и садиться на колени.
— Ты иди, иди, — испуганно верещал Веня, отталкивая дородную толстуху, чуть не раздавившую его своей необъятной кормой.
— Чего пристала? Разве я похож на кавалера?
К Жоре жалась тоненькая девушка в просторном цветастом платье. Улыбаясь и подмигивая, она жеманно целовала воздух пухлыми губками.
— Жоди, — она показала длинным пальцем на себя, — Жо-ди. Ву перметэ? — спросила она, взяв бокал длинными пальцами.
— Дык, сердце не камень, пей уж..
Коля не мог отвязаться от смоляной негритянки, единственной в джинсах среди прочей компании. И так к нему подсядет, и этак. Коля отчаянно сопротивлялся, но достоинство русского офицера не позволяло ему проявлять никаких резкостей по отношению к даме.
Я, отгородившись локтями, наблюдал за окружающими. Вокруг каждого столика вились, как мухи, чернокожие девки, навязывая свои прелести. Кто-то шугал их матом, кто-то, наоборот, был рад и любезен. Отовсюду слышалась кошмарная смесь французских, английских и русских слов вперемешку с хихиканьем.
— От же ж бесстыжие! — приговаривали стоявшие в уголке Николаич с Камаловым. Но не уходили.
Прошла минута. Коля совсем осоловел, его подруга постепенно отвоевывала все больше пространства. Венина толстуха с аппетитом уплетала оставшуюся на столе с ужина котлету. Самого Веню за ней почти не было видно. Жора подливал своей пассии джину из нашей бутылки и развлекал рассказами о своей непростой судьбе.
— Ну, расслабились и хватит. — Я отряхнулся и встал. — От них за версту СПИДом несёт. И другими холерами.
— А-а, — закряхтел Веня, — я и забыл.. Прочь, болячка! — он соскользнул на пол, опрокидывая стул вместе с толстухой.
Общими усилиями мы отогнали негритянок и помогли освободиться Коле. Один Жора грустно и задумчиво шептал что-то Жоди.
— Она же не понимает ничего!
— Всё она понимает. Душой, сердцем.. Жалко мне её.. И ей меня тоже.. Видишь, вон, чуть не плачет..
Жоди действительно перестала гримасничать и внимательно, с участием слушала жорину исповедь.
— Ну ты идёшь? Глаза уж слипаются.
— Эх, жизнь.. Иду..
Всласть отоспаться не получилось. Всю ночь досаждали комары. Мы с Колей каждые полчаса вскакивали и, включив свет, методично с помощью полотенец пытались отразить натиск крылатых полчищ. Куда там.. Они всё прибывали и прибывали.
Утром, озверевшие, мы попробовали отыскать источник вторжения. Окно прикрыто марлей, дырок нет. Двери тоже плотно закрыты. Перед тем, как лечь, вроде проверили комнату, всё было нормально. Мистика.. Плодятся они тут, что ли..
— А это что за хрень?
Под самым потолком, закрашенная в цвет стен, виднелось узкая длинная щель. Отель старый, кондиционеров нет, но присутствует единая система вентиляции и охлаждения с выходом в каждый номер. Иначе помрёшь от духоты и жары. Щель вентиляции была загорожена частой решёткой. Змея или ящерица сквозь неё, конечно, не проползут, но против комаров решётка была абсолютно бессильна.
И что делать? Дышать-то ночью хочется..
— Пошли завтракать.
На веранде шумел экипаж. Лица у всех сонные, недовольные. По разным причинам, но главная — комары.
Особенно эффектно выглядел Витя Зверев. Его лицо и шея были усыпаны бутонами красных пятен, распухшими и кровоточившими.
— Тебя что, кобры кусали?
— Дык расчесал ночью..
С веранды открывался чудесный вид на окрестности. За оградой гостиницы бархатным изумрудным ковром стелилось поле для гольфа. Дальше, где-то в километре от нас, солнечные блики прыгали по волнистой глади широко раскинувшегося озера, подпираемого с другой стороны мохнатыми зелёными горами. Вот какие пейзажи надо на марках печатать.
Я спросил Владимыча про распорядок жизни.
— Пока отдыхаем. Иранец говорит, что груз попутный копится, в Эмираты. Чай, кажется.. Отдыхаем.
Подошел Ахмед, подтвердил слова капитана. Потом заявил:
— Есть маза днём совершить автобусную прогулку по городу и окрестностям, с заездом на озеро. В целях взаимопонимания, так сказать..
Народ, положительно отреагировав на заявление, продолжил трапезу. На завтрак был приличный шведский стол с сосисками, яичницей и беконом. Масса фруктов, слава богу, знакомых. Соками — хоть упейся. Прекрасный кофе, ароматный чай, выпечка — ну просто нет слов!
Ахмед на мое восторженное удивление заметил:
— Это межгосударственный контракт, всё на контроле у высших лиц. Отель — лучший из лучших, президентский. Он сам тут частенько бывает.
— Покушать заходит?
— Не паясничай..
