«Под небом голубым…» — Глава 4.

Остров Сен-Мартен на карте — едва различимая точка. С воздуха он похож на обкусаную заплесневелую горбушку. Непонятно, каким образом тут появился столь вместительный аэродром — рядом с нами без помех стояло еще с пяток рейсовых самолетов, не считая бесчисленного количества мелких спортивных самолетиков и вертолетов, раскиданных по краям бетонного пятна. Взлетно-посадочная полоса слегка коротковата для груженого «Руслана», но для остальных вполне годится. Прямо по направлению взлета чернеет гора, не очень большая, скорее — гордая сопка. Хотя и ее оказалось достаточно, чтобы привести наших командиров в состояние легкой тревоги. Котов собрал микросовещание пилотов. Они оживленно тыкали руками в небо за горой.

Мы тем временем стали разгружаться. Не спеша — бестолковость местного персонала превышала все границы.

Началось все с того, что водитель электрокары зазевался и вовремя не поднял стальные усы при заезде в самолет. Итог — минус пять заклепок на щите рампы и нервный срыв у Шевьёва. От его гневного крика бедный водила-негр в миг побледнел. На шум прибежал старший начальник, проникся атмосферой всеобщего негодования и убрал водилу от греха подальше. На замену был прислан другой негр, исполинских размеров и свирепого облика. В мочках его заросших волосами ушей болтались толстые серебряные кольца.

— На такого не крикнешь, — заметил Валера, суетясь над повреждением. Поковырявшись с минуту, он заключил: клепать надо.

Пока Леха разбирался с местными властями насчет материальной компенсации за причиненный ущерб, мы разглядывали окрестный пейзаж.

Справа от самолета, совсем рядом с крохотной речушкой, едва вытекавшей с гор, в окружении жалких пожитков уныло сидели пострадавшие от стихии. Тихие и покорные, в мятой одежде. Их число увеличивалось с каждым рейсом армейского вертолета, раз за разом выгружавшем очередную порцию бедолаг и улетавшим обратно вглубь острова. Поперек речки валялся драный остов яхты.

— Эк как ее ураган-то протащил! — удивлялся Гарик. — Тут это, до океана с километр будет.

— А может она здесь сто лет уже, откуда ты знаешь, — возразил Витек.

— Вряд ли, — подключился к разговору Серега Кузьмичев. — Это тебе не деревня родная, здесь за флорой следят. Грязи и бардака не допустят. Как-никак курорт мирового масштаба, я в журнале прочитал.. Вилл шикарных полно, и Де Ниро, и Питера Габриэла. Шарон Стоун, наверно.. Места фешенебельные. Так просто ничего валяться не будет.

Подошел Стасик, обратился ко мне:

— Боюсь показаться назойливым, но как мне с отработкой-то быть? Канистр уже не хватает. Поговори с аборигенами, может, есть у них для отстоя емкость какая-либо.

Я поймал старшего негра, озвучил просьбу.

— Нет проблем! — заулыбался тот. — Вон наша помойка, — он показал на речку, — лей туда. И если что помыть надо — пользуйся на здоровье!

Я перевел. Стасик, вне себя от счастья, схватил канистры и умчался к воде.

Витек с насмешкой посмотрел на Сергея:

— А ты говоришь — флора!

Меня подозвал Юрик, отругал за безделье:

— Котов все видит, как ты прохлаждаешься! Начнет потом склонять..

— Так ведь рампу чинят, — оправдывался я.

— Пускай ящики вручную разгружают, которые полегче. Давай, сорганизуй.. Нам вылетать надо как можно раньше..

Мое предложение продолжить разгрузку вручную старший негр встретил настороженно. Поковырял в широком, как утюг, носу, поглядел вдаль, потоптался. И после тяжких раздумий заявил, что у него нет сейчас людей. Все рабочие заняты на других объектах. На вопрос «когда они освободятся?» он поднял глаза к небу и беспомощно развел руками.

Как будто и не улетали из России..

Я обрисовал ситуацию Юрику, тот Котову. Командир вздохнул, подозвал негра к себе. Пальцем показал на кучку грустных людей возле чемоданов. Негр звонко хлопнул себя по блестящему лбу, что-то радостно воскликнул и кинулся к погорельцам. Через минуту те, грамотно выстроившись цепочкой, начали с азартом перебрасывать ящики на широкие поддоны, которые по готовности увозились диким водилой на склад.

— Вот как надо работать! — назидательно сказал Котов.

Тем временем Леха с Валерой чинили рампу. Кое-как подогнув стальной щит, они тужились поставить временную клепку. Естественно, в отсутствие необходимого инструмента все это держалось на соплях. Леха почем свет стоит ругал местную публику, с любопытством наблюдавшую за процессом:

— Уроды кучерявые! Нам теперь в Ульяновске за ремонт из своего кармана платить придется!

Один из наблюдателей предложил принести подходящие для заплатки болты. Получив согласие, шустро убежал в сторону аэропорта.

Из-за горы поднялось солнце. Летчики и техники, не занятые разгрузкой, прятались в тени самолета от липкой, душной жары. Витек вяло обмахивался майкой, сидя на скамейке внутри кабины.

— Сейчас бы пивка холодненького! — мечтал он. — Жуть как не люблю эти страны экваториальные. Словно в бане..

— Сходи к речке, искупайся, — предложил я.

— Нет уж, я и без того грязный. Там теперь после Стасика экология на нуле..

Витек встал, вышел на рампу, закурил. Внутри самолета при командирах курить никто не решался.

— Ну чего, Валер, когда ремонт закончите? — спросил он.

— А я знаю? Вон, ихний негр чешет, с болтами. Наверняка не подойдут.

Мы повернули головы. К самолету сквозь дрожащий от жары воздух приближался довольный негр, радостно размахивая руками. Чуть сзади него низко и отчего-то медленно и плавно летела маленькая птичка. Или не птичка?

Витек прищурился, всмотрелся, резким жестом обратил внимание негра на птичку. Тот обернулся — и как сиганет в сторону!

— А-а! — заорал Витек. — Цэцэ!

Маленькая птичка, на поверку оказавшаяся громадным шершнем, подлетала к нам.

— Гони ее отсюда! — продолжал орать Витек, размахивая майкой. Я присоединился к нему, стянув футболку и пытаясь сбить поганое насекомое. Валера вооружился курткой.

— Если залетит внутрь самолета — хана, — крикнул Валера, — Витек их страсть как боится. Да и я не зайду, пока оно там.

