«..Ответственного за нашу палату врача зовут Елена Геннадьевна. Тонкая симпатичная блондинка, моложавая, на редкость внимательная и доброжелательная. Покачав головой в ответ на мои жалобы по поводу лишних таблеток, выпитых накануне по настоянию сурового дежурного мужика, она постаралась меня успокоить. Говорит, я у нее здесь не первый с таким диагнозом, и пока еще никого отсюда вперед ногами не выносили. Методика лечения отработана годами, вот только в последнее время туговато с лекарствами стало, поскольку заболевание это редкое и нужные препараты на складах отсутствуют. Так что правильно я те таблетки выпил, мало ли что. Заодно она передала привет от медслужбы родной конторы. Говорит, что строго наказали ее следить за моим здоровьем и обязали вылечить окончательно. Говорит — а сама улыбается. Очень у меня на душе стало тепло от ее улыбки.
Через день я переселился в середину палаты, подальше от сквозняка — окна-то открыты постоянно. Познакомился с окружающими. Соседу справа, тому, который с кишками непонятными мается, передали шахматы, вот и рубимся со скуки. Карты здесь запрещены. Остальные больные или книжки читают, или спят напропалую. Напротив лежит интересный старичок, Михаил Сергеичем зовут. Семьдесят с лишним лет ему, но фору даст любому. Вице-президент федерации зимнего плавания. Заболел чем-то непонятным, когда Байкал переплывал. Похоже, застудился, вода там дюже прохладная была. Весьма бойкий старичок во всех смыслах. К нему жена приходит (разрешили пускать в виде исключения), вдвое младше мужа. У него это третий брак. Жена ему приносит какие-то религиозные книги и кассеты магнитофонные с проповедями. При ней он тихий и смиренный, чуть она за порог — сразу болтать со всей палатой начинает, байки интересные рассказывает. Переживает, что сорвалось мероприятие по заплыву в арктических водах. Старичка иногда посещает сын от первой жены, орет басом под окнами: «Папа!». Сыну под пятьдесят.
Еще один неспокойный клиент — негр из Ганы. Мало я их этим летом навидался.. Аспирант, в Москве живет девятый год. По русски говорит лучше многих из нас. Шумный, как мегафон, любит поспорить на политические темы. Судя по высказываниям — оголтелый либерал. Очень хвалит Ельцина, коммунистов ругает. Надеется остаться в России, дома, говорит, от диктаторов спасу нет. Да, да, знаем.. Никаких видимых причин находится в больнице я у него не вижу, здоровья человек отменного. Даже лекарств ему не дают. Любит качать права по поводу того, что гостей внутрь не пускают. К нему каждый день приходит делегация друзей чернокожих, он с ними через окно общается. Кричит так, что мухи на лету дохнут. Я у него поинтересовался, как он относится к русской зиме. Говорит, что это любимое время года у него, особенно крещенские вечера, когда можно спокойно погулять в парке, наслаждаясь природой, подставляя розовые ладони под падающие снежинки..»
Стряхну снег с волос, скину куртку, разденусь до трусов и проснусь в опостылевшем до тошноты номере африканской гостиницы. Почешу свежие волдыри, глотну минералки. За окном простирается тропический ландшафт. Слышу плеск воды, шелест пальмовых листьев, задорные крики негров. Вдыхаю гнилостный запах озера. Жизнь катится по привычной колее.
Последние дни мой дух и мое тело живут странно разной жизнью. Периодически вижу себя как бы со стороны, словно наблюдаю за незнакомым человеком. Он ест, спит, шутит, купается. Живет полнокровной жизнью. А я воздушным шариком летаю над ним. И люди с высоты кажутся смешными, неуклюжими карикатурами, напоминающими то ли игривых клоунов, то ли персонажей из мультиков, хаотично двигающихся по экрану. И мысли мои катятся совсем в другую сторону от действительности. И непонятное внутреннее напряжение не отпускает, томится внутри, теплым свинцом обволакивает душу. И всё труднее лететь, и всё ближе к земле..
