В Аравию шли с дозаправкой в Аммане, столице Иордании. После взлета всем техсоставом сели перекусить, и только Мухин, развалившись в кресле на связи с кабиной летчиков и надев наушники, оживленно листал свежие мужские журналы, купленные по дешевке на типографских развалах лондонских рынков. Время от времени он с удивлением восклицал «ух ты!» и азартно теребил нижнюю губу.
— Интересно, в этой Аравии как с магазинами? Типа, для дома для семьи? — интересовался пенсионер Трофимыч. — Как в Эмиратах?
— Вряд ли, — отвечал Стасик. — Эмираты дешевизной наших шопников приманивают, а аравийцам и так хорошо живется. К тому же строй государственный пожестче, все-таки родина ислама. Наши гаврилы с тюками им всех паломников распугают.
— Жаль, — выдохнул Витек. — Я собирался прошвырнуться. Беруши хотел купить.
— Чего? — переспросил Леня.
— Затычки в уши, чтоб не слышать ничего.
— Шурину? — хохотнул Валера.
— Не, жене. Говорит, что ночью храплю так, что соседи участковому жалуются. А шурину затычки в мозги хорошо бы найти..
— Странно, — удивлялся Валера, — а я сколько с тобой живу — ничего такого не слышал.
— Ты, во-первых, сам пузыри пускаешь громче слона, во-вторых, у меня такая особенность — поддатым не храплю.
— Так вот и выход! Скажи жене!
— Да я уже намекал.. Отругали..
Напившись чаю, сели курить на спасплоты возле люка. Гарик продолжал разговор:
— Ты сколько в Эмиратах работал? — спросил он меня.
— Почти полгода. Согласно валютной книжке — сорок два раз туда-сюда из Сочей летал. Иногда с разворотом — погрузились и обратно, иногда — с отстоем. То день, то три, то пять..
— Что полезного-то купил?
— Больше ненужного.. Все их улицы шопные на ощупь пройти смогу. Если залетим, экскурсии водить буду.
— Я в прошлый раз, — подключился Витёк, — когда в Шардже были, в этих индусских лавках совсем запутался. Прямо как Мухин в Бомбее.
— А что в Бомбее? — заинтересовался я. — Расскажите.
И народ мне поведал.
Загрузились в Индии всяким трикотажем, с восходом приехали в гостиницу. Вылет назначен через сутки на восемь утра по-местному, в шесть автобус. Значит, покемарили, завтракать спустились поздно. Серега Мухин еще до завтрака принял джинчику грамм двести для дезинфекции, поел — дай, думает, осмотрюсь на местности. Свернул на улицу, глядь — магазинчик неплохой, джинсы дешевые. Надо ребятам показать. Ребята опять спать улеглись, пока растолкал, пока сагитировал — еще грамм триста. Ладно, говорят, пошли. Серега впереди, народ сзади. Шли-шли — что-то нет магазина. Ты куда нас, говорят, ведёшь? Да вот, сейчас будет. Еще минут двадцать походили — нет магазина. Ну тебя нафиг, пошли обратно. Мухин призыва не услышал, а может из принципа уперся. В общем, исчез. Это бывает. Люди взрослые, каждый сам себе хозяин.
Поздно вечером начали беспокоиться. Серегин сожитель Женёк высказал предположение, что тот по бабам пошел. Предположение было отвергнуто по причине несомненной уродливости здешних красавиц. А если пьяный? — протрезветь должен давно. А вдруг в полицию замели? Тут народ крепко задумался. Документы он оставил в номере, денег вроде тоже почти не взял. Бомбей — город непростой, просто-таки клоака. Не дай бог с матроснёй свяжешься — убьют до смерти.
Ночью не спали. Мелкими группами исследовали окружающий район — никакого результата. Темень непроглядная, спросить не у кого. Летчикам решили не говорить до последнего, а то такой шухер начнется..
В пол-шестого техсостав сидит на чемоданах в номере у Лехи. Тот волнуется, красный как помидор. От нервов курят все не переставая. Заглянул бортрадист Иваныч:
— Готовы?
Пришлось расколоться. А что делать? Все, пропал человек, беда. Пора морги обзванивать.
Иванычу плохо с сердцем стало.
Тут открывается дверь и входит Мухин.
— Ну я даю! — улыбаясь, говорит он.