Местной публике зрелище очень нравилось. Шершень с виолончельным гудением метался между нами, норовя залететь в прохладу салона. Мы стеной встали у него на пути, растопырив руки. Только Леха невозмутимо продолжал закручивать корявые болты.

Наконец, шершню эта песня надоела, он совершил финальный круг и растворился в небе.

Леха докрутил болт, подергал, остался удовлетворенным.

— На всякий случай, фанерой прикроем, чтоб не лопнул, — сказал он. Посмотрев на нас, насмешливо добавил: — Слабаки, мухи испугались..

Юрик скомандовал водиле забирать вагончики-операционные. Электрокар под бдительным оком Шевьёва, стоявшего наготове с увесистой дубиной, медленно и аккуратно заехал внутрь самолета, развернулся. Я помог закрепить прицеп.

Один за другим вагончики исчезали из салона.

Леха был доволен новым водителем, ободряюще похлопывал его по плечу:

— Совсем другое дело!

Негр отвечал ему смущенной улыбкой. Внешность обманчива..

Напротив нас разгружался другой «Руслан», киевский. Летчики сходили в гости, а нам было кому некогда, кому — неохота.

Трофимыч с Гариком поймали ящерицу и тщательно изучали ее внешность. Подошел Мухин, неловко схватил ящерицу за туловище, та вырвалась, оставив Серегу с куском зеленого хвоста в промасленных руках.

— Как же она теперь без хвоста-то? — сокрушался Трофимыч.

— Ничего, новый отрастет, — успокоил его Мухин. — Это тебе не зубы.

— Наверно, больно ей было. Изверг..

— Да брось ты.. — Мухин брезгливо откинул кусок плоти в сторону.

— Тебя бы за елду схватить — да и оторвать!

— Новая отрастет! Природа пустоты не потерпит..

Киевляне закрылись и запустили ВСУ. Вонючая турбина издалека гнала пыль прямо к нам в салон. Я процитировал Юрику кусок из руководства:

— Запрещено производить работы при поднятом кокпите при скорости ветра больше 20 метров в секунду.

— Какой еще ветер? Тишь да гладь..

— Сейчас киевляне запустят моторы и начнут выруливать без тягача. Задудуй тот еще будет..

— Мать честная..

Юрик подбежал к курившим Котову и Глыбе, что-то сказал им. Те подозвали Шевьёва, посовещались. Киевляне начали запускать движки. Леха семимильными шагами поспешил в их сторону, размахивая руками. Что толку.. Жовто-блакитная туша осторожно тронулась с места. От мощного воздушного потока печально заскрипели державшие кокпит замки. Оставалось надеяться, что они выдержат, поскольку любое ограничение в авиации подразумевает достаточный запас прочности агрегата. На всякий случай народ отошел от самолета подальше..

Киевляне вырулили на ВПП и поспешили взлететь. С нами все обошлось..

Я представил себе обратную картину. Кокпит сорвало на хрен. Ремонтной заводской бригаде сюда трубить с неделю. Народ собрать, спецтехнику подвезти.. Плюс время на ремонт.. А мы пока оттягиваемся на местных пляжах. Рядом с Де Ниро. Пьем пиво, кадрим Шарон Стоун.. Не самой худший вариант. С другой стороны — денег нет. Ночуем на пляже. Исполняем национальные танцы и песни — за гамбургер. Моемся в речушке. Охранники Де Ниро гоняют нас по городу.. Бред..

Разгрузились. Техники уже закрыли рампу, пилоты начали настраивать приборы. Тут всполошился Юрец:

— Блин, про кислород-то забыли!

Вспотев, вытащили зеленый ящик со второго этажа. Котов недоуменно взглянул на нас:

— Чего это такое?

— Да так.. — мы быстро проскользнули мимо него, кликнули старшего негра. Тот не решился сам дотрагиваться до взрывоопасного груза, позвал беженцев и велел поставить все на поддон и на каре увезти подальше. Юрик устало выдохнул:

— Все! Наше дело маленькое, пускай теперь мучаются сами..

На взлете мы ощутимо почувствовали, как перед горой самолет качнулся влево, но тут же выровнялся и пошел набирать эшелон.

Двое суток спустя мы летели в Бордо. Длиннющий многочасовой перелет через океан, казалось, не кончится никогда. Поел, поспал, проснулся — летим. Поиграл в карты, вздремнул — летим. Опять поел, опять летим. Конца краю нет..

Я развернул местную газету, захваченную из отеля. Что-то вроде «Карибской правды». На первой странице смаковались последствия разгула стихии. Колонка редактора приятно напомнила родную прессу: «Опять наши коммунальные службы не подготовились к урагану. Каждый год одно и то же. Как будто никто не знает, что в конце августа природа готовит нам суровое испытание..» И так далее..

Техники гадали кроссворд. Валера зачитывал вопрос. Мухин и Витек блистали кругозором. Остальные вяло реагировали.

— Денежная единица восточной страны из четырех букв.

— Рупь.

— Центральный полузащитник московского футбольного клуба. Пять букв.

— Титов.

— Семак! — выкрикнул Гарик.

— Конявых не спрашивают, — горячо возразил Витек.

— Мясо поросячье!

— Следующий!

— Трофимыч, наморщи лоб. Тут тебе вопрос есть. Председатель Верховного Совета СССР в семидесятых годах. Букв до хрена. Первая — пэ.

— Эх, молодежь, — Трофимыч с горечью покачал головой, — Леонида Ильича на вас нет.. Подгорный.

— Подходит. Тибетский народный танец.

— Летка-енка..

Бордо. Ящик вина стоит на кону между Юриком и начальником погрузочной бригады, шустрым молодым французом с гордым именем Паскаль. Тот утверждает, что мы не сможем поставить девять автомобилей фирмы «Рено» по три в ряд. Только по два. Поскольку их суммарная ширина составляет почти шесть метров, что точно равно ширине грузовой кабины. А заехать внутрь без зазора — невозможно.

Он не знает русских людей.

Перво-наперво мы их заставили свинтить боковые зеркала. Выбрали самого тощего водилу, научили языку жестов. Заодно я поднабрался их жаргону. Резкое слово обостряет реакцию.

— Мёрд! — орал я, и водила тут же останавливал мотор.

Сначала мы ставили машины с краев, в миллиметре от скамеек. Потом завозили легковушку в центр, хлопая ладонями по кузову и беспорядочно выкрикивая свежие французские междометия. По-английски понимал только Паскаль. Остальные грузчики компенсировали пробелы в образовании вполне русской мощью и удалью. Работа спорилась.

Юрик с Шевьёвым в целом одобрительно отзывались о французах:

— На наших грузчиков похожи..