За завтраком шумно обсуждаем предстоящий визит в посольство. Сегодня воскресенье — ритуальный праздник всех русскоговорящих жителей благословенной Бужумбуры. Обещан пикник с пивом, шашлыками и подвижными играми. Воодушевление экипажа не знает границ.
— Наконец-то без негров день проведем! — радуется Глыба.
Командир сурово грозит ему пальцем:
— Брось свои колонизаторские замашки. Человека надо любить независимо от его природы.
— Что-то подустал я их любить.
— Не забывай, наш великий поэт Пушкин тоже был слегка негром.
— Оттого и стрелял плохо.
Быков мечтательно закатывает глаза:
— Наверняка женщин в посольстве хватает. Переводчицы, секретарши, буфетчицы. Белое плечико трону..
Шли минут тридцать. Городок-то мелкий, даром, что столица. Связываться с местным общественным транспортом не хотелось. Да и есть ли он?
У ворот посольства нас встретил невысокий упитанный мужичок с лицом свекольного оттенка и округло выпиравшим из майки животом, будто арбуз прятал. Выяснилось — представитель Аэрофлота в Бурундии.
— Чё-то мы тут не замечали самолетов российских, — усомнился я.
— Уже три года не летают, — с готовностью и даже легким смехом отвечал мужичок. — Как началась заварушка, так и закрыла Москва это направление.
— Почему же тебя тогда не закрыли? Забыли?
— А вдруг понадоблюсь? А я отсутствую. Непорядок! — хохотнул он.
— Зарплату-то начисляют?
— А то! Видели бы они тогда меня здесь..
В тени деревьев вокруг жаровен суетилась группа немолодых женщин. Взгляд Быкова опечалился.. От жаровен заманчиво тянуло ароматами барбекю. Поблизости располагалась волейбольная площадка, чуть дальше — небольшое футбольное поле с хоккейными воротами. Там уже, громко веселясь, гоняли мяч с десяток рослых чернокожих бугаев.
— И вновь негритянские массы! — расстроился Глыба. — Откуда?
— Студенты наши бывшие, — ответил представитель. — Часто приходят. Скучают по общению.
Подошли посольские соплеменники. Флегматичные, с печатью легкого одурения на лицах от жизни в африканских краях. Объявили распорядок: играем в волейбол, кушаем, отдыхаем с пивом, потом футбольный матч века — русские против местных.
А у меня обувки соответствующей нет. На ногах шлепанцы, в гостинице только ботинки английские пылятся. Кроссовки остались на самолете. В чем играть?
— Не беда, — успокоил один из наших, — быстро сгоняем ко мне, найдем что-нибудь.
Он пригласил в машину, сел за руль. Пока ехали, разговорились. Звали его Тимур. Мужчина лет сорока, армянин. Не из посольских.
— Еще десять лет назад приехал сюда по линии ООН, — рассказывал Тимур. — От Союза бывшего. Контракт на пять лет подписал. Пока туда-сюда — возвращаться стало некуда. Так и остался.
— Семья тоже здесь?
— Разумеется. Сыну шестнадцать лет. Учится в объединенной школе при посольствах. Русский язык стал забывать, путается.
Пыльной дорогой машина свернула за город. На ветру воздушный шарик неслышно вырвался из тела и взмыл над окрестностями. Там до самых гор тянулись зеленые рощи.
— Живем помаленьку, — продолжал Тимур. — Не рай, конечно, но привыкли.
— Работы много?
— А ты как думаешь? Изначально я хирург, но, сам понимаешь, здесь конкретных специальностей нет. Всем занимаюсь. И малярией, и лихорадками всякими. И гипс накладываю, и роды принимаю. Однажды привезли роженицу из пигмеев. Знаешь, маленькие такие, в джунглях живут? Как она тут оказалась.. Смешно было — ребенок совсем крохотный вылез, будто кукла.
Рассказывал о своих увлечениях.
