Утром, позавтракав, двинулись на работу.
К недавней олимпиаде столица Каталонии обзавелась новеньким аэропортом, красивым и просторным. Мы хором пытались уговорить Пола выкроить нам часочек на разграбление фришопов. Спиртное заодно в холодильнике обновим, перелёт-то дальний. Палыч, все еще дувшийся на меня за вчерашнее, ломался:
— После погрузки у вас будет уйма времени! Пока накладные оформят, пока лётчики притащатся..
— И какие мы после погрузки будем? — возражал ему Стасик. — Вонючие, потные, маслом загаженые. Вот начнет нас таких оборванцев охрана пинками выгонять, а мы им айдишками перед носом потрясем и скажем, мол, английский экипаж фирмы «Хэвилифт», не имеете права! Ты этого хочешь?
Пол Палыч сдался.
Договорившись через час встретиться у выхода на летное поле, мы разбрелись по длиннющему залу, с обеих сторон обрамленному витринами лавок и кафе. Купить водки было доверено Мухину. Тот ругался на цены:
— Едренть, «Смирновка» дороже, чем в России! Ещё и курс в обменниках кислый. В следующую командировку надо сразу ящиков пять в Москве набрать, чтоб хоть на месяц хватило.
Валера истерично загоготал.
— Чё ржешь? Выделим квоту каждому, вплоть до Лёни, и чтоб из самолета не выносить, только на полёты и погрузки. График составим, калькуляцию, наукой подкрепим. Всё в наших руках..
Палыч ждал нас возле выхода на лётное поле. При этом так маялся, что сил не было на него смотреть. И этак встанет, и боком; то облокотится на косяк, то сядет на стул, то опять вскочит. Посмотрит в окно, отвернётся, проводит внимательным взглядом женщину, потом кинется глянуть в проход зала.. Курит при этом одну за одной.. Я давно понял, что все человеки разделяются на две категории. Одни переносят вынужденное одиночество спокойно, не дергаясь, с достоинством, находя в глубине души своей тайного собеседника, с которым и ведут неслышный диалог, полный мудрости и понимания. Другие, едва оказавшись наедине с собой, в ужасе шарахаются от своего двойника как от чёрта и стараются отвлечься на любые моменты окружающей действительности — лишь бы не скатиться в пустые, опасные своей глубиной размышления. Так сказать, люди прямого действия, без самокопания. В авиации таких большинство. Даже поговорка бытует — «летчик должен быть тупой и здоровый». Есть в этом какая-то запредельная мудрость..
Я подошел к Полу.
— Чего суетишься-то? Еще полчаса ждать, раньше братва не подойдет.
Пол, обретя собеседника, сразу успокоился:
— Времени жалко. Груз осмотреть надо, с бригадой испанской познакомиться.
— Груз какого характера?
— Простого. Запчасти к автомобилям, жестянка. Двери, бампера, капоты.. Но много. Сколько раз здесь грузился — вечно что-нибудь не поместится.
— Вылет когда?
— В двадцать один по-местному. Плюс-минус, конечно. Как погуляли-то вчера?
— Средне. Забавный городишко со всех сторон. Вино неплохое.
Пока мы с Полом чесали языки, подошли технари во главе с батькой Лёхой Шевьёвым. Через минуту тяжело пыхтящий автобус унес ватагу россиян на самый край бетонного пятна к успевшему соскучиться по людям за двое суток самолёту.
— Рампу в горизонт! Стелим фанеру! Валера — на кран! Сначала поднимаем электрокар! — зычные крики Шевьёва эхом разносятся по аэродрому.
Мы с Гопой работаем так: я снаружи танцую на рампе и показываю, какой именно ящик надо забрать мордастому водиле на электропогрузчике; тот поднимает его на рампу; потом другой водила, тощий и патлатый, хватает ящик уже внутри самолета и едет ставить туда, куда укажет Гопа, вкалывающий в поте лица в грузовом отсеке и лишь изредка появляющийся рядом со мной, чтобы, прикрыв глаза ладонью от южного солнца, быстро оценить обстановку и дать мне пару дельных советов, к которым я иногда прислушиваюсь, а иногда нет. Истина — в сомнении.
После пятнадцати минут работы внутренний водила был со скандалом забракован Лёхой. Просто чудо, как испанец за это короткое время никого не задавил и не разломал борта самолета. Водилы поменялись местами. Опять та же история.
