В который раз убеждаюсь — чем крохотней страна, тем шире надувают щеки местные чиновники. Уж казалось бы, зачем государству, расположившемуся на нескольких камнях площадью меньше Москвы, требовать от въезжающих расписку в том, что они ни под каким соусом не намерены здесь оставаться дольше, чем указано в их визе? При том, что виза оформляется прямо на таможне. А к ней еще тьма всяких путаных бумаг, вплоть до списка ввозимых напитков. Кому взбредет в голову покинуть по своей воле цивилизацию ради сомнительной возможности провести остаток жизни голым дикарем на этом куске базальта, где даже пальмы толком не растут, так, саксаулы какие-то? Где пресная вода на вес золота? Где акулы на мелководье с утра занимают очередь, чтобы тобой позавтракать?
— Позавчера, — рассказывал мне шофер гостиничной «Тойоты», несколько часов томительно ждавший нас на выходе из таможни, — пять французов с аквалангами ныряли с причала. Вынырнуло четыре. Волной на берег выкинуло кусок шланга и откусаную ступню.. Самое жёсткая часть человека, — задумчиво добавил он через секунду.
Я рассеянно соглашался с шофером, поскольку мое внимание отвлекалось на разговор на заднем сиденьи. Расположившийся там Пол, намертво стиснутый с боков Валерой и Стасиком, был вынужден слушать их нарекания и жалобы. Дело в том, что наши техники, не раз бывавшие на Сале, рассчитывали заселиться совсем в другом отеле, чем тот, куда мы держали путь.
— Бессмысленно и непрактично ехать в обычную туристическую гостиницу, — убеждал Пола Стасик, — тем более с одноразовым питанием, когда в двух шагах от неё стоит прекрасный отель, специально предназначенный для отдыха летных экипажей. Сколько рейсов там сидели!
— Пол, — твердил Валера, — в последний раз прошу, поехали в «Аэрофлот». Условия царские! Портье — наш. Бармен вообще лучший друг. Биллиард нормальный, русский. Кормят на убой, три раза: брэкфаст, обед и ужин. — Для убедительности Валера совал три развернутых короной пухлых пальца прямо под нос англичанину. — Соображай!
Палыч, из всей фразы понимавший только название гостиницы, в который раз отрицательно мотал головой:
— Нет! Лондон запрещает.
Валера разочарованно всплескивал руками, но через минуту опять принимался за своё.
Причиной упрямства англичан был инцидент из последней командировки наших за океан. Вечером по прилету в Сал праздновался чей-то день рождения. Праздновался активно, поскольку стоянка была запланирована на двое суток. Сначала люди гудели в номерах, потом перетекли в бар. Шоколадный негр-бармен едва успевал смешивать коктейли. Кто-то принес гитару, зазвучали песни. Заглянувший на шум командир дал совет переместиться к берегу океана, чтобы меньше пугать окружающих. Слово командира — закон. Но попев полчасика в тропической темноте, братва решила, что это мелко — развлекать мелодиями российской эстрады томящихся от голода акул. Подышав морским бризом, вернулись в отель и продолжили с новой силой. Бармен высказал робкое пожелание, чтобы поменьше курили, а то кондиционер не справляется. Подошли с поздравлениями отоспавшиеся после рейса летчики. Туристы и прочие посторонние, видя такое развитие событий, быстренько разошлись по номерам. Здание гостиницы, будто сказочная избушка, пустилась в пляс. От мощного хора в двадцать глоток тряслись стены. В три часа ночи негру стало плохо. В пять бар опустел.
А через неделю в адрес конторы пришло официальное письмо, где отмечалось, что такого-то числа самолет авиакомпании «Аэрофлот» совершил грубую посадку в аэропорту Буэнос-Айреса. И что основной причиной этого происшествия является усталость экипажа вследствие жуткого недосыпа перед рейсом, ответственность за который (недосып) полностью возлагается на летно-технический состав нашего самолета, своим безобразным поведением сорвавший отдых аэрофлотовских пилотов.
В авиации такие письма называют «вонючками». И очень не любят тех, кто их рассылает. Одно дело, когда ты действительно нарушил принятые в авиации правила, писаные или неписаные, скажем, подрезав другой борт при заходе на посадку или еще что-то. Но совсем другое дело, когда облажавшиеся недотепы сваливают свои грехи на невиновных. Ведь здесь даже формально разговаривать было не о чем. Надо же, не выспались.. Знаю я, как они не высыпаются.. Если ты летчик — будь готов ко всяким невзгодам. Ведь не в оффисе на стуле за компьютером сидишь. Мало ли чего в рейсе случается. Мы вон, бывало, сутками на ногах..