— Приехав и обосновавшись, решил коллекционировать местных насекомых. Их кругом — столько.. Но недолго это продолжалось. Как-то поймал жука навозного, здорового, жирного. Ну, жук и жук, никаких неприятностей вроде не должен причинить. Взял его в ладонь, а он вдруг выпустил из под крыльев сзади хоботок семенной, и мне под ноготь. Часа через два палец опух и чернеть стал. Хорошо, под рукой пенициллин нашелся, я быстро укол себе сделал. Неделю болел. Ну их..
— А дома разные гады не донимают?
— Без этого никак. К примеру, скорпионы — ну вроде кошмар! — а в быту вещь полезная. Сами не набрасываются, живут в щелях. Зато если они в доме есть, то другая живность не лезет. Опасается.. Пауков, само собой, не жалуем. Змеи иногда заползают. Привыкли..
Шарик летел впереди, показывая дорогу. Из густой рощи показался приземистый домик с широкой открытой верандой и густо заросшим садом.
— А какие тут бабочки летают! Размах — полметра! Ажурные, сказочные..
Машина остановилась, из нее вылезли две человеческие фигурки. У одной в руках копье и скальпель, вторая, с кудрявой головой, грустно зевает.
— Хочешь, зайдем? Только неприбрано у нас..
— Ничего, я в саду подожду.
— Аккуратней, — предупредил Тимур, — шибко далеко не заходи. Ты в шортах и без носков. Это плохо. Вокруг растет трава вроде осоки, на краях зазубрины с бактериями нехорошими. Порежешься — рана загноится, черви пойдут.
— Я лучше в машине посижу..
Вскоре Тимур вернулся с кроссовками.
— Великоваты, сорок четвертый размер, — виновато оправдывался он. — У сына одолжил. Вымахал на чужбине.
Машина превратилась в конный кабриолет. Кучер взмахнул кнутом и свернул к городу.
— А местные как к вам относятся? — спросил я.
— Шикарно! Я здесь царь и бог в одном флаконе. Они же как дети, ничего не умеют и не знают. Живут как получится, ни о чем не думают, всему верят. У меня в саду, видел, цветы разные шикарные растут? Я у местных спрашиваю, как называются? Они мне: цветок. А этот? — тоже цветок. А другого названия нет? — смотрят на меня с удивлением. Дескать, экой ерундой интересуется..
Воздушный шарик, покачивая веревочкой, поднялся выше. Отсюда весь город был как на ладони. Череда одноэтажных домиков, выстроенных вдоль прямых как струны улиц, обрамленных редкими пальмами, иногда прерывалась то желто-песочным пустырем, то угловатой административной коробкой. На дальнем краю, ближе к озеру, виднелось здание нашей гостиницы рядом с рынком и алкогольным заводом. Но мы скачем не туда, мы скачем к уютному дворику посольства, где гости вовсю развлекаются волейболом.
Кучер придержал лошадей и выключил зажигание.
Шарик устало опустился вниз. Ловким движением его поймал кудрявый пассажир, сдул и положил в карман.
Я стал наблюдать за игрой.
Гибкие длиннорукие негры, пользуясь ростом и природной координацией, явно одолевали наших.
— Им бы столько джина выпить вчера, — вздыхал Жора, отирая пот со лба.
В итоге команда местных с ликованием праздновала победу. Нас пригласили к столу.
Во время поедания шашлыков я заметил нераговорчивого белого парня, скромно жевавшего в сторонке и беспрестанно улыбавшегося.
— Американец. Иногда заходит сюда, — объяснил Тимур. — Тоже авиатор. На кукурузниках летает. Шпион, наверно.
Насладившись прохладным пивом, мы стали готовиться к футболу. На разминке меня приятно удивил обращением с мячом наш фломастер Игорь.
— Где играл? — спрашиваю.
— В «Локомотиве» по юношам бегал. Потом не срослось. Ты тоже, смотрю, в порядке?
— Стараюсь..
За негров в воротах стоял аэрофлотовский представитель. Благодаря щедрой комплекции он занимал всю площадь узкого прямоугольника ворот.
Американец тоже встал против нас, по обыкновению. Никакого понятия о футболе, точно шпион.