Народ действительно плечистый, кряжистый и без комплексов. Пару раз даже подрались между собой. С голландцами — никакого сравнения.

Водила, кряхтя, выбирался через окна машин наружу. Нисколько не разочарованный ожидаемым проигрышем, Паскаль весело подбадривал своих работяг.

Характер груза был идентичен амстердамскому. Те же ящики, коробки, внутри машин — тюки и сумки. Сколько их еще будет на моем летном веку..

Как и ожидалось, с вручением обещанного приза вышла накладка. Паскаль заявил, что магазины уже закрыты, но тут же добавил, что, по его сведениям, мы должны еще раз сюда прилететь и добрать остатки груза. В доказательство он махнул рукой в сторону запертого пакгауза. И уж тогда он не поскупится..

Стасик скептически морщился:

— Стружка в масле всё крепчает. Боюсь, снимут нас с программы..

— Сплюнь! — говорили мы ему хором.

И снова — океан в мутном иллюминаторе. Азоры, бетон, дозаправка. Я тужусь вспомнить, какое сегодня число. Не смог. День, ночь — перемешались. Когда спать, когда есть.. Двигаешься на автомате, будто робот. От самопальной пищи проклюнулась жесточайшая изжога. Летчикам хорошо, прилетели — сразу в отель, на отдых. Мягкая постель, глубокий сон, вкусный калорийный обед.. А мы вкалывай чуть ли не сутками, на подножном корму. У нас отдыхом считается время в полете. Пыльный воздух, грохот движков. И это то, чего я так долго ждал..

Гваделупа — с детства знакомое слово. Был такой фильм — «Марка страны Гваделупы». Особых отличий от Кюрасао я поначалу не заметил. Те же пальмы, тот же океан, то же солнце. Уютная гостиница на берегу. Искуственный заливчик для купания, перегороженный ржавой сеткой от акул. Прохладный бассейн. Вдоль него под навесом — кафе, индифферентный бармен протирает тонкие бокалы. Столы ломятся от халявных фруктов, пугающих странно незнакомым видом.

Оперативно сделав первую ходку на Сен-Мартен, мы зависли в отеле. Летчики с двигателистами оставались на самолете и задумчиво потирали между пальцев отработанное масло, громко споря о чем-то. Пророчество Стасика рисковало сбыться. Страдать и возвращаться на базу не хотелось никому. С другой стороны, никому не хотелось и булькнуть в океан без мотора. Дилемма..

Остальные, включая нас с Юриком, загорали на пляже. Именно там я понял суть различия двух островов — женщины. Выражаясь словами Муратова — отдыхающий контингент. Ведь Гваделупа — территория французская. И лягушатники ездят сюда, как мы в Анапу или Подмосковье, по профсоюзным путевкам. Мужчинам-французам здесь делать нечего, поскольку местные женщины на редкость непривлекательны. А француженек кадрить можно и на родине.. Последние же, напротив, находят гваделупских метисов вполне подходящими для совместного, так сказать, отдыха. Дикий взор, косматая внешность, узкие плавки, распираемые жаждой любви. Неспроста с десяток шоколадных аборигенов с утра бесцельно бродили по пляжу, демонстрируя развитую мускулатуру..

Так вот, о женщинах. Поставьте по левую сторону от себя француженку, по правую — голландку. Снимите с них всю одежду, оставив лишь едва заметную полоску материи на бедрах. Попросите улыбнуться. Загляните в глаза. В конце концов, пусть они пройдутся туда-сюда перед вами. Если и теперь вы не заметили разницы — значит, вы не мужчина.

Я встаю с лежака. Воду в заливчике намутили отдыхающие, и я с разбега плюхаюсь в бассейн. Теплая волна гуляет от бортика к бортику. Вынырнув, замечаю напротив молодую красивую женщину с тонким правильным носом и упрямо поджатыми губами. Раскинув руки и прислонившись спиной к бортику, она наполовину высунула почти мальчишеское тело из воды и без всякого стеснения смотрит на меня в упор. Жадные голубые глаза заметно выделяются на коричневом от загара лице. Длинные темные волосы растрепаны, но с таким изяществом, словно парикмахер два часа колдовал над ними в парижском салоне красоты. Я смущен. Я отвожу взгляд и снова ныряю. Сквозь прозрачную воду вижу, как она расслаблено болтает аккуратными ножками. Я выбираюсь на поверхность, проплываю несколько метров. В наглую поворачиваю голову и смотрю на нее. Француженка слегка улыбнулась, явно в ожидании ответа. Я медлю, потом, опершись ладонями о кафель, резко выпрыгиваю из бассейна и иду под душ.

Там уже ополаскивается Валера.

— Эх! Ты видел, как она глядела на тебя?

— Видел, видел..

— Э-эх..

Неподалеку от бассейна, за шезлонгами для отдыхающих резвятся любительницы настольного тенниса. За игрой внимательно наблюдают наши летчики, громко обсуждая не столько умение спортсменок владеть ракеткой, сколько их упругие формы. Хорошо, что русский язык здесь не в ходу.

Мимо нас с Валерой прошли Женёк с Витьком.

— Куда это вы?

— Пойдем в океане купнемся. Эта лужа, — Витек кивнул на заливчик, — больно мелковата, не нырнешь по-человечески.

— Там же акулы?!

— Мы не вкусные..

Женёк добавил:

— Там на камнях возле берега тетки классные в неглиже загорают.. Леня в бинокль разглядел..

— Так бы и сказал сразу! Не подкачайте! — хохотнул Валера.

Двое мачо удаляются в сторону океана..

К вечеру грустные двигателисты с командирами вернулись в отель. Котов подозвал меня:

— Ночью Шевьёв будет звонить в контору главному инженеру. В Москве как раз день будет. Обеспечь правильную коммутацию через местный телефон.

— Якши!

Я как знал, поспал перед ужином.

После полуночи берег вымер. Я предупредил индуса-портье насчет ночного звонка, поскольку международный телефон с прямой связью был только у него. Будулай заранее договорился насчет оплаты переговоров и со спокойной душой лег спать. Сославшись на усталость, Леха тоже пошел покемарить в номер, попросив разбудить ближе к трем утра.

Пустынный пляж. Зеленые ветви пальм чуть шевелятся на теплом ветру. Гибкий уборщик чистит бассейн, вытягивая грязь длинным шестом с насаженной на конце сеткой. Вдоль берега фланирует квадратный негр-охранник в фирменном мундире. Высокая стойка бара скрывает тихо дремлющего за ней бармена.