Из динамиков лилась негромкая заунывная песня на чужом языке: «Ули-и-ша..», «тиги-тиги-там..».
Сбор был назначен у входа в гостиницу. Мы с техсоставом вышли на улицу. Я глянул под ноги — а тени-то и нет! Вроде не жарко, но это обманчиво. Запросто солнечный удар схватишь. Надо какую-нибудь панамку купить.
Мы попытались спрятаться от солнцепёка под высокой пальмой. Тут же вышел малиновый охранник и стал активно делать нам непонятные знаки.
— Чего он? — возмутился Веня. — Запрещено, что ли?
Охранник показал на верхушку пальмы. Там под ажурными листьями угрожающе набухали плоды папайи. Килограммов на пятнадцать каждый.. Пришлось экстренно ретироваться.
Подошёл автобус, тот же самый, что вёз нас сюда. Пазик пазиком — вонючий, брыкливый, кондишен отсутствует. Распахнули окна, расслабились, закурили, поехали. Минут через пять Глыба огляделся:
— А чё это мы одни? Ни арабов, ни негров?
В самом деле, кроме экипажа в салоне наличествовал лишь шофер в драной рубахе, совсем юный парень. Ни на какие вопросы он не реагировал, а только лихо крутил баранку, выпучив глаза.
— Ладно, покатаемся без экскурсовода..
За окном текла неспешная африканская жизнь. Снует ребятня, гоняя стальными крючками ободы от велосипедных колёс. Из дверей лавок выходят негритянки с корзинами, и тут же кладут их себе на голову, так сподручней. О чём-то спорят на перекрёстке небритые мужики. Растрепанные курицы перебегают дорогу. Автомобилей практически нет. Дома невысокие, одно и двухэтажные. Непривычно видеть пологие, неряшливо покрытые кусками резины крыши без знакомых печных труб.
Потом свернули из города, выехали на длинную прямую дорогу. Вдоль укатанной колеи начались плантации бананов. Всегда считал, что они растут на пальмах, — нет, низенькие деревца, под ветками которых прячутся тугие желто-зелёные связки плодов.
Затормозили, пропуская стадо тощих коров с длинными, острыми, вполне хищными рогами. Я подсуетился и сделал пару фотографий. Когда ещё такое встретишь..
Повернули. Что-то знакомое.. Да это аэропорт!
Шофер остановил автобус возле центрального входа и с чувством исполненного долга открыл дверь и вышел в салон.
— Это ты куда нас привёз, уголёк? — громко возмутился Глыба. — Вези к озеру!
Лицо шофера исказила гримаса ужаса. Ай-яй-яй, белый человек недоволен! Сейчас начнет палкой бить и кнутом стегать! Ай-яй-яй!
Одёрнув рубаху, негритёнок кинулся на свое сиденье и, визжа колёсами, погнал автобус обратной дорогой.
Снова плантации, коровы, курицы. Замелькали дома. А вот и гостиница!
— Нет, ну вы видели такого придурка! — Глыба буквально кипел. — К озеру вези нас, сусанин, к озеру!
От страха шофер дрожал, как в лихорадке. Вот-вот обделается.
— Спокойней надо, — сказал капитан и обратился к парню: — Танганьика. Ферштеен?
Парень замотал головой сначала отрицательно, потом утвердительно. Закрыл двери и дал газу.
В этот раз он катал нас по улицам уже дольше. Глыба не унимался:
— Это он не город нам показывает, а нас городу. Как же, целый автобус белых людей!
В конце концов шофер свернул на, очевидно, единственную знакомую ему дорогу из города. Где-то я этих коров уже видел..
Экипаж бился в конвульсиях от хохота. Глыба давно махнул на всё рукой и, отчаявшись узреть заветное озеро, мрачно курил в окно.
У ворот аэропорта нас встретил офицер в элегантно сдвинутом набок берете. Другой, не вчерашний. Поздоровался по английски. Мы коротко обрисовали ему ситуацию. Офицер, насмеявшись, сел на переднее кресло и что-то резкое сказал смертельно напуганному шоферу. Тот облегченно вздохнул и сел за баранку.
Полчаса спустя мы подъезжали к озеру Танганьика.
Вышли на пологий травянистый берег. Точно в подмосковье к речке спустились.. Мутная вода плещется у самых ног. Вдалеке за озером виднеются горы, плотно укрытые зелёным одеялом джунглей.
— Это всё Бурунди? — спросил я офицера, указывая в сторону гор.
— Нет, Заир. Собственно, мы сейчас тоже находимся на территории Заира. Тут вид красивее..
Бархатную тишину нарушили разрозненные крики. Метрах в двухстах справа от нас берег наполнился оравой шумящих негров. У каждого в руке была здоровенная палка. Как-то нехорошо на душе стало..
— Это что за хунвейбины?
— Новобранцы, — отвечал офицер. — Идёт война с партизанами. Тренируются. Автоматы им пока не выдают.
Новобранцы, заметив чужаков, с громкими воплями устремились в нашу сторону.