Соперники старались, по ногам лупили беспощадно, но это их не спасло. Единственный гол забил Игорь с моей подачи.
— Московская школа! — ухмылялись мы.
Потом еще долго пили пиво с воблой из ульяновских запасов.
Прощаясь, посольские сердечно приглашали нас зайти в следующее воскресенье.
— Надеюсь, — выразил всеобщее мнение командир, — что через неделю мы будем далеко. Работать надо.
Тимур подбросил до гостиницы. Крепко пожал руку:
— Успехов. Если что — заходи.
— Спасибо. А то от скуки уже сдохнуть готовы.
— Да, развлечений тут немного. Попробуйте в зоопарк сходить. Пока звери окончательно не разбежались.. Недалеко, за посольством пять минут.
Ближе к вечеру командир заглянул в наш номер. На предмет — как развивается погрузка. Никак, отвечаем. Поскольку это не погрузка, а китайская музыка. Даже ездить перестали. Пары техников вполне достаточно, чтобы открыть самолет, проконтролировать грузчиков и сдвинуть мешки в кучу. В день хорошо, если тонны три наберется. Чем дольше мы здесь, тем хуже организация. Иранцы не чешутся, местным тоже всё по барабану. Пятый день маемся. Спрашивается, доколе?!
Командир обещал дать всем причастным нагоняй.
На ужин заявился Ваня. Брезгливо растолкав девчонок, он сел за столик возле нас и заказал джина.
— Гуляешь? А чего в посольство не ходишь?
— Дела. — Он раскрепощенно закурил, пуская сизые кольца дыма к небу. — Бизнес засосал.
— Почему про зоопарк нам ничего не рассказывал?
Ваня махнул рукой:
— А кого там смотреть? Бегемоты, крокодилы с обезьянами.. Ничего интересного.. То ли дело в Москве, — он уважительно покачал головой. — В Москве я пингвинов наблюдал..
Насладившись джином, он продолжил:
— Ларёк открыл поблизости. Специально для вас, туристов-то нет. Кости, дерево.. Товар свежего качества. Уникальный эксклюзив в промышленном количестве. Домой покупайте, жён порадуйте.
— Заразу не привезём с костями?
— Уж как повезёт.
Утром по дороге в зоопарк посетили ванин ларёк. Как-то бедновато и однообразно.. Я набрал чернявых фигурок с лысыми черепами на сувениры. Долго приценивался к грязно-желтым слоновьим бивням. Крикливый до звона в ушах продавец настаивал на полтораста баксах. Я, указывая на сколы по краям, призывал его снизить запросы. Но тот стоял насмерть. Ладно, позже с Ваней потолкую насчет скидки.
К зоопарку шли тенистой улицей. Миновав перекошеные от старости ворота, постучались в фанерную дверь кассы. Оттуда вылез заспанный щуплый негр в просторной рубахе и пурпурных брюках с пузырями на коленках. Удивленно посмотрел на нас, спросил, по какому вопросу. Узнав, что мы хотим стать посетителями опекаемого им заведения, негр моментально оживился и предложил свои услуги в качестве экскурсовода. За малую копейку наличными, «вы же понимаете, война, разруха..» Трепетно, с придыханием принимая десятидолларовую бумажку, негр смущенно улыбался и клятвенно заверял, что умрёт, но отработает столь щедрый гонорар.
— С чего начнем? — спросил он.
— С крупного зверя, — предложил Жора. — Типа бегемотов. Или львов.
— Эка хватили.. Животных нет в наличии. Кормить нечем. Столько мяса..
— Нифига себе! — поразились мы. — И что же у вас есть в таком случае? Комары?
Пристыженный негр развел руками:
— Увы, ассортимент наш скромен. Когда-то было богаче, а ныне.. — Он снова вздохнул. — Остались только банальные экземпляры. Начнем, пожалуй, с крокодилов.
Узкой тропинкой между стройных деревьев, с верхних веток которых свисали пухлые гроздья неведомых плодов, он подвел нас к прямоугольному загону, окруженному вмурованной в бетон мощной стальной изгородью. Внутри среди травы и луж незаметно валялся трехметровый хищник. Негр взял в руки длинный шест с железным крючком на конце. Постукал крокодила по спине. Никакой реакции.