В общем, со стороны это письмо выглядело забавной шуткой, но реагировать надо, никуда не денешься. Слава богу, все ограничилось устной беседой с командиром. И телексом в адрес англичан с просьбой больше никогда не селить наших авиаторов в этой гостинице.
Так что упрекать Валера со Стасиком могли только себя.
Отель оказался типичным продуктом туристической индустрии. Одноэтажный, с плоской крышей, стилизованной пальмовыми листьями. По широченной веранде разбросаны биллиардные столы. В углу — непонятные фрукты на подносах. Престарелые немцы и голландцы чинно гуляют под ручку с супругами, радуясь вечерней прохладе. Тишина, даже птицы не поют по причине своего полного отсутствия. Природа никакая, лунный пейзаж. До воды — метров пятьсот, видимо, из-за большого прилива. Небо, на западе еще подкрашенное вечерней зарей, к востоку уже темнеет; набухает бледной каплей месяц, и шершавые звезды спешат выглянуть из бездонного космоса. Выпуклый горизонт утыкан мачтами утлых баркасов, с которых местные хэмингуэи ловят тунца.
— Блин, даже бассейна нет, — сердился Мухин. — Пол, ты куда нас привез?
Англичанин, занятый распределением ключей от номеров, только махал рукой.
Летчики сразу разбежались по койкам отдыхать после рейса. Мы же, подумав, решили сначала слегка отужинать, подышать морским воздухом, а уже потом ночевать.
— Надо в местный ресторанчик рыбный заглянуть, деликатесов попробовать, — предложил Валера, — готовят так, что пальчики оближешь. И дешевле, чем здесь в баре.
Наскоро приняв душ и переодевшись в тропическое, мы отправились ужинать. Компания набралась неплохая: я с Гопой, Валера, Витек, Серега Мухин с сожителем Женьком. Конечно, Стасик, без него какой ужин.. Остальные в комнатах скребли консервы.
Долго брели вдоль берега, пока не наткнулись на мостки, ведшие к заведению на сваях метрах в ста от берега.
— Сюда, что ли?
Валера пристально вгляделся:
— Слишком пафосно, вон сколько туристов. Официанты наглаженые, кухня европейская.. Никакой экзотики. Поищем что попроще.
Пошли дальше. Показалась бедная деревенька в пять домов. Из трубы крайнего валил дым.
— Приехали.
Внутри харчевня имела самый жалкий вид. Несколько кривых столиков вдавлены в земляной пол. За одним из них пара несвежих рыбаков поправляет здоровье после работы. Кухня огорожена ситцевой занавеской на леске, из-за которой по всему помещению плывет жуткий запах пережареной рыбы.
— Ну как, годится? — спросил Валера.
— То, что искали. — Мухин с отвращением принюхался. — Проще некуда.
Сдвинув столики, мы расселись. Подошел хозяин, он же повар, высокий коричневый старик с седой бородой, подпоясаный рваным замасляным фартуком. Я как мог, подкрепляя слова энергичными жестами, заказал пива и рыбы. Собственно, больше тут ничего и не подавали. Старик кивнул, принес пива в бутылках и скрылся за занавеской.
— Минуть пятнадцать ждать, пока рыба сготовится, — предупредил Валера. — Ты про гарнир-то ему сказал?
— Не забыл. Только боюсь, как бы нам фестал не понадобился. Антисанитария полная.
— Ничего, — успокаивал Стасик, — и не такое ели. Я вот думаю, на что неучтенную прибыль барселонскую потратить. Что-либо полезное купить или прохохотать?
— Полезное, — отвечал Женек, — и так купить можно. Заначку надо копить. Глядишь, и сгодится.
— Мы в Аргентине посидим, а потом как пить дать в Бразилию за сигаретами пошлют. Там еще посидим. Можно развязаться в полный рост.
— Да, впереди много дел..
— Все-таки деньги — большое зло, — вздохнул Стасик. — Отсутствуют — нервы, присутствуют — заботы. Когда-то, на заре цивилизации, они служили мерилом труда. Сбил табуретку, продал, положил деньги в карман. Потом купил штаны или, положим, топор. Не делаешь ни хрена — сиди без штанов и топора. А сейчас? Это ж сколько людей воздухом торгуют! Спросишь, мол, чем на жизнь зарабатывешь, отвечают — маркетинг, дистрибьютерство, менеджмент. Слов навыдумывали, чтобы суть жульничества скрыть. А профессия, спрашиваю, твоя какая? Что ты руками или мозгами даешь обществу? Молчат и морщатся..