— А-а! — ужаснулся Веня. — Чего они? — и побежал к автобусу.
Я мужественно собрал в кулак волю и остался на месте. От судьбы не уйдешь..
Офицер смело выдвинулся навстречу горячей толпе. Его мундир и уверенные жесты остановили негров. Увидев представителя власти, они мигом присмирели и, огорчённые, побрели обратно, напоследок помахав в нашу сторону палками.
Правильно им автоматы не выдают.
Экипаж вернулся на берег и начал интенсивно фотографировать друг друга. Муратов нацелил объектив камеры на штурмана Быкова, который, задрав шорты, забрался в озеро и раскинул руки, выкрикивая:
— Здравствуй, Африка! Привет из России!
Стоявший рядом офицер восхищенно зашептал:
— Какой смелый белый человек, какой смелый!
— А в чём дело?
— Да тут крокодилов немеряно! И бегемоты шалят..
Я перевёл его слова Быкову. Тот пулей вылетел из воды. Остальные тоже на всякий случай попятились.
Фотосессия закончилась, время подходило к обеду. Автобус закрыл двери и повёз нас в гостиницу.
На прощание Глыба ласково потрепал шофера по кудрявой голове:
— Карту изучай, уголёк, карту..
После сытного обеда, вершиной которого явился блестяще приготовленный невидимым поваром луковый суп с гренками, мы взяли реванш у беспокойной ночи и часок подремали. Затем, отдохнувшие и полные сил, отправились купаться в бассейн.
Там веселился народ. Кроме наших пилотов, лениво посасовавших мартини со льдом под навесом бара, в воде плескались десятка два негров разного возраста и пола. Мы с Колей макнулись разочек, сплавали туда-обратно. Бассейн оказался неглубокий, нырять было небезопасно. Ладно, хоть такой есть.
Удручающе малое количество лежаков, и без того занятых аборигенами, заставило нас присоединиться к группе ютившихся под навесом товарищей во главе с Глыбой. Тот по привычке разглагольствовал на тему местных нравов:
— Президентский отель, а всякая шушера купаться приходит. У нас бы и близко таких не подпустили. Охранники, блин.. За что зарплату получают?
Потом объектом его ворчания стал мускулистый верзила цвета горького шоколада, мирно дремавший на лежаке в двух шагах от нас.
— Как в анекдоте — негр загорает! И так светлого пятнышка не найти — а вот нашел место под солнышком и греется. Раскалился весь, хоть яичницу на нём жарь. А белому человеку приходится в тени сохнуть..
Негр повернул голову и на чистейшем русском языке произнес:
— Не ссы, через пять минут уйду. Вот разбухтелся..
Потрясенный Глыба замер с открытым ртом. Негр тем временем продолжал:
— Мы, наоборот, вас спасаем. Для людей с такой нежной кожей, как ваша, четверть часа под здешним солнцем смерти подобно. Сгорите ведь как спички..
Глыба, сглотнув, выдохнул:
— Ты откуда такой взялся?
— От верблюда.. В Москве я учился, на кинорежиссёра. Ещё при Советском Союзе. Теперь на телестудии работаю, заместителем директора.
Негр встал с лежака, одел рубашку и брюки, нацепил носки, что, по местным понятиям, свидетельствовало о его принадлежности к элитным слоям общества. Наряд абсолютного большинства встреченных здесь мною жителей ограничивался футболкой с мятыми шортами.
— Зовут меня сложно, — представился он, — а по русски Ваней кличут.
Разговорились. Ваня рассказал об особенностях бурундийской жизни. Без малейшего акцента, но иногда слова путал, не особо заботясь об их значении:
— Тяжело стало. Диктатор этот надоел, как редька. Ведь сначала крикнули, понимаешь, за нашего президента, из племени хуту. Но пришел громила тутси с солдатами и свернул. Командовал полгода, попросил выборы. Думал, что победит. А мы опять за нашего крикнули. Тогда этот тутси затрясся, привез танк к дому президента и со всей семьей его к богам позвал. В конце конца мы и туристов потеряли, и соседи эмбарго сказали. Вы же чуете, нищета кругом. Ничего, придет минута, загасим мы этих тутси..
— Язык, смотрю, не забыл.
— Так мы регулярно с вашими беседуем. По воскресеньям в посольстве русском куролесим. В волейбол играем, шашлык варим. У нас многие в Союзе учиться ходили, на врачей, живодеров, механиков. Опять же с женщинами русскими беседуем.
— Где вы их тут нашли?!
— А замуж, дурочки, повышли за наших, которые у вас учиться ходили. В основном, с периферии — ростовчанки, волгоградки, пермячки. Давно уже живут, приелись. Кстати, тут рукой подать аптека есть, возле рынка, там одна из ваших работает. Прошу посетить, таблетки купите от малярии. Ещё никто не сдох?
— Типун тебе на язык..