— Он вообще — живой? — спросил Камалов. — Или муляж? За что деньги платили?
Негр тотчас активизировал действия. Дернул крокодила сначала за хвост, потом зацепил пасть. Хищник ответил резким броском в сторону.
— Кормить будете? — спросил негр.
— Так ведь сам говорил, что нет мяса. Или предлагаешь полакомить гада человечинкой?
Негр засмеялся:
— Их необязательно мясом кормить. Достаточно дохлой мыши летучей. У нас большие запасы.
— Сами ловите?
— А чего их ловить? Вон сколько кругом, — он показал на деревья. Елки-палки! То, что я принял за гроздья фруктов, оказалось десятками мышиных стай, дремавших на солнце.
— Стрельнул дробью, десяток упадет, — объяснил негр.
Он покопался в широком мешке, лежавшим возле клетки. Достал несколько пахучих мышиных трупов. Насадил один на крючок и протянул крокодилу. Тот, мотнув головой, схватил зубами добычу и стал медленно ее поглощать.
— Кто хочет покормить?
Негр насаживал угощение на крючок и по очереди вручал шест желающему. Я снимал это мероприятие колиной камерой, облокотившись для удобства на ограду. Но внезапно почувствовал, что по руке кто-то ползет. А-а! — дернул рукой и отпрыгнул. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что я встал поперек дорожки, протоптанной в траве крупными рыжими муравьями. Поймав одного на палочку, внимательно рассмотрел. Раза в два больше наших, челюсти в половину туловища. Злобный, всё куснуть норовит. Отойду-ка я в сторонку..
После кормления крокодила негр продолжил экскурсию. Подведя нас к солнечной полянке, где неподвижно валялись три внушительных пыльных булыжника, он торжественно объявил:
— Черепахи.
Быков с силой пнул ногой один из булыжников:
— Не катит. Пошли дальше.
Дальше на очереди был серпентарий. Как подчеркнул экскурсовод — гордость всего зоопарка. Вдоль стен широкого вонючего помещения, разбитого перегородкой на две части, теснились клетки со всякими тварями.
Начали с наиболее безобидных. Негр с помощью гнутой проволоки ловко вытащил из клетки короткую, но ужасно вертлявую гадину желто-зеленого окраса:
— Домашняя змея. Селится, как вы понимаете, в жилых домах. Очень полезная, жрет всякую нечисть, помогая хозяевам. В принципе неядовитая.
Жора заметил:
— Может, захватить с собой на родину? Поселю в квартире, пускай тараканов уничтожает.
— Тебе одной змеи дома мало?
В следующих клетках обитали особи поопасней.
— Габонская гадюка. Лесная гадюка. И еще гадюка. Куснут — мало не покажется. Без вакцины можно и коньки отбросить.
Гадюки оглядывали нас в пол-глаза, свернувшись плетёной булкой.
— Перейдем к питонам.
В соседней клетке спал блестящий черный удав, похожий на резиновый шланг.
— Чё ты нас водишь как в музее? — возмутился Глыба. — Не гербарии смотрим. Давай энергичней показывай.
— Сейчас, сейчас, — засуетился негр.
Он распахнул клетку и вытащил руками двухметрового питона, сразу став похожим на поливальщика газонов. Стал бойко рассказывать, где они водятся и чем питаются. Питон тем временем, ощутив беспокойство от смены обстановки, начал активно просыпаться.
— Кто хочет подержать? — спросил негр, улыбаясь. — Кто самый смелый?
И протянул извивающуюся змею стоявшему ближе всех Вене. Тот, онемев от испуга, мигом спрятался за наши спины.
Остальной народ тоже безмолствовал.
— Давай, попробую, — я отдал камеру Коле и принял змею в свои руки. На ощупь питон оказался до омерзения склизким, но сильным. Всё норовил кольцом обвить. Я отчетливо ощущал гибкую мускулатуру его тела.