От нечего делать я решил искупаться. Но едва скинул шорты, как охранник сурово погрозил кулаком — ночью запрещено.

Только и оставалось, что сидеть и ждать.

Портье приветливо предложил выпить. Я выбрал минералку. Спиртным за три часа можно и насосаться.. Худой как мумия индус наполнил шипящими пузырьками высокий стакан, протянул мне.

— Ждете кого? — деликатно осведомился он.

Я отрицательно мотнул головой.

— Не спится?

— В общем, да. Мне позвонить надо попозже, в Европу.

— О-о, — индус оживился. — А вы из какой страны?

— Россия.

— О-о! Первый раз вижу здесь русского.

— А я — индуса. Каким ветром тебя сюда занесло? Тут до Индии как до Луны..

— Долгая история.. — Портье тоскливо вздохнул и налил себе минералки. — Моя семья в Бомбее.

— Большая?

— Нет. Жена, двое детей. Всех кормить надо. Дома работы нет, только грузчиком в порту да на стройке. Я попробовал — надорвался. Тяжело очень. Родня бедная, помочь некому. Я в ресторан пошел, посуду мыть. Потом помаленьку готовить стал. Знакомый предложил на корабль коком завербоваться. А корабль индонезийский, лодка просто большая.. В команде сплошные уркаганы, вьетнамцы да китайцы. Во вторую ходку грабанули нас, прямо на рейде, в Филлипинах.. Ну и кто куда.. Денег нет, домой не добраться. Матросом через Австралию до Панамы доехал. Там в бармены пошел.. Страшно, все с ножами.. Но платили. Деньги отсылать домой стал. Потом сюда..

— Нравится здесь-то?

— Очень хорошо. Люди культурные, добрые. Я только ночью работаю. Днем отсыпаюсь.

— А семья где?

— Дома, конечно. Здесь дорого. Я им деньги шлю. Дети в школу ходят, молодцы. Дети должны расти на родине.

— А много вас тут, индусов?

— Есть еще двое.. Но мало общаемся. Это китайцы, как крысы, стадом живут. Мы не такие.

— Так ведь скучно же одному. С ума сойти можно.

— С ума сходят те, кому думать не о ком. А у меня всё есть — семья, родители живы. Иногда кассеты слушаю индийские. Книги читаю. Язык французский выучил за пять лет.

— Пять лет?! — Я чуть стакан не выронил.

— А что тут такого? — В грустных вишневых глазах индуса мелькнуло удивление.

— Да нет, — говорю, — ничего.

Я с ужасом представил себе, в кого мог бы превратиться любой из нас после пяти лет одиночества на чужбине. Все-таки крепкий народ изнутри эти индусы.

Без пяти три появился Шевьёв. Взлохмаченный, глаза невыспанные. Я продиктовал портье московский номер.

Дозвонились быстро, только со слышимостью были проблемы.. Леха объяснил своему начальству ситуацию. Из его слов я понял, что стружка в двигателе началась еще в Амстердаме, даже не стружка, а взвесь типа кофейной. Сегодня она уже стала заметной на ощупь. Англичане пока не очень в курсе, и это правильно, а то всполошатся. Правда, удивляются, чего масло так часто меняем.. Заводского представителя здесь не дождешься, надо в Европу выбираться. Драмы пока никакой нет, но командиров не покидает чувство озабоченности.

Естественно, главный инженер велел действовать по обстановке. Ему-то что..

Вспотев от напряжения и беспрерывного крика, Леха положил трубку.

— Выпьем? — спросил я.

— Что-то не тянет..

— Давай, за будулаев счет. Я договорюсь.

— С удовольствием. А как договоришься-то?

— Скажу — нервничали очень.

Я мигнул портье, тот разлил по стаканам джин, дополнил тоником. Тягучий алкоголь извивался в обьятиях минералки.

— Ну, что у нас в перспективе? Домой?

— Обойдутся! Нам до формы еще часов шестьдесят, как-нибудь дотянем.

Формой кратко называется этап планового техобслуживания на заводе в Ульяновске. После каждых двухсот часов налета будь любезен, покажись для проверки оборудования и мелкого ремонта. Форма длится от недели до месяца. Весь этот срок техники живут в заводском общежитии, пропивая командировочные и заначки. Ульяновск для них стал практически второй родиной.

Леха продолжал:

— Надо скорей в Европу вернуться. Там заводской двигателист из Запорожья подъедет, ему тоже кушать хочется, не назад же ехать.. Через океан вряд ли, а так — побомбим еще. Лишь бы англичане не залупнулись. Хотя это тоже не в их интересах, они с нас деньги имеют не на земле.. Повторим?

— А как же!

— Только скажи этому копченому, чтоб джин толком наливал. А то как из пипетки капает.

Уселись в креслах поудобнее. Радушный индус пододвинул тарелочку с орешками.

Леха внимательно посмотрел на меня и завел разговор:

— Ты скажи, какого хрена тебя в летчики потянуло?

— За деньгами. — Я не умею врать. — Можно подумать, остальные пашут здесь сутками из любви к искусству.

— Для остальных это профессия, и другого ничего они не умеют. Как закончили училище, так и вкалывают, уже не первый год. А вы, операторы, на все готовенькое прискакали. Откуда только взялись? Программисты, военные.. Говорят, даже моряк есть. Занимались бы своим делом. Вы ж в самолетах разбираетесь как я в компьютере.

— А тебе завидно.

— Да тошно просто смотреть, без году неделя в авиации, а уже с лычками золотыми бабло косят.

— Это я-то без году? С детства самолеты слышу за окном. Ты сам тоже, небось, копейку домой принести хочешь импортную.

— Я копейку эту выстрадал. Ты поживи с мое, пятнадцать лет по общагам.

— У меня тоже жизнь не сахарная была. Я что, твои деньги у Будулая получаю? Странно даже, вместе гробимся, а претензии только к нам. Тебя моя работа не устраивает или что?

— И работа тоже! Самолет не знаешь, швартовать грамотно не умеешь, центровку за тебя Юрик считает..

— Надо же, все подсмотрел.. Это ж мой первый рейс.

— Плевать, что первый. Матчасть должна от зубов отскакивать. Хорошо, хоть язык знаешь, а то гнал бы я тебя отсюда ссаными тряпками..

— Не ты ставил, не тебе гнать. Сказано было: на борту два оператора в составе экипажа. И точка. И вообще, Чехов говорил, что физическим трудом может заниматься всякий. Еще джина будешь?

— Буду!