Эти слова могли стать последними в его жизни, если бы Гарик, человек редкого хладнокровия, не схватил вскочившего Леху поперек туловища и не заломил ему руки. Толпа обступила героя дня, бичуя резкими глаголами все его пороки.
Отойдя и успокоившись, разрешили обвиняемому выступить в свою защиту.
— Был там магазин, был! Куда делся — не знаю, — искренне удивлялся Серега. — И вы еще растворились. Я пошел бродить, чувствую — развозит от жары. Сел в забегаловку, взял пивка холодненького, пришел в себя. А тут темнота наступила, а я без очков в темноте плохо соображаю. Думаю, такси взять — а денег-то нет. Пошел пешком. То ли азимут перепутал, то ли улицы там кривые, в общем, вышел я к океану. Совсем тоска взяла. Ночь, фонарей нет, одни бомжи у костров греются. Я к ним, по-свойски. Хорошие ребята, только жратва у них вонючая. Так и просидел всю ночь возле костра, боялся змею встретить или паука какого.. По первому солнцу рванул в город, поймал такси и доехал. Успел, я человек ответственный. Дайте выпить что-либо.
Доказательствами правдивости мухинского рассказа служили: омерзительный запах, шедший от его одежды; липкие от грязи лицо, ноги и руки; единственный уцелевший в скитаниях сандалет. Поверили.
Тут снова открывается дверь, заходит индус в чалме и требовательно говорит, обращаясь к Сереге:
— Десять долларов давай! Русский летчик плохой, все сиденье испачкал. Пятнадцать долларов давай!
— Это что за фигура? — удивился народ.
— Таксист. Я ему задолжал.
— С чего он догадался, что ты летчик?
— Я ему всю дорогу рассказывал, что мы возим из России секретное ядерное оружие для борьбы с повстанцами из Брахмапутры. А то он ехать отказывался. Женёк, одолжи пятнарик расплатиться. И дайте наконец выпить!
В Аммане сели, подрулили, встали, открыли дверь — и оторопели. Впритык к полосе буквально в полусотне метров от самолета стоят жилые дома. У подъездов народ ходит, некоторые жильцы из любопытства вылезли на балконы и машут нам рукой.
Летчики начали спускаться вниз. Нарисовался штурман Быков:
— Я, — говорит, — обалдел, когда рулили. Как будто по улице едем на машине! Так и тянет девчонкам свистнуть!
Дозаправка идет часа два. Мы решили прогуляться по полю, размять ноги. Мимо продымил толстый перонный автобус с пассажирами, остановился. Из него потянулись люди, направляясь мимо нас к выходу с летного поля. В пестрой восточной толпе мелькнул греческий поп в черном кокошнике.
Стасик его заметил:
— Батюшка православный. Надо поздороваться.
Грек поравнялся с нами.
— Христос воскрес! — выпалил Витёк.
Поп удивленно вскинул брови, потом легким кивком нас поприветствовал и удалился.
— Опомнись, чучело! — набросился на Витька Стасик. — Христос воскресает весной, на пасху, а сейчас осень!
— Главное, что он знакомое слово уловил. И все понял. Я по гречески не секу, он по русски. Что же мне ему, «хау ду ю ду» говорить?
— Эх, одномерный ты человек. В следующий раз что-нибудь другое придумай.
— Харе Кришна!
Заправились. Пока курили по последней, старший бортрадист Иваныч наставлял красавца Муратова, второго пилота:
— Когда рулить будешь, головой не верти, баб не выслеживай! А то крылом здание разрушим..
Люблю короткие перелеты! Попить чайку, почесать языки с технарями. Газетки месячной давности помусолить, найти неразгаданный кросворд. Спать никто не ложится: во-первых, скоро посадка, во-вторых — выспались все в Англии на неделю вперед. Лица у народа румяные, бодрые, никто не ноет и не болеет. Всегда бы так..
Приземлились в самом центре Аравии, городе Хайле. Дрожащий от жары воздух теплым бархатом ласкает кожу. По бетонному полю гуляет легкий бриз, перебирая мириады песчинок. Солнце печет так, что волосы на голове дымятся. Я по давней, приобретенной за месяцы работы в эмиратах привычке снял футболку и в три приема завязал ее бурнусом на голове. Арабы в похожих на паруса халатах при взгляде на меня удовлетворенно цокают языком, типа — наш человек.