Неожиданно он замер в моих руках. И мощная струя пахучих змеиных испражнений оросила пол, едва не обрызгав меня.
— Фу! — я разжал ладони, инстинктивно шагнув назад.
Братва весело загоготала. Чуть не плача от извинений, экскурсовод зашвырнул питона обратно на место. Потом, вытирая руки о рубаху, объявил:
— И наконец — самые ядовитые представители!
Он подвел нас к широкой клетке, забросанной листьями и ветками. Среди них притаилась незаметная черная змейка.
— Мамба. Жуть как опасна. При ее укусе у вас есть пятнадцать минут, чтобы помолиться и вырыть себе могилу. Противоядие отсутствует.
Негр уважительно похлопал по крышке клетки. Мамба цыкнула и зашевелилась.
— Отличается завидной враждебностью, — продолжал негр. — Запросто обгоняет бегущего человека. Нападает не ради пропитания, а чисто из-за плохого характера. Это черная мамба, а еще есть зеленая. Та живет на деревьях, с них же и атакует.
Как-то неприятно было стоять рядом с этаким чудовищем. Отойдем подальше..
Возле очередной клетки негр встал по стойке «смирно»:
— Внимание, кобра!
Внутри было тихо. Негр сел на корточки, потом подпрыгнул. И так несколько раз. В клетке что-то задвигалось. Показалась знакомая по фотографиям морда. Лизнув рассеченным языком, кобра начала плавно подниматься, раздувая плоский кожаный капюшон. Покачнулась — и в атаку! Железная сетка, окружавшая клетку, заметно хрустнула.
Довольный собой негр принялся сбивчиво рассказывать о повадках данного семейства змей и об исключительной их ядовитости. Но мы его не слушали. Мы стояли в метре от великолепного создания природы. В нем отсутствовала громоздкая неторопливость удава. Не было злобной мерзости, присущей гадюке и мамбе. Ледяным немигающим взглядом, величественно паря над землей, громадная коричневая кобра, готовая к молниеносной защите, смотрела на нас. Как миллионы лет назад она смотрела на динозавров и птеродактилей, а потом на юрких млекопитающих. А позже на неандертальцев. И как миллионы лет спустя будет смотреть на тех, кто, возможно, останется на этой планете. И, надеюсь, будет лучше нас..
Убедившись в нашей полной ничтожности, кобра отвернула взгляд и изящными движениями улеглась на место.
Негр пригласил дальше. Следующая клетка вместо сетки была обнесена толстым стеклом.
— Тоже кобра, но плюющаяся, — предупредил экскурсовод.
В доказательство он опять начал прыгать. Змея, выскочив из кучки листвы, беззвучно харкнула в скачущую мишень, почти не целясь. Темно-желтый яд медленно стекал по давно немытому стеклу.
Странно, но эта кобра, казалось бы, родная сестра предыдущей, производила впечатление самое обыкновенное. Вызывала, я бы сказал, определенную брезгливость. Ну представьте себе врага, который, вместо того, чтобы выйти на честный бой, просто старается плюнуть тебе в глаза. Язык не поворачивался назвать эту тварь королевой джунглей.
Экскурсия по серпентарию заканчивалась. В последней клетке, точнее, наполненном водой аквариуме, плавал маленький кайманчик. Почти игрушечный, сантиметров пятьдесят, с веселыми глазками и бледно-зеленой кожей.
— Крокодил Гена, — произнес Муратов и поинтересовался: — А на руки можно взять? Сфотографироваться? Не обосрётся?
Негр замялся:
— Ну, если очень хотите.. — Он никак не хотел отказывать щедрым туристам в удовольствии. — Только аккуратней. Хоть и маленький, но челюсти имеет стальные. Палец запросто откусит.
— Давай, чего ты, — оживилась братва, — попробуй. Хватай ближе к голове. Сам только не обосрись.
— Нет, — поразмыслив, сказал Муратов. — У меня комиссия в сентябре. К чему лишний риск?
Кайманчику стало грустно, он зевнул и закрыл глаза.