Я подключился к разговору:
— Профессии разные бывают. Я, к примеру, математик. И на общество влияю весьма опосредованно.
— Математик — не профессия, — отвечал Стасик. — Скорее, тип организации мыслительных процессов. Как филолог или астроном. Профессия — слесарь, летчик, зоотехник. Отработал свое — и гуляй. Мы с тобой как дипломированные специалисты по сложным системам, стоим во главе технологической цепочки, апофеозом которой, как ни крути, является конечный продукт, его качество и эффективность. И, будучи истоком технической мысли, мы по идее должны купаться в золоте. А что в действительности? Тратим здоровье ради копеек..
Молча допили пиво. Услужливый хозяин тут же принес новое.
— Как-то скучно здесь, безнадежно, — заныл Мухин. — Ни танцев, ни девчонок..
Витек аж закашлялся:
— Еще чего не хватало! Представляю, какие тут пугала живут. Дай отдохнуть спокойно.
— А что, — возразил Стасик, — креолки во все времена ценились. Тело гибкое, натруженное, жира ни капли — откуда он с рыбы возмется? Кстати, что-то подозрительно мне — уже полчаса сидим, а хозяин и не чешется. Где обещаный тунец?
Я подозвал старика, напомнил ему о заказанной еде. Давно не видел таких удивленных глаз! Пришлось напрячься и разъяснить непонятливому хозяину, что мы сюда кушать пришли, а не стены разглядывать. Тот поспешил на кухню. Вскоре раздались стук тяжелого ножа по столу, потом шипение масла на сковородке. Клубы дыма вперемешку с вонючим чадом окутали посетителей. Рыбаки, вытирая слезящиеся глаза, ринулись из харчевни.
— Детям буду рассказывать, внукам, — кричал Мухин, руками разгоняя дым, — книгу напишу, о том как деликатесы на Сале кушал!
— Может, уйдем, пока не поздно? — предложил Женек.
— Нет уж. — Стасик сделал мужественное лицо. — Надо нести свой крест до конца.
Вскоре показался хозяин с тарелками. Разумеется, никакого гарнира на них не наблюдалось, только рыба — мясистый пережареный тунец в бурой корке. Из кармана старик достал вилки, не забыв перед подачей тщательно их протереть краем фартука. Потом он принес хлеба и еще пива.
— А нож где?
Лицо старика перекосилось от изумления — зачем этим странным белым людям нож? Вихрь коротких мыслей пронесся в его седых мозгах.. Вполне ведь достаточно вилки и зубов. В крайнем случае — рукой помочь можно. А может, что-то нехорошее затевают, вроде ограбления? Ничего, под рукой сковородка с кипящим маслом, отобьюсь.. Ладно, принесу, раз уж просят.. Но буду настороже..
Через минуту он вернулся с огромным тесаком в налипших остатках сырой рыбы и торжественно положил на стол перед Валерой. Настало время изумляться уже нам:
— Это что за ритуал? Обычай такой местный? Типа, зарежьте меня, если не вкусно?
— Просто разные традиции, — успокаивал Стасик, вгрызаясь в тунца. — Здесь нож используется по своему прямому назначению. Разделка добычи, битва с врагом. Им и вилки-то в тягость..
Рыбу ели долго, но так и не доели. Снаружи хрустящая, внутри она была похожа на недовареную говядину. Устав ковыряться в зубах, мы попросили счет. Старик, облегченно выдохнув, написал на бумажке пару цифр.
— Вот где не наврал, так не наврал, — сказал Мухин Валере, отсчитывая мелочь. — Давно я так дешево не ел!
Возвращались берегом. Взяв в руки шлепанцы, мы шли по краю волны. Вода спокойная, теплая. Вокруг ни души. Оглушительная, неестественная тишина. Месяц, огромным прожектором освещавший безлюдный пейзаж, будто прилип к краю горизонта. Легко различимы лунные материки и океаны. Вдоль берега одного из них сейчас наверняка тоже бредут усталые молчаливые путники, оставляя глубокие следы на мокром песке, в которых с удовольствием плещутся разноцветные крабы..