Утром Будулай имел конкретный разговор с Котовым, после чего, как заведенный, принялся слать факсы и телексы в Лондон. Ближе к обеду ситуация разрулилась следующим образом: мы отбываем в Англию на базу «Хэвилифта», туда прилетает запорожец и все вместе решаем, как быть дальше.

Я спросил у фломастера, когда вылетаем.

— Черт его знает. Надо заправиться под завязку, чтоб без транзита. В Лондоне вычисляют, где дешевле..

— Чего думать? Давай на Кубу! Тут под боком.

— Не знаю, не знаю.. Вообще-то мысль.. Я там еще не был.

— Тем более! На социализм натуральный посмотришь. Такого ты точно в своей жизни не видел.

Но Куба обломилась. Был дан приказ — заправляться в Пуэрто-Рико.

Прилетев в аэропорт столицы острова Сан-Хуан, мы с удивлением узнали, что Пуэрто-Рико является территорией Соединенных Штатов Америки. Со всеми соответствующими атрибутами: от звездно-полосатого флага, сухой тряпкой хлопавшего на ветру над серым зданием аэропорта, и до суровых таможенных и пограничных служб, чей надменный идиотизм, как водится, не имел предела.

Для начала старший пограничник, пожевав вонючей сигарой, решил проверить наши паспорта. Дело привычное, обыденное.. Закавыка была в том, что у четверых из нашего экипажа, включая меня, отсутствовала американская виза. Простенькая переводная картинка с непохожей фотографией. Будулай схватился за голову. Котов побелел от напряжения. Юрик скрежетал зубами:

— Я же тебя предупреждал..

Вдобавок при пересчете паспортов хватились, что одного не хватает. Паспорта Юры Думарина, штурмана. Тот был в растерянности и только разводил руками:

— Лично сдавал в руки Будулаю! Клянусь мамой!

Пошли искать. Тонкая синяя книжица была найдена валявшейся в пыли на полу кабины летчиков. Видимо, выпала из толстой стопки.. Первым желанием Юры было убить англичанина чем-нибудь тяжелым:

— Старый маразматик! Руки дырявые!

Но Будулаю было не до этого. Главный вопрос — что делать с нами четверыми?

Под стальным взглядом пограничника я уже видел себя в общей камере с вонючей парашей.

Англичанин, поразмыслив, предложил простой выход:

— А пускай они в самолете останутся. Пока отдохнем перед рейсом в гостинице, пока заправимся — не больше суток.

Глыба, один из потенциальных отказников, с яростью отверг пасмурную перспективу. Пересыпая слова гулким матом, он очень доходчиво и быстро объяснил англичанину его неправоту.

Пограничник поглядел на нас с отвращением, наконец, смилостивился и объявил, что будет связываться с Вашингтоном. Все-таки под английским флагом самолет, так бы он и разговаривать не стал..

Я повернулся к Будулаю:

— Ведь говорил тебе, полетели на Кубу. Там бы нас хлебом-солью встречали.

Таможенники тоже не терялись. Попросили открыть самолет. Полезли внутрь. В передней кабине у летчиков нашли пару гнилых яблок. Торжественно положили их в стерильный пакет и потрясли перед носом Котова. Леха горячо зашептал мне в ухо:

— Слава богу, я догадался нашу лестницу поднять. А то не видать нам больше капусты с картошечкой..

Тут я не выдержал и спросил таможенников, знают ли они дипломатические правила. А ведь там написано, что самолет является территорией России, со всеми вытекающими последствиями. В том смысле, что нефига им здесь делать, на борту.

Переглянувшись, таможенники что-то пробурчали по-испански и ушли. В надежде устроить нам козью рожу на личном досмотре.

День между тем катился к обеду. Мы заняли все имевшиеся в офисе стулья и скамейки. Самые уставшие разлеглись на транспортных грузовых дорожках, подложив под головы сумки.

Наконец, старший пограничник вылез из кабинета.

— Вашингтон дал добро! — громогласно объявил он, шамкая огрызком сигары. — На сутки, не больше. Ровно в это же время завтра вас не должно быть на острове.

Будулай устало выдохнул благодарность всевышнему.

Через час мы разбирали сумки в гостиничном номере. За окном вечерело. Сбросившись с Юриком по червонцу, мы сгоняли в магазин и с голодухи набрали полную сумку еды, включая бутылку рома.

— Настоящий, пуэрториканский, — приговаривал Юрик, рассматривая бутылку на свет.

Нарезали мясо, сыр, открыли сардины. Стол ломился от обилия явств. Хлеб Юрик наломал руками, откусил горбушку, пожевал:

— Вата ватой..

Поели чуток, запили пивом. Махнули по стакану крепчайшего рома.

— Что-то я разомлел, — сказал Юрик и бухнулся в постель. Меня тоже клонило в сон, но, здраво поразмыслив, что мне, возможно, никогда больше в жизни не предоставится шанс побродить по ночному Пуэрто-Рико, я вышел из номера и спустился в холл.

Там на крохотной сцене уже разминался одинокий музыкант. Дул в микрофон, крутил ручки усилителей. Потом взял резкий аккорд на синтезаторе и заиграл. И запел, прикрепив микрофон к наушникам. Запел что-то лирическое, нежное, на испанском языке. Немногочисленная публика оживилась, отставила бокалы и пошла танцевать. Мелодии сменялись одна за другой, то энергичная, а то жалобная, с латинской слезой. Бросалась в глаза пестрая одежда туземцев. Мужчины поголовно носили широкие цветастые рубахи навыпуск поверх свободных брюк (в шортах, несмотря на тропическую погоду, не было никого), женщины — все как одна эффектные жгучие брюнетки с шикарными волосами — качали светлыми юбками, завернутыми вокруг крепких бедер. Танцующие улыбались друг другу, перебрасывались шутками. Никаких забот — сплошной праздник. Подумалось, что именно так и должны жить люди — смеяться, танцевать, шептать партнеру нежные слова, ощущая под рукой горячий жар тела..

Допив коктейль и расплатившись с улыбчивым официантом, я вышел на улицу. Уже совсем стемнело, но от ярких фонарей и неона реклам вокруг было светлее, чем днем. Я запомнил место, где стояла гостиница, и пошел по тротуару вдоль домов. Тут и там слышалась музыка, народ гулял, приплясывая под барабанные ритмы. И сколько я не приглядывался — нигде не мог заметить тех грозных пуэрториканцев со зверскими физиономиями, вооруженных до зубов ножами и пистолетами, которых так любят показывать в американских боевиках. Наоборот, лица у всех открытые, доброжелательные. Короче, кругом — праздник..