— Блин, привыкли багаж по полю катать! — негодовал Царёв. — А здесь ювелир нужен!
Погоревали. Тут Пол, до того отстраненно перебиравший бумаги с фирмачами, ответственными за груз, взял ситуацию в свои руки. Поднялся в кабину, переоделся в зелёный комбинезон с цветастой эмблемой, одолжил у фирмачей упаковку пива и сел за руль погрузчика.
— Пол, — спрашиваю, — ты хоть знаешь, какие ручки нажимать?
Пол презрительно сплюнул на колесо:
— Мой сержантский стаж в королевских ВВС равен двадцати годам. Из них минимум десять я провел за рулем электрокара. Кого учить вздумал, салага?
И тут началось бесплатное кино. Мы аж рты поразевали. То, что творил англичанин на крохотном пятачке рампы, не поддается описанию. Ящики мелькали в воздухе как шары у жонглера. Испанцы подавали груз со всех сторон, Пол их хватал по два, по три за раз, умудрялся на месте развернуться, сохраняя хрупкое равновесие конструкции, и, взвизгнув резиной, ускорялся внутрь самолета. Едва Гопа с техниками успевали всё зашвартовать, как Пол летел уже с новой порцией.
Мне оставалось только поправлять фанерные листы, вылетавшие из-под колес электрокары. Зазевавшись, я наступил на край листа, не заметив, что тот свесился за рампу. Правая нога, потеряв опору, ушла вниз, небо резко опрокинулось, и я полетел с трехметровой высоты вниз головой на бетон. Даже испугаться не успел. К счастью, с твердой поверхностью я встретился кувыркаясь, и тело непроизвольно успело сгруппироваться. Пострадали правое колено (дырка на джинсах, сквозь нее кровавые ссадины) и правое же плечо (синяк с крупную сливу того же цвета).
Народу сбежалось! Даже Пол слез с кары посочувствовать. Угостил баночкой пива. Я для виду поохал, так он еще баночку презентовал. Широкой души человек!
Ближе к концу погрузки Мухин как ведущий кулинар, был отправлен наверх в задний салон готовить еду. Поразмыслив, Серега объявил, что будет нам сегодня праздник в виде борща из еще пока не сгнивших овощей, и с тушенкой из секретных запасов. Можно еще грудиночки туда покрошить. Чеснок каждый кладет по вкусу (выразительный взгляд в сторону Лехи). Да, и еще, — Стасика до вылета наверх не пускать!
Грузовая кабина постепенно заполнялась. Вот уже ящики подступили к кромке рампы, Полу разворачиваться стало труднее. Леха скомандовал строить стену из досок. Подъехали летчики, стайкой белых лебедей вспорхнули по лестнице к себе в передний салон. Пол тоже присоединился к ним — фломастер всегда квартирует у летчиков, — переоделся обратно в цивильное и пошел забирать бумаги к фирмачам. Сгрузив электрокар на землю, мы подняли рампу и не без труда защелкнули на ней замки — места-то совсем не осталось. Теперь помыться, начертить центровочный график, отдать его бортинженеру Глыбе и спрятаться в родной конуре. Желудок урчал в предвкушении обильного ужина.
Тут мне свистнул Пол. Я подошел.
— Тут вот какое дело, — загадочно начал Палыч. — Не всё мы загрузили.
— Так места же нет! Ты сам видел — в самолете палец между ящиками не просунешь, только проходы по бокам остались.
— А загрузили мы не всё, — пряча глаза, продолжал ныть Палыч с похоронным лицом. — Представитель «Фольксвагена» не доволен.
В подтверждении этому один из фирмачей яростно закивал головой.
— Пол, — говорю, — ты идиота из меня не строй. Ясен пень, что не всё. Того, что в пакгаузе осталось, еще рейсов на пять хватит. Лучше минералки пусть подвезут пару ящиков, обещали к вылету.
— Ты вновь меня не понял.
Англичанин явно темнил. Я обратился к немцу:
— Что там у вас за проблемы?
Немец махнул рукой в сторону кучи деревянных коробок.
— Вот, — говорит, — хорошо бы взять это с собой. Четыре тонны.
— Ты, камрад, тоже из тупых, — отвечаю. — Места в грузовой кабине нет и не будет. Даже в проходы наши некоторые товарищи еле пролезают. Самолет закрыт, летчики запускаются. Что мне твои ящики, к крыльям привязать?