— На всякий случай купите фанзидар, крепкое лекарство. Мы-то люди умеющие, а для белого человека может и совсем плохо обернуться. Заодно на рынок зайдите, там алкоголики дешёвые. Ещё не мешает сунуться в магазинчик возле чайно-кофейной фабрики. Товар отборный, вкус — во рту тает..
Ваня выкатил стоявший за баром велосипед, проворно на него запрыгнул:
— Если надо деньги поменять, то всегда к вашим услугам. Дам по знакомству любимый курс. Я здесь каждый день после обеда моюсь. Адьё..
Он неспешно покатил к выходу. Посланник исчезнувшей шесть лет назад страны..
Мы принялись живо обсуждать полученную информацию.
— Так, сегодня же идем на рынок, — сказал Жора. — А то в баре цены кусаются. Опять же, приездную отпраздновать как следует.
— Если пойдете, — обратился ко мне капитан, — заскочи в аптеку и купи на весь экипаж этого, как его, — фанзидара. Вот тебе двадцатка, думаю, хватит.
Уточнив маршрут у Ахмеда, мы с техниками двинулись в сторону рынка. Идти оказалось недалеко, мимо завода безалкогольных напитков вдоль по улице, потом налево метров двести. Аптека располагалась на первом этаже здания прямо напротив рынка. В помещении было полно громко шумевших негров. Мы с трудом пробились к прилавку, за которым стояла пышная увядающая блондинка с голубыми глазами, лет сорока на вид. Увидев нас, она широко улыбнулась и, отшив очередного покупателя короткой французской фразой, позвала:
— Давайте, проходите сюда!
Мы удивились:
— Как ты нас признала? Может, мы европейцы какие?
— Местных я всех знаю, а новые откуда возмутся? Притом, русских за версту видно. — Она персонально обратилась к молчаливому Володе: — Ну, какими судьбами здесь? Авиаторы, небось?
Володя засмущался:
— Вроде того..
— До вас тут хохлы прилетали, тоже русские. Дорогие вы мои..
Она продолжала любоваться Володей, так что он даже отвел взгляд.
— Что покупать будем, ребята?
— Говорят, от малярии фанзидар у вас продаётся. На двадцатку дадите?
— Долларов? Конечно, дам. Много получится.
Она пошуровала под прилавком, потом кликнула помощницу негритянку. Та принесла со склада кучу упаковок.
— Принимать как, знаете? Если вдруг начнёт колбасить и температура резко повысится — сразу три таблетки. Должно пройти. Не пройдёт — ещё три таблетки, но это только в крайнем случае и самое маленькое дня через три. Очень они ядовитые.. А вообще, советую тоник пить литрами, в нем хинин. И спиртное употреблять не забывайте, от желудка и червей всяких.
— За это можешь быть спокойна, не забудем. Сейчас на рынок пойдем. Что там продают?
— Джин местный. Хороший, забористый. И дешевый. Виски — дрянь, самогон.
— Ну спасибо. Как зовут-то тебя?
— Алла, — она кокетливо повела плечами и снова бросила интересный взгляд на Володю.
— Ну, мы ещё забежим..
Оказавшись на улице, Жора набросился на Володю:
— Что же ты, такая женщина с тебя глаз не сводит, а ты ей ноль внимания! Она, понимаешь, устала от негритянского колорита, соскучилась по русскому твердому плечу, жаждет общения, ласки с нежностью. А тебе наплевать..
Володя молчал и только улыбался. За него отвечал Веня:
— Ага, начнешь с ней шашни крутить, а наутро в гостиницу муж с отравленным копьем прискачет, да товарищей приведет из племени. И выпустят из нас кишки, в целях ритуала. Этого хочешь?
— Ну хотя бы заговорил с ней, пошутил, улыбнулся. Комплимент какой сказал.
— Комплимент можно, — согласился Веня, — легкий, ни на что не намекающий. Всё равно страшно..
Рынок представлял собой громадный ангар, исполосованный строгими рядами прилавков. И чего тут только не найдешь! Горой навалены ананасы с бананами, на горе сидит продавец и лузгает семечки; домашняя птица бьется в клетках, пухлый негр отдает сдачу покупателю и, вытащив из клетки петуха, небрежным движением скручивает тому орущую голову; на промтоварных прилавках развешены джинсы, шорты, майки и прочая одежда самых престижных фирм мира по три копейки; из потрепанных японских магнитофонов гремит музыка. А вот расчёски — кому расчёски! Гвалт стоит неимоверный.
Наконец обнаружился прилавок со спиртным. Мы сразу нацелились на пузатые ёмкости с джином.
— Берёте? — спросил бойкий продавец. — Скоро кончится, осталось три бутылки.
Мы задумались. Два литра на пятерых..
— Не узковато ли? — засомневался Жора. — Может, Зверев с Шиловым заглянут. Шилов, правда, непьющий.. Наверняка кто-нибудь заглянет.
— И будем мы всех задарма поить? — нахмурившись, возразил Веня.