Перед вылетом к самолету на машине с огромным бидоном едкого цвета подъехал местный авиатехник-золотарь, с целью освежить туалеты. Валера как специалист начал показывать ему технологию подключения вонючей трубы к выпускному отверстию, но пуэрториканец высокомерно отказался от его услуг и стал делать все сам. Не мальчик, мол, и не с такими механизмами справляться доводилось..

Валера сокрушался:

— Эх, про лампочку-то он не дослушал..

К общему удовольствию окружающих высокомерие золотаря было оперативно наказано. Не дождавшись сигнала потайной лампочки, он отсоединил трубу сразу после слива, наивно полагая, что процесс закончен. Последний десяток литров бурой невкусной жидкости, пузырясь, накрыл пуэрториканца с головы до ног.

Мой иностранный лексикон обогатился широким спектром слов из испанского слэнга.

Настроение у экипажа сразу поднялось. Расселись по местам, взлетели. Нас ждал туманный Альбион.

Моя мама двадцать семь лет рассказывала своим ученикам на уроках английского языка про замечательный и неповторимый город Лондон, так ни разу в нем и не побывав. В те годы невозможно было представить типового советского учителя безмятежно гуляющим по Гайд-парку и Трафальгарской площади, заглядывающим в бутики Сохо. Ведь не дипломат или танцор какой, что ему делать в сердце империалистической Европы? Москвы, что ли, мало?

Мне предстояло исправить этот досадный пробел в биографии своей семьи.

Теплым осенним вечером наш необъятный самолет, устало покачиваясь после многочасового перелета, приземлился в лондонском аэропорту Стэнстед, совсем новеньком, и года не прошло, как открыли. В просторном здании аэровокзала современной конструкции едва ли стало теснее от нашего появления — пассажиров и без того заметно не хватало, чтобы обеспечить мало-мальски приличную выручку многочисленным лавкам и забегаловкам, геометрически правильными рядами пустовавшим сразу за линией таможни. Долговязая пограничница, она же таможенница, с неприветливой улыбкой на хилом лице раздала бланки деклараций для объявления ввозимого имущества. Летчики с фломастером проскочили осмотр еще до нас, поэтому все вопросы со стороны техсостава по заполнению официальных бумажек достались исключительно одному мне.

— Что тут насчет сигарет накорябано? — спрашивал Витек, тыкая пальцем в бумажку.

— Пятьдесят штук, не больше.

— Пачек?

— Штук! Беленьких таких, с желтым фильтром.

— Это, значит, две пачки с половиной. А три можно?

— Отнимут.

— Зачем они им? — Витек засмеялся. — У меня «Ява», еще московская. Они такие не курят.

— Вот и ты не кури, а то наркоту припишут..

Подошел Мухин:

— Со спиртным как тут?

— Плохо. Ноль-семь, не больше. Плюс ограничения по парфюмерии, одеколонам или лосьонам спиртосодержащим, максимум сто пятьдесят.

— У меня тройного пузырь, больше ни-ни. Только он здоровый, грамм триста. Но початый.

— Распиши на двоих с Женьком.

В общем, пришлось прочитать целую лекцию по заполнению декларации. Потом начали по одному подходить к таможеннице. Та вдруг потребовала наряду с фамилией объявлять профессию, то есть должность согласно полетному заданию. Опять понадобилось мое участие. С выдумкой у меня после долгого рейса не ладилось, поэтому весь техсостав был условно поделен мной на две половины, электриков и механиков, включая старшего инженера самолета Леху Шевьёва. Себя и Юрика я гордо поименовал мастерами по загрузке, что, впрочем, как раз соответствовало действительности. Заглянув невзначай в бланк англичанки, я с чувством глубокого удовлетворения убедился в недосягаемой высоте своей фантазии: все без исключения летчики однообразно проходили как банальные пилоты.

У выхода скучал рейсовый автобус, за пять минут доставивший нас к гостинице «Хилтон Стэнстед», угрюмому краснокирпичному трехэтажному дому в староанглийском стиле, с ребристой кремовой крышей и традиционным шиповником под окнами. Лицастая дама-портье за стойкой, в темном мундире суровой ткани, скроенном, похоже, еще в прошлом веке, вручила каждой паре по электронной карточке-ключу. Поднявшись на второй этаж и послонявшись вдоволь по извилистым коридорам, мы, наконец, набрели на свой номер. Открыв дверь — озадачились. Половину комнаты занимала огромная дубовая кровать с двумя рядами внушительных подушек и резными ангелочками по бокам. Краешек голубенького одеяла был игриво откинут. Вторая кровать отсутствовала.

— За кого они нас принимают? — развел руками Юрик. — За молодоженов?

Мы спустились обратно вниз. Пришлось усовестить служивую даму. Хохотнув в кулачок, она заменила ключи.

— Е-мое, привыкли к своим педикам, — ворчал Юрик, — нормальных людей не различают.

Только подошли к лифту — навстречу идут Мухин с Женьком. В руках сумки, вид слегка встревоженный.

— Что, — спрашиваю, — тоже одна койка на двоих?

— А-а, — лицо Мухина просветлело, — не мы одни такие, оказывается. А то я уже Женька ругать начал, что из-за него все, уж больно подозрительно жался ко мне, пока ключи ждали.. Вам поменяли номер-то?

— Ага.

— Это хорошо.

Говорят, отели линии «Хилтон» предназначены сугубо для деловых людей, бизнесменов, чья стандартная командировочная жизнь не должна осложняться большим разнообразием услуг и чрезмерно широким выбором досуга. Все по-солдатски просто: скромный уютный номер, фитнес для озабоченных собственным здоровьем, бассейн с баней для них же, бар, где можно лизнуть пива и перекусить. Никаких танцулек или игральных залов, боже упаси от назойливых девушек в откровенных нарядах перед входом. Но обязательный конференц-зал, но прокат автомобилей через даму за стойкой. Само собой, химчистка и парикмахерская. Пятнадцать английских фунтов — и можешь не стричься еще месяц.

Сумасшедших транжирить на баловство такие деньги — половину суточных! — среди нас не наблюдалось. Ибо суточные являются одним из главных источников прибыли для любого авиатора за границей. И тратить их надо с умом. Купить шмотку какую редкую, или вещь, нужную в хозяйстве. Желательно дешевле, чем дома. Пропить, прогулять — тоже не осуждается. В крайнем случае — порадовать себя едой. Последнее обстоятельство становилось наиболее актуальным ближе к вечеру, поскольку в уважающих себя гостиницах типа «Шератон-Хилтон» кормить за счет заведения норовят исключительно по утрам. Вот и мы с Юриком, разложив вещи в номере, немедленно озаботились проблемой пропитания. Ревизия запасов показала, что на кусок пуэрториканского сыра, заботливо сохраненного Юриком, и две банки шпротов из состава лехиного продпайка приходится одна московская поллитровка. Даже хлеба не было.