— Дело в том, — продолжал немец, — что из всего оставшегося груза на мне висят только эти коробки. Если вы их не заберете, то придется ждать следующего рейса, или отправлять пароходом. Масса расходов и проблем. Мы будем очень признательны, если вы их разрешите сегодня.
— Короче, — Пол, не в силах больше секретничать, вклинился в разговор. — Они готовы заплатить наличными.
— Сколько? — автоматически спросил я.
— Две тысячи.
Это меняло дело. Я позвал Леху.
— Тут вот какое дело, — говорю. — Не всё мы загрузили.
— Да пошли они!
Я объяснил ситуацию. Леха в уме подсчитал, сколько выйдет на каждого.
— Две штуки на двадцать пять рыл — курам на смех, — объявил он. — Проси четыре.
Я попросил. Серая тень тоски легла на лицо немца:
— У меня столько сейчас нет, надо в банк ехать.
— Так езжай! Мы подождем, не волнуйся.
— Может, трех тысяч будет достаточно?
— За три мы только половину возьмем. Езжай, милый, не тяни резину, сам себя задерживаешь.
После отъезда немца мы втроем устроили микросовещание. В кабину, естественно, класть было некуда. Решили грузиться на переднюю рампу пешком через дверь — коробки легкие, по сорок кило, — и хорошенько зашвартоваться. По моим прикидкам, на центровку это существенно повлиять не могло, поскольку хоть кабина и была полная, но по весу там немного, тонн шестьдесят пять. К тому же, по старой привычке, мы центровку всегда стараемся чуть заднИть. Тьфу какой глагол, зато верный.
Пол деликатно осведомился, берем ли мы его в расчет и на какую сумму он может претендовать. Леха объяснил расклад. Пол удивился:
— А при чем тут летчики?!
— Действительно, причем? — согласился с ним Леха.
— Я тоже этого не понимаю, — поддержал я.
Так и порешили. Полу выпала обязанность обеспечивать внешнее прикрытие операции. Я дожидаюсь немца и решаю финансовые вопросы. Леха собрал зевавших техников и тезисно, в двух словах, разъяснил задачу: погрузить остатки груза — мухой! — и что им за это будет. Окрыленные скорым гешефтом, технари замелькали по трапу с коробками в руках. Из верхнего люка сквозь поднятую лестницу высунулось недоумевающая голова штурмана Быков:
— Чё это вы? Стояли-стояли, курили-курили, а теперь носитесь как подорванные?
На него не обращали внимания.
Гопа, получив информацию, напрягся:
— Нехорошо без командира. Вдруг узнает?
— А ты много, — отвечаю, — знаешь про них? И как он узнает? И потом — погрузка есть наше с тобой и Лехой как старшего инженера самолета личное дело. Перегруза нет. Центровка в норме. На рампу грузить разрешается до восьми тонн. Фломастер доволен. Больше это никого не касается.
— Уговорил. Деньги лишними не бывают. Пойду график рихтовать.
Только мы закончили, как подрулил немец. Я подсел к нему в машину. Немец начал слюнявить деньги. Отсчитал три с лишним штуки — смотрю, другие бумажки пошли, без рожи президента.
— Это что за фокусы?!
— Увы, — заныл немец, — банк уже закрылся. Занял у испанцев ихних песо.
— И чего нам с ними делать?
— Тратить!
— Мы валюту не тратим, мы ее зарабатывем и везем домой. А дома этими бумажками только в фантики играть.
— Да боже мой! Ты ж в Аргентину летишь, а там поменять без проблем.
— Точно?
— Мамой клянусь!
— Ну, гляди, комрад. Мы еще здесь появимся..
Делить прибыль решили после взлета. На каждого выходило по триста баксов с копейкой. Испанские фантики Леха принимать категорически отказался, поэтому пришлось их брать нам с Гопой и Полом. Англичанин по этому поводу перебрался в заднюю кабину на один перелет. Пока самолет выруливал со стоянки, мы накрывали праздничный стол. Не каждый день такая халтурка выпадает! Вынули из холодильника купленные впрок закуски, протерли запотевшие бутылки с водкой. Кашевар Мухин с необычайной любезностью наполнял протянутые миски густым ароматным борщом.
Только самолет оторвал шасси от бетонной полосы — мы налили стаканы, по-сталински, до краев. Леха произнес торжественный тост:
— Чтоб так всегда грузилось! Ура!