— Сегодня мы их, завтра они нас. Должна же быть товарищеская взаимовыручка. Так, уголёк, — Жора обратился к продавцу, — а найди-ка нам ещё пару пузырей.
— Ух ты! — обрадовался негр и скользнул вглубь рынка. Через пару минут он явился, держа в каждой руке по бутылке.
— Вот молодца! В пакет их, только попрочнее выбери..
К джину на закуску взяли ящик тоника.
На выходе из рынка Веня вспомнил, что Зверев просил его купить такую же вонючку, какая у нас в столовой курится.
— А то, говорит, ещё пару таких ночей, и он сам в комара превратится..
В холле гостиницы встретился капитан. Я хотел было отдать ему лекарства, но он замахал руками:
— Брось в сумку, пусть у тебя хранятся.
Вечером опять было не протолкнуться от чернокожих девчонок. На мой взгляд, их стало несколько больше.
Коля подтвердил:
— Гляди-ка, даже две беременные пришли.
Приездную решили отпраздновать после ужина в том же номере у Жоры с Володей. Открыли бутылку, налили по первой. Веня принюхался к стакану:
— Ну и вонь..
— Не вонь, — уточнил Жора, — а аромат. Настоящая африканская ёлка. Ну, за удачную командировку, будем..
Вышли на балкон подышать свежим воздухом. Солнце стремительно заходило, и в его багровых отсветах хорошо были видны стаи крупных птиц, летавших над полем для гольфа. На склонах гор с противоположной стороны озера слабо мерцали огоньки туристских костров. По темнеющему небу растянулись, будто ножевые раны, длинные розовые облака..
Этим чудесным видом можно было бы любоваться бесконечно, если бы не проклятое комарьё..
Закрыв окно, мы продолжили наш маленький праздник. Лились простодушные разговоры — о бабах, самолетах, разных странах, где кто побывал. Большей частью молчавший Володя временами пытался свернуть беседу на рыболовные рельсы, но, к счастью, не был поддержан, иначе бы мы утонули в поплавках и мормышках.
Перешли на политику.
— Видишь, — говорил Коля, — как у них все похоже происходит? Не понравился человек — танками его, танками. И попробуй покритикуй..
— Для критики бесстрашные коммунисты нужны, — возразил Жора. — Только где их тут взять? Разве что сколотить ячейку из бывших наших студентов. Они ж в СССР учились, Маркса с Лениным читали.
Я усомнился:
— Думаю, чтение работ Ленина, не говоря уж о Марксе, должно вызвать у любого африканца чувство тревожного недоумения. Кто такой Каутский? Чем плох эмпириокритицизм? Почему власть должна принадлежать не умным и сильным, а рабочим, которые трудятся на плохонькой фабрике по производству вонючего джина? Единственное знакомое слово во всей коммунистической идеологии — вождь. Да и тут — контексты разные..
Веня махнул рукой:
— Заколебали.. Давайте-ка лучше выпьем, — он торжественно встал, — за нашего дорогого президента Бориса Никалаича Ельцина, благодаря неустанным усилиям которого мы почти задарма летаем по африканским помойкам, гендиректор ульяновского завода имеет дом в Англии, а моя тётка на свою пенсию может купить только хлеб с молоком.
— И бой..
— И яичный бой, точно.. Ура!
Когда в ход пошла третья бутылка, Коля затянул песню про коня и мороз. Мы хором присоединились. На звук подтянулся Зверев, опрокинул пару стопок, поморщился и поспешил обратно в номер, оправдываясь:
— Надо курилку антикомариную зажигать, а то не усну..
Заглянул Леонид Иваныч, покачал головой. Мы предложили ему разделить стол, но он сделал кислое лицо:
— Мараться только..
Едва он закрыл дверь, как Жора стал рассказывать, энергично жестикулируя:
— Для Леонид Иваныча ящик нужно! Помню, на заводе мне какие-то бумажки дали, чтоб я ему передал. Звоню в квартиру, захожу, отдаю бумажки. А он меня приобнял так легонько и говорит: пойдем-ка на кухню, выпьем, дескать, у меня дочка в институт поступила. А мне вроде некогда, домой тороплюсь. Только из-под его руки никому не выбраться.. На кухне, значит, стоит поллитровка, в ней на донышке. Он достает ещё одну, закуска там, картошечка.. Потом ещё одну, и ещё.. Вечером отнёс меня домой, жена говорит, что я никакущий был, в сопли, двух слов связать не мог. А Леонид Иваныч — чуть-чуть поддатый, ну совсем незаметно. Стальной человечище!
Коля снова запел, потом умолк и посетовал:
— Эх, гитарку бы.. На семьдесят второй машине когда летали крайний раз, то специально купили в Дубае. Надо было захватить..
— Может, — неожиданно предложил Жора, — здесь где-нибудь найдем?
— А что? — оживился Коля и, качнувшись, встал. — Пошли!
Я опешил:
— Куда — пошли?! Темень кругом. Да и вообще — обалдели совсем?!