— Может, в магазин сгоняем? — предложил я.

— Некуда тут гонять, — ответил Юрик. — На всю округу ближайшая продуктовая точка — аэровокзал. Весьма недешевая.

О том, чтобы поесть в гостиничном баре, не могло быть и речи. Стоимость приличного ужина составляла такую сумму, что на эти деньги можно было два раза постричься.

— Собственно, выбор невелик, — заключил Юрик. — Как ни крути, надо бабки менять. Поехали в аэропорт.

От отеля до аэропорта каждые пять минут курсировала бесплатная маршрутка. За рулем сидел всегда веселый водитель по имени Джонни, юркий седоватый старикашка. Тронувшись, он немедленно врубал музон на всю катушку и с видимым удовольствием подпевал дрожащим баритоном. В его фонотеке хранились и невесть откуда взявшиеся русские кассеты. Забавно было ехать по британским предместьям под аккомпанимент Гребенщикова и Апиной.

Нас, проголодавшихся, составилась приличная компания: мы с Юриком, Витек, Валера, Гарик, Мухин и Женек. Серега Мухин был угрюм и нервен. Оказалось, что им так и не дали новый номер. Попросили потерпеть до завтра, а утром что-нибудь придумается. Серега всерьез беспокоился насчет своей безопасности в эту ночь.

— Двое штанов одену, — бурчал он. — Женька запру в туалете. И смотри, — грозил он напарнику, — никаких витаминов на ночь! Уж не говорю про спиртное..

Женек, терпеливо снося злобные инсинуации соседа, молчал и глядел в окно. Там проплывали деревенские мотивы: неровный плетеный забор, группа березок трепещет желтеющей листвой на ветру, сбоку от зеленого поля чернеет вскопанная грядка, за ней пара сараев. Утром все это накроет легкая пелена тумана, из которого, так и ждешь, высунется тощая губастая буренка, потом другая, третья, а вот и хмурый с будуна щетинистый пастух в кожаной кепчонке и ватнике, лениво матерясь, прищелкивает гладким до блеска кнутом. Кострома — мон амур.

Выйдя из маршрутки, мы кинулись искать обменник, поскольку англичане терпеть не могут доллары. Любой продавец, увидев зеленую бумажку с тисненым портретом легендарного президента, едва сдерживает тошноту. Профиль и анфас родной королевы ему куда милее.

Возле обменного киоска уже тусовались Быков с Иванычем.

— У вас какие деньги? — вдруг спросили они.

— Американские, — ответил Валера. — Такие же, как и у вас.

— Да не про то.. Мелкие, крупные?

— А в чем разница? — удивились мы.

— В том, что налог у них тут на обмен — полтора процента. Но не меньше полутора фунтов. А мы по червонцу только взяли. С гулькин нос получается..

Мы посовещались и сообща не без выгоды поменяли большую бумажку долларов. Летчики пошли своей дорогой, мы пошли своей — искать пропитание. Накрутив пару широких кругов по точкам общепита, мы после долгих раздумий остановили свой выбор на «Макдональдсе». Решающим аргументом в его пользу служила удачно расположенная строго напротив пивная. Под гамбургеры и гиннесс лились неспешные разговоры.

— А ведь можно было и без процентов поменяться, — начал Юрик. — Для этого айдишка нужна от компании, или ихний флайтмастер. Номер переписали — и порядок.

— Да ладно.. Что мы здесь, долго протянем? — сказал Женек. — На чирик да с завтраками можно дня два-три прожить. А там снова в путь.

— Не скажи, — возразил Гарик. — Эта, пока запорожец подъедет, пока движок глянет.. Да и в магазин хотелось бы заскочить, тут, говорят, инструмент порядочный по дешевке купить можно. Дрель с насадками, отвертки хорошие. Много чего хорошего.

— Фломастеру надо сказать, чтоб повозил по магазинам.

— А как насчет в Лондон сгонять? — спросил я.

— Зачем?

— Ну все-таки, город-то красивый. Музеи, достопримечательности. Лавки.

— Посмотрим..

Мы с Юриком решили попробовать все сорта местного пива. Очень понравилось боддингтонское, желтое, сладенькое.

— Стасик, наверно, сейчас уже Леню с горчичкой доедает.

— А кстати, — спросил я, — они почему не поехали?

— Деньги копят. Вместе с Лехой.

— Не, у Лехи шпротов полно, он не пропадет.

— Эх, сейчас бы воблочки..

Вернувшись в отель, мы сначала было решили прилечь, отдохнуть. Не тут-то было. В номер зашел Стасик:

— Как вы тут?

— Примерно хорошо. Ты чего с нами в вокзал не поехал?

— Устал, решил отдохнуть. — Стасик присел на краешек кровати, покрутил головой. Его взгляд остановился на куске сыра, неосмотрительно оставленного нами на видном месте рядом с чайником.

— Откуда такое богатство?

— С Пуэрто-Рико еще..

— Он же заплесневеет так, — Стасик разорвал целлофан, вытащил из кармана складной нож, отрезал кусочек. — Можно?

— Попробуй..

— Хлеба нет? Жалко.. Кстати, телек не включали? Там пэй-ченел присутствует.

Пэй-ченел — кабельный эротический канал. Обычно платный, откуда и название.

Юрик щелкнул пультом, стал переключать программы. Я открыл гостиничное руководство по житью, нашел телевизорную главу, подсказал, на что нажать. На экране высветилось расписание мужских фильмов. Ближайший был в девять часов, как раз начинался. Поползли титры, фривольный мотивчик настраивал на должный лад. Потом показался какой-то дом, камера съехала к окну, в котором был виден бреющийся мужик.

— Сейчас начнется катавасия, — подсказал Стасик.

Мужик добрил правую щеку, потом раздался резкий стук, мужик дернулся и, сжимая в руке опасную бритву, осторожно открыл дверь. Там — никого. Только в конце коридора мелькнула чья-то тень. Мужик бросился за ней, но тут поперек экрана образовалась табличка, предупреждавшая, что мы смотрим платный канал, и если не переключимся через полминуты, то — извините, с нас спросят шесть с полтиной за каждые сутки просмотра при выезде из отеля.

— Ну, что? — с надеждой в голосе спросил Стасик. Мы с Юриком переглянулись.