Наконец, мы вышли из вонючего помещения. Свежий воздух закружил голову.
— Вот, собственно, и всё, — сказал экскурсовод. — Больше показывать нечего.
Мы разочарованно вздохнули.
— К выходу вот по этой дорожке, — показал негр. — Пальмы лучше обходить, сверху мыши могут обгадить.
— А это что за дерево? — я заметил широченный ветвистый столб, росший в отдалении на полянке.
— Баобаб. Служит предметом культа для отсталых племен. Еще первые европейские миссионеры о нем писали. Лет триста назад. А может, пятьсот.
Подойдя к баобабу, мы решили измерить его диаметр. Получилось шесть человек, включая длиннорукого Глыбу.
— Это ж сколько в кубометрах будет? — прикинул он. — Как раз мне на веранду с сараем хватит.
— Ты сначала дом построй, — заметил командир.
— На дом не хватит, — сокрушался Глыба.
Негр пожелал нам счастливого пути и до новых встреч.
Это моя последняя командировка. Не крайняя, как предпочитают говорить суеверные авиаторы, а именно последняя. С меня довольно. Решил окончательно и бесповоротно. Хлебнул впечатлений через край. Налетался.. Иначе — рискую потерять самого себя. Уже и раздвоение личности началось. Освобожу место для того, кому это действительно нужно. Всё не в радость. Где я еще не был? В каких краях? Да пошли они.. За тысячи километров от дома гнить от жары, кормить комаров, пить вонючий джин, истязать собственное здоровье — ради чего? Денег не предлагать, как-нибудь заработаю. Опыта общения с нормальными работящими мужиками мне теперь хватит до конца жизни, спасибо им за это огромное. Вычтем этнографию, я ей никогда не увлекался. И что в остатке? Пустота. Жжёный воздух. Хрип из пересохшего горла. Тень в пустом зрачке.
— Ну что, завтра — гудбай, Африка.
Командирское лицо сияло улыбкой.
— В каком смысле?
— С утра погрузка остатков чая. Как закончите — улетаем в эмираты. Там ждем указаний. Иранцы в курсе.
— Каких указаний-то? — усомнился я. — Домой летим? Или вокруг света с ночевкой?
— Нам расскажут. Как раз в это же время наша семьдесят вторая машина с Котовым в Шарджу прилетает. Там и обсудим.
Я устало вздохнул.
— Владимыч, полтора месяца уже в командировке. Налёта с гулькин хрен. Такими темпами нам ресурса до нового года хватит кататься по свету. Мне это дюже не нравится. Деньги деньгами, но существует много и других факторов.
Владимыч развел руками:
— Не от меня зависит. Пересменка в эмиратах обязательно будет, для тех, у кого медицина кончается.
— У меня комиссия в январе, — перебил я его. — Что же мне теперь, до зимы без передыху по миру болтаться?
— Разберемся..
Он встал, сладко потянулся и добавил:
— А я бы всю жизнь так летал.. Кстати, ты деревяшки в ларьке покупал? Как там, дорого?
— Хрен знает, я по ним не знаток.
— Надо бы перед отъездом закупиться. Особенно кофием, уж больно хорош.
Я хлопнул себя по лбу:
— Ох ты, блин, совсем забыл с Ваней побазарить насчет бивней слонячих. Во сколько завтра погрузка?
— В шесть автобус. Рассчитываем после обеда взлететь.
Вот и прощай, Ваня. Больше я с тобой никогда не увижусь. По крайней мере, надеюсь на это. Жалко? Наверно, да. Наверно буду скучать по твоей безмятежной широкой африканской улыбке, смешному русскому говору. По услужливому метрдотелю с аккуратным мусульманским ковриком под мышкой. По их чернокожим братьям, которым что диктатор, что президент — одинаково по барабану, живут, смеются, влюбляются, и ничто им не может помешать. По толпе вечно голодных девчонок, выпрашивающих взглядом хоть монетку, хоть котлетку — даже по ним заскучаю.
Но это потом, очень сильно потом..