— Не беспокойся, — успокаивал меня Жора, — мы мигом. Я на рынке вроде приметил ларёк музыкальный. Тут же близко.
А и бог с ними, подумал я. Люди взрослые, я им не нянька.
Бред какой-то..
— Вдвоем пойдете? Я лично — пас.
— Почему вдвоем? А Веня?
Мясистое лицо Вени перекосилось от ужаса:
— Я, что, похож на ненормального?! Тут днем-то страшно, а вы ночью бродить собрались!
— Ничего, ничего, — Жора приподнял Веню за подмышки, — прогуляемся, развеемся.. Давай-ка, на дорожку..
Сопротивлялся тот недолго. Едва за любителями острых ощущений закрылась дверь, как Володя принялся рассказывать, как он ходит зимой на рыбалку. Да какие мормышки закидывает. Да сколько сикильдявок вылавливает за раз. Да как дочку к этому увлекательному занятию приобщил.
Вот уже и пятый пузырь на исходе. В глазах все плывет, нестерпимо хочется спать. Но нет, в мозгу бьется мысль: надо дождаться ребят.
Обратно зашел Зверев. Довольный такой:
— Всё, копец насекомым, — говорит он, наливая. — Шилов гундит, мол, дышать нечем будет. Не верит в прогресс человек.. А чего с Володей случилось?
Я оглянулся. Володя, как сидел на кровати, так и, видать, рухнул с устатка на пол за тумбочку. А я и не заметил.. И вообще, что-то мне нехорошо..
Забытье.. Голоса в комнате.. Коля тащит меня в номер, я падаю и проваливаюсь в никуда..
На завтраке жадно пьем сок. Жора с участием интересуется:
— Колбасит? — И тут же кивает: — Колбасит.. Типичная малярия! Шутка.. Не ты один такой. Ничего, сейчас сбегаем, поправимся.
— Так чего с гитарой-то? — спрашиваю. — Нашли?
— Не удалось. Вышли, блуданули сразу. Темнота ж кругом.. Насилу вернулись.
Веня добавляет:
— Счастье огромное, что вернулись! Кругом негры лысинами сверкают, скины местные. Щас, думаю, разорутся — проваливайте в свою европу, обезьяны беложопые.. Обошлось..
Зверев, с лицом, разукрашенным ещё хлеще, чем вчера, жалуется:
— Заснуть-то заснул, при помощи джина. Утром с Шиловым просыпаемся — комната в дыму, глаза слезятся, комаров видимо-невидимо! И опять от нервов расчесал..
После трапезы захотелось искупаться. Неторопливо погрузив тело в прохладную воду бассейна, я лег на спину и, энергично работая ногами, принялся нарезать круги вдоль бортиков. Стальной обруч, сдавливавший с утра голову, потихоньку отпускал, тело наливалось свежими силами, и жизнь снова начинала казаться прекрасной и удивительной. Господи, кто бы мне сказал года три назад, что я окажусь в самом центре Африки, в стране бегемотов, змей и крокодилов, буду любоваться бледнеющим в слабой дымке утреннего тумана озером, пить свежевыжатый сок маракуйи и беседовать с русским негром по имени Ваня! И ещё получать за это деньги!
Затылок упёрся в чей-то мягкий живот. Я вынырнул из благостных раздумий.
— Не докричишься до тебя, — раздался голос Коли. — Айда на погрузку.
У дверей автобуса, в котором с комфортом уже расположились техники, меня встретил Игорь с иранцами. От нашего флайт-менеджера ощутимо несло перегаром, да и мятое со вчерашнего лицо говорило о многом.
— Чай готов, — сказал он. — Семьдесят тонн. Если всё сложится, вылетаем завтра. — И с надеждой в голосе спросил: — Я вам нужен?
— Вряд ли. Лишь бы к самолету пустили.
Хорошо знакомой дорогой мы быстро домчались до аэропорта.
Тишина — аж в ушах звенит. Кроме нас — никого вокруг.
Откинули рампу, ждем. Появился негр в брюках и галстуке, видимо, старший. Путаясь в английских словах, объяснил, что груз выезжает с фабрики и вот-вот приедет.
— Знаем мы их, бездельников, — заворчал Жора, — до ночи ждать придётся.
Машины начали прибывать только ближе к обеду. К счастью, погода в Бурундии хоть и солнечная, но без испепеляющей жары и духоты. Сказываются близость озера и климат среднегорья.
Негр куда-то азартно умчался, и вскоре к нам явилась толпа грузчиков. Телосложения большей частью хлипкого, в рваных кроссовках и футболках с выцветшими рисунками. Старший их построил, прочитал лекцию по технике безопасности и дал сигнал машинам подъежать.
Показал мне накладные. По ним я понял, что груза сегодня будет только треть.
— А где остальное?
— Завтра, завтра..
Любимое слово всех грузовых супервизоров на широтах южнее Стамбула. «Тумороу!» — твердят африканец с индусом. «Маньяна» — машет рукой пузатый Санчо. Строгий араб сведёт пальцы щепоткой — «не спеши, куда торопишься». И вправду, куда? Зачем сбивать с ритма мудрую жизнь? Кого обогнать хочешь?