Восточный принцип погрузочно-разгрузочных работ мне знаком хорошо: никакой суеты и спешки. Разъединственный электрокар пока подхватит ящик, пока отвезет, пока обратно приедет — заснуть можно. А с десяток начальников тем временем скульптурной группой стоят в неподвижности на самом солнцепеке, негромко калякая между собой. И только ветер теребит их просторные одежды..
В гостиницу добрались вечером. Номера огромные, хоть в футбол играй. Стасик заметил:
— Видать, груз был государственного значения. И отель подобающий..
— По сравнению с Брунеем, — поспорил Мухин, — это жалкая ночлежка.
— Больше этого? — не поверил я.
— Что ты.. Мы султану местному роллс-ройс навороченый привезли. Приехали в общагу, взяли ключи, поднялись — а там.. Номер трехкоешный, но: общий холл, у каждого отдельная прихожая, отдельная спальня, отдельный санузел. Каморка для прислуги, кладовка, гладильня, кухоньки какие-то, со своими выходами. Витёк сразу потерялся, двадцать минут аукали, пока нашли. Кругом ковры, а картин нет. По ящику намазы один за другим. Роскошь роскошью, а радости мало. Здесь наверняка то же самое..
Гопа пошуровал в тумбочке, нашел Коран в золоченом переплете. Полистал, закрыл. Включил телевизор, тут же выключил. Вздохнул:
— Хорошо, что перекусили в самолете перед выездом. Завтра спросим у Палыча, долго нам здесь кантоваться. А пока — баюшки..
Не очень что-то спалось. Череда впечатлений переполнила отвыкший от деятельности мозг. Надо просто полежать с открытыми глазами, поразмышлять. Редкие минуты тишины и одиночества. Знаю, что через полчаса глаза сами собой закроются, тело станет невесомым. Душа утонет в мягком тумане воспоминаний. Робкая ассоциация вдруг свяжет звук, тень, запах сегоднящний с его эхом в прошлом. Разбудит старый сон. А в нем уже свои звуки и запахи, и уже они летят назад. И так дотянется настоящее до самого детства, до самых первых снов, где страшные бородатые дядьки в глухих белых халатах до пят перебирают четки и говорят на чужом певучем языке..
Утром в столовой я поймал Пола:
— Когда и куда?
— Аллах его знает. Надеюсь, скоро и подальше.
— Пойдешь с нами развеяться?
— От кондиционера я ни на шаг..
Прогулка по городу нагнала большую тоску. Все это видано-перевидано.. Неприступными крепостями стоят дома из белого камня, строгие задумчивые минареты золочеными полумесяцами царапают раскаленное добела небо. Пыльные улицы. Раздражающее отсутствие женщин. Жара и духота. В Эмиратах хоть наших челноков встретить можно. И магазинов полезных пруд пруди. А здесь — восточное захолустье..
Зашли в супермаркет, насладились короткой прохладой. Лёха дал команду сброситься и купить еды в самолет. Набрали овощей, хлеба, сыру. Я задал Мухину, главному по кухне, давно интересовавший меня вопрос:
— А почему мы кур не покупаем? Готовить быстро, есть вкусно. Хочешь — супчик, хочешь — пожарил.
Мухин аж пригнулся и испуганно зашептал:
— Тихо! Про кур ни слова.
— А в чем дело? — спросил я, тоже перейдя на шепот.
— Лёха их на дух не переносит. В детстве объелся. Сразу рефлекс рвотный, даже на запах.
— А-а.. Понятно.
— Это трагедия всего экипажа. Цыплята каждую ночь снятся.
Ребята набирали сигарет блоками про запас, уж больно они здесь дешёвые. Возле прилавка с мясными изделиями огорчался Стасик:
— Ни сала, ни грудинки. Колбаса бумажная. С чего они тут все такие толстые-то ходют?
У кассы Леня выложил пару упаковок с неизвестно чем зелёным. Говорит, фисташки шелушёные, любимое лакомство. И цена какая-то удивительная.
Гопа прямо на глазах ошалевшего индуса-кассира осушил две бутылки ледяного молока.
Из прохлады — обратно в пекло.
— Ну чего, по камерам?
В холле стоит капитан:
— В двадцать по Гринвичу — вылет на Барселону. Там — ждем.
— Аллах акбар!