Пол на удивление достойно махнул вместе с нами стакан до дна, крякнул, закусил маринованным огурцом и принялся за борщ. Я его остановил:
— После первой не едят, только после второй.
И снова налили и выпили. Расслабившийся народ застучал ложками по тарелкам. Поев и откинувшись на спинки кресел, затянули песню. Палыч, изрядно к тому времени захмелевший, улыбался и подпевал. Потом отошел к спасплотам курить. Я сел рядом.
— Как настроение? — спрашиваю.
— Очень, очень хорошо! — Пол с видимым наслаждением затянулся сигаретой. — Только я больше пить не буду. Нам через шесть часов в Сале садиться на отдых. Паспорта, визы — все на мне. Голова должна быть свежей.
Сал — главная пересадочная база на пути в Южную Америку. Кусок базальта посреди океана. Несколько таких островов образуют целое государство под названием Кабо-Верде. Останавливаются для дозаправки и отдыха там все без исключения. У «Аэрофлота» даже собственная гостиница для эстафетных экипажей имеется.
— Что у нас на Сале интересного, Пол?
Англичанин крепко задумался, потом ответил:
— Ничего. Абсолютно. Есть пляж, но там акул немеряно. Только ноги помыть, и то с оглядкой. А у вас в России море есть? — неожиданно спросил он.
Я поразился:
— Палыч, ты что, карту географическую никогда в жизни не видел? Тоже мне, военный..
— Ты меня с офицерами и генералами не путай. Я служил сержантом. А сержант — это костяк армии. Карты знать не обязан. Если куда надо — привезут.
— Так вот, — продолжал я, — докладываю: море в России есть. И не одно, с десяток. И два океана впридачу. Темнота.. Колись, что еще про Россию знаешь?
— Да ну тебя, — Пол обиделся. — Ты уж меня совсем за лабуха держишь. Перестройка, Корбачеф, демократия. Президент у вас передовой, недавно переизбрали, веселый такой. На китайца похож. Забыл, как там его.. Ольсен?
— Ельцин.
— Тем более. Еще ребята с «Волга-Днепра» про свой город рассказывали, где «Русланы» делают и который в честь последнего царя назван — Ульяновск.
— Пол, умоляю, больше про Россию ни слова. Кури молча.
Тем временем народ, разгорячившись, все активнее продолжал праздновать удачу. Общественная закуска быстро кончалась, и пришлось вынимать собственные припасы — кто нарезку колбасную, кто консервы. Даже запорожца, как он не прятался, раскрутили на шмот сала. Леня, до того тихо сидевший в уголке, поддался общему ажиотажу и, сбегав в спальню, широким жестом кинул на стол пакет с фисташками, купленный в Аравии.
— Леня, я люблю тебя! — крикнул Валера и отправил полную горсть орехов в рот. Через мгновение лицо его перекосилось, и он разом выплюнул все в тарелку. Потом тяжелым, недобрым взглядом посмотрел на Лёню и медленно произнес:
— Это не орехи. Это сушеный горох! — и полез пальцем проверять зубы.
— А я думаю, — веселился Леня, — чего они такие дешевые, прямо даром! Хорошо, что сам не ел.
— Ошибаешься. Сейчас ты аккуратно, как следует прожевывая, съешь весь пакет у меня на глазах до последней горошины.
— Ну уж дудки! Сам виноват. И вообще пора отдохнуть.
С этими словами Леня быстро растворился в полумраке спальни. Валера тяжело вздохнул, налил себе водки в стакан:
— Кто выпьет за мое здоровье?
Я повернулся к Полу:
— Давай поддержим товарища.
— Это последняя, — вяло застонал англичанин, — больше ни-ни.
А потом еще по одной, и еще, и борщом закусили. Поскольку в спальне все койки были заняты, я постелил Палычу в столовой на креслах, откинув подлокотники. Гопа презентовал одеяло, я подушку. Пол поблагодарил, улегся и мгновенно захрапел. Довольный праздником народ, зевая, потянулся в спальню. А у меня, как назло, очередь сидеть на связи с передней кабиной выпала. Ну ничего, выбрал журнальчик покудрявее, нацепил наушники, придвинул табуретку под ноги — замечательно! Летчики болтовней не донимают, летим над океаном. Под редкий шепот штурмана, тонущий в мерном гуле двигателей, я поклевал минут десять головой над журнальчиком и незаметно уснул..