На глазок рассчитав объем груза и центровку, я приказал класть мешки с чаем ближе к задней рампе и поплотнее. Негры, толкаясь и охая, забегали по самолету. Моей работой оставалось лишь не сбиться в количестве мешков.
Тем временем техники занимались профилактикой оборудования. Веня, болтаясь на стремянке под двигателем, бдительно заметил, как один из грузчиков решил справить малую нужду на шасси.
— Эй, ну-ка, иди отсюда, — Веня спустился, дал негру пинка и показал рукой на кустики, топорщившиеся неподалеку у бетонной кромки. — Вон где твой туалет!
Негр как-то озадаченно посмотрел на Веню и убежал обратно в самолет.
Я пожаловался старшему. Тот покачал головой:
— Не стоит в кусты ходить. Змеи. Прошлым месяцем напарника моего кобра укусила.. Такие поминки отгрохали!
Ко мне подошел Жора:
— А как насчет обеда? С похмелюги толком не позавтракали, а теперь аппетит накатил. Какие перспективы?
Негр, услышав мой вопрос, пожал плечами:
— На этот счет никаких инструкций не было.
— Тогда, — говорю, — стопорим погрузку, садимся в автобус и едем в гостиницу. Мы вам не рабы, чтоб без довольствия вкалывать..
— Сейчас, — защебетал он, — свяжусь с вашим начальством.
Сбегав в вокзал, негр сообщил, что еду привезут из гостиницы прямо в самолет. Вопрос — когда?
Привезли часов в пять. К этому времени погрузка уже практически закончилась. Оголодавшие техники набросились на успевшие остыть котлеты. Негр, отдав мне накладные, мялся в сторонке с подкупающей скромностью. И так мне его жалко стало.. Вроде хороший человек. Наивный и доверчивый, как все африканцы. Старается, как может. Дома, небось, его ждёт вздорная жена и выводок детей. «Папа пришел!» — закричат они и повиснут на шее. Отдам-ка я ему лишнюю порцию..
А вот и автобус..
Ввиду щадящего режима работы и вследствие раздолбайства местных супервизоров, не способных обеспечить регулярный подвоз мешков с грузом, мы постановили: разбиться на две бригады и ездить на самолет по очереди, в целях экономии людских ресурсов. Таким образом, каждый второй день оказывался выходным, со всеми вытекающими из этого последствиями, включая как обожженные регулярным приемом солнечных ванн плечи, так и кризис с алкогольной продукцией на местном рынке.
Я просыпаюсь и первым делом смазываю одеколоном свежие пятна от комариных укусов. Ребятам проще, они тоник хлыщут бутылками. А у меня от него желудок сводит, приходится утолять жажду минералкой.
Выхожу на балкон. Утренняя свежесть ласкает лицо. На поле для гольфа маячит силуэт одинокого игрока. Я его знаю — это пожилой бельгиец, хозяин местного дома культуры, единственного четырехэтажного здания в городе. Он подзывает незаметного боя, выбирает клюшку. Скрупулезно, со знанием дела. Выбрал, примеривается для удара. Широкий замах — и белый шарик летит через лужайку в сторону бутафорского пруда. Бельгиец долгим взглядом оценивает расстояние до него. Потом снимает бейсболку и аккуратно вытирает лысину, вспотевшую от нагрузок.
На завтрак я беру фруктовый салат и яичницу. Ароматный крепкий чай пью не спеша, наслаждаясь вкусом. Коля, наоборот, торопливо глотает сосиску и бежит к автобусу. Сегодня его очередь томится от скуки в самолете.
Захожу в номер к Жоре. Он пересчитывает скопившиеся в углу бутылки и шутит:
— Эх, жаль, что сдавать некуда. Так, глядишь, и на девчонок накопили бы..
Захватив Володю, идем на променад. Для начала посещаем аптеку. Там сегодня работает Алла. Болтаем ни о чём.
— Кто у тебя муж-то? Небось, шишка большая?
— Так ты про мужа или про шишку?
Алла, кокетничая с Володей, просит подтащить к выходу мешки, наполненные невзрачными плодами маракуи:
— Сейчас он сам приедет припасы забрать. Вот и спросишь, какая у него шишка.
Потом заворачиваем на рынок. Оцениваем объемы поступления джина в продажу.
— Нормально, вечерком подкупим.
Прогулочным шагом идем по улице, заглядывая в лавки. Местные таращат глаза на незнакомцев. Товар на прилавках сугубо локального потребления — фасоль, консервы, ножы с гвоздями. Стены задрапированы мотками пестрых тканей.
— Заглянем к бельгийцу?
Заведение на первом этаже. Прохлада кондиционера. Бельгиец приветствует:
— Комси комса!
— Комси комса, — рассеянно откликаемся мы. — Пока роса..
Не нравится нам здесь. Во-первых, пиво дорогое. Во-вторых — слишком уж по европейски стерильно, холодно и одиноко. Хромированная стойка, высокие бокалы с тиснёным вензелем, тихая музыка. А где запах джунглей и крики гиен? В конце концов, мы же в Африке.
— Пошли к нашим..
Наши располагаются чуть далее. Под соломенным навесом раскиданы пластмассовые столики, за которыми коротают время молчаливые небритые негры. Мы садимся, аккуратно расстилаем местную газетку. Володя вытаскивает припасённую ещё с Ульяновска воблу, её у него в самолёте целый пакет. Услужливый хозяин в белом фартуке несёт бутылки с пивом и стопку картонных тарелок. Вскрываем рыбу, радуемся маслянистой икре. Сидим долго, обстоятельно, до последнего рёбрышка. Рассчитавшись, уходим.
По дороге встречаем летчиков. Они затарились кофе на фабрике. Щурясь от солнца, обсуждаем с ними перспективы на вылет.
— Кто говорил, — спрашиваю, — что четыре дня на круг? Уже неделю здесь торчим. Конца краю не видно..
— Не нервничай, — успокаивает зараженный всеобщей ленью Глыба. — Считай, что ты в отпуске на курорте.
У каждого летчика в руках объемистый пакет с кофе. У каждого — кроме Быкова.
— А ты чего порожняком?
— Не доверяю местным фасовщикам. Как-то в Александрии всем экипажем зашли в лавку. По наводке вашего техника Мухина. Мол, шикарный каркадэ почти даром отпускают. Лавка двухэтажная, внизу продают, вверху фасуют. На всех нас товара внизу не хватило, хозяин потащил наверх. А там — везде мешки пустые раскиданы, посередине гора каркадэ, сверху на ней сидит грязный египтянин и ногти на ногах стрижет. Сразу так вкусно стало..
Дошли до гостиницы. Перед обедом решаю окунуться в бассейне. Там безлюдно — самая жара. Сохну в момент. За кафельной дорожкой, стелящейся вокруг бортиков, заманчиво зеленеет мягкий газон. Вот бы пройтись по нему босиком.. Нельзя — по ваниным словам, в этой траве всякая мелкая пакость кусачая живет. Немало белых людей пострадало. А чёрным что, по барабану эта пакость? Нет, говорит, просто по черным статистика отсутствует.
После обеда — глубокий до онемения сон. Им я компенсирую беспокойную, насыщенную битвами с комарами ночную жизнь. Мы уж и вентиляцию затыкали, и администрации жаловались, и номер меняли — безрезультатно. Ждём вылета в Эмираты, там надеемся купить какой защиты..
Ещё вялый со сна, допиваю минералку и спускаюсь к бассейну. Надо денежку поменять. Ваня машет рукой из воды — сейчас, мол, вылезаю. Присоединяюсь к сидящим в открытом баре пилотам. Муратов предлагает глотнуть джина — не откажусь. Здесь это не выпивка, а лекарство. Пью без тоника, чистый, так вкуснее. Ух, ядрёный.. Заедаю ложкой кетчупа.. Мать моя, перепутал, это чили! Минут пять выдохнуть не могу.
Ваня отсчитывает фантики и делится последними новостями:
— Партизаны распоясались, тяжело стало за кордон ездить.
Он изредка мотается в соседние Заир и Танзанию по коммерческим делам. На велосипеде.
— По мелочи, — говорит, — побрякушки, слонячья кость, статуи из черного дерева. Неплохой излишек к зарплате.
Быков донимает расспросами о слетающихся на ужин ночных бабочках, не слишком ли заразные. Ваня делает кислое лицо:
— Беженки всякие, тутси. Гнать их грязным веником..
Возвращаюсь в номер, мну телом койку. Хоть бы книжка какая была..
А вот и Коля. После душа отчитывается:
— Два часа ждали одну машину, два часа другую. Вроде закончили, сто тонн. Встретил командира, он настроен вылететь завтра.
— Наконец-то!
Перед ужином сбегали на рынок за джином. По маленькой — и на веранду. Статуи черного дерева стоят у перил, ожидая приглашений. Мы их регулярно подкармливаем, несмотря на хмурые взгляды метрдотеля. Типа, понаехали чудики, по назначению не пользуются, а только казенные харчи на них тратят.
Собираемся к Жоре в номер. Приглашаем Шилова — хоть так посиди, пообщайся. Он улыбается и отрицательно качает головой. Он пьёт крепчаший кофе, чашку за чашкой, и закусывает сигаретами. Он насиделся в компаниях на сто лет вперед и теперь просто наблюдает за течением жизни, избегая в неё погружаться. Метрдотель очень уважает Шилова.
С балкона открывается изрядно опостылевший вид на окрестности. Теперь мы знаем, что далёкие костры в заирских лесах жгут не туристы, а боевые партизаны. И что стаи закатных птиц — это на самом деле не птицы вовсе, а летучие мыши мечутся в поисках свежей крови.
И вообще, завтра улетаем..