— Давай! Что мы, нищие какие, что ли, — кивнул Юрик.

Табличка исчезла, мужик продолжал бежать по длиннющему, как в общаге, коридору. Мелькали какие-то двери, одна из них открылась. И к нам зашел Леха.

— Чем занимаетесь?

— Порнуху смотрим. Только она пока какая-то чахлая..

— А я к вам с закусочкой пришел, — Леха выложил на стол банку шпрот.

— Мы тоже не с пустыми руками, — радостно ответил Юрик и обнажил поллитровку из пакета.

— Я — пас, — отрицательно замотал головой Стасик, не отрываясь от экрана.

— Еще бы!

Следующие часа полтора мы не спеша обменивались впечатлениями. В телевизор заглядывали изредка, Леха так вообще сидел к нему спиной. Бутылка и закуска кончились одновременно с фильмом. Стасик встал, вздохнул, выбросил остатки целлофана и пошел к выходу, огорченно бубня:

— Что за кино, «Спокойной ночи, малыши», а не кино. Стонут, кричат, а картинка никакая. Пуритане.. У немцев учится им надо..

Юрик сделал предложение зайти в бар, познакомиться, так сказать, с окружающей обстановкой. Тем более, что время еще детское, одиннадцати нет, а спать не хочется, в самолете надрыхлись. Леха от приглашения отказался и ушел к себе. А мы пошли.

Бар располагался сбоку от портье. За мощной дубовой дверью открывалось широкое вместительное помещение. Барная стойка размещалась на возвышении прямо по центру, вокруг теснились высокие полустоячие столики. Справа, за низеньким резным заборчиком и до самого конца в шахматном порядке были разбросаны сидячие столы, для любителей покушать. Утром этот отсек образовывал шведский стол и заполнялся постояльцами отеля. Но сейчас везде было пусто. Молодой модный бармен с длинными волосами в косичке откровенно зевал.

Мы взяли по кружке гиннесса, облокотились на столик.

— А где народ? — удивленно спросил я.

— Тебе ж сказали, деньги копят. К тому же слух среди летчиков прошел, англичане здесь где-то видеокамеру поставили, подсматривают.

— Чего тут смотреть? Не туалет же..

— Раньше было чего. Русские, и наши, и ульяновцы тут пару раз такого шороху навели, что секьюрити забеспокоилось, в контору «Хэви-лифта» накапали. Кому охота работу терять..

— А без шороха никак посидеть нельзя?

— Видать, нельзя. Я-то не верю в эти камеры, наверно, специально такой слух пустили.

Бармен включил негромкую эстрадную музыку пятидесятых годов. Я попросил что-нибудь повеселее. Парень улыбнулся, закивал головой, мол, понимаю тебя, самого от этой байды тошнит. Но — нельзя. Старший менеджер не позволяет. Только после часу ночи.

Юрик продолжал:

— Ты Гришу-то знаешь, летчика?

Григорий был заметный, огромный человек с испуганным взглядом близко посаженных глаз, наш второй пилот.

— Так, не очень, — отвечал я. — Типа, привет-привет.

— Ну что ты. Личность колоритная. Я с ним еще в Ульяновске учился. Жуткое дело! Приехали одновременно, и он сразу запил. А чего, он там уже сто раз учился, с десяток типов освоил, всех учителей по именам знает. В учебном корпусе я его не встречал, только на завтраке. Через месяц зашел попрощаться, он сидит в майке и трусах на кровати, опухший, небритый. Поднял голову, взгляд шальной, ну ты знаешь, у него всегда такой. Смотрит на меня и спрашивает: ты хто? Во как.. Но летчик, говорят, классный. На сложных заходах Котов его частенько хвалит.

Юрик допил пиво, я повторил заказ.

— Так вот, — продолжал он, прихлебывая из кружки, — в прошлый заезд сюда, в Стэнстед, Гриша гульнул в полный рост. Рассказывает, типа, взял вискарика, а веселиться не с кем. Номер одноместный, как у всех пилотов, экипаж не поддержал. Ну и сгоношился он с какой-то дежурной здешней. Та подругу привела. Он еще пару пузырей купил, гулять так гулять.. В общем, утром, говорит, просыпается — а в номере будто война прошла! Ни одной целой вещи, все по полу раскидано. И менеджер холодную воду на гришину голову льет. И твердит, что полицию вызовет. Кошмар! Кое-как уладили дело, с тех пор Грине в баре запрещено появляться. И вообще, дальше дворика — ни-ни. Вот так вот..

— А дежурная?

— Уволили с треском.

Я про себя поразился, как такой видный мужчина, как Григорий, мог позариться на неброскую, мягко говоря, красоту местных девчонок из отеля. Приземистые, с сухими блеклыми лицами, кривоногие, зад перевешивает. Видать, специально таких набирают, чтобы не возникало щекотливых ситуаций. Но разве русского человека после вискарика остановишь..

Утром табунчик российских авиаторов мелкой рысцой выдвинулся на завтрак.

Шведский стол в европейских отелях сытен и одинаков. Яичница, сосиски, жареный бекон, грибы. Подносы с пестрыми пирожными. Овсянка, мюсли, сыр. Графины с соками. Молоко. В общем, ничего лишнего. Особенно для людей, питающихся один раз в день.

Шествие энергично возглавлял Стасик, от него старался не отставать Леня. Последними в зал зашли Мухин с Женьком.

— Ну как спалось? — гнусавым фальцетом спросил их Валера.

— Сегодня обошлось, — ответил Мухин. — Но больше я за Женька не ручаюсь. Если нам вскорости номер не сменят — быть беде.

Мы с Юриком примостились за одним столом с техниками.

— Говорят, — начал разговор, жуя, Витек, — вы деньги на ветер вчера выбросили.

— Почему ж на ветер? Развлеклись слегонца.

— Потому что зря. Мы с Гариком даром порнуху смотрели.

— Это как?

— Очень просто. Потому что у вас жилки технической нет. Мы поэкспериментировали и нашли, как телевизор обмануть. Только не всегда получается, терпение нужно.

— Расскажи!

— Алиментарно. Включаешь пэй-ченел, но в ту секунду, когда с тебя деньги начнут спрашивать — тут же переключаешь на другой канал. И тут же обратно! Если в такт попадешь — готовченко, смотри на здоровье. Только попасть трудно, мы, наверно, с полчаса пыжились.

— Чего ж не позвали-то? — возмутился Мухин.

— Вам с Женьком только пэй-ченела вчера не хватало! — загоготал Валера. — Пустырник пейте..

— Ну и как вам фильмец? — спросил я Витька.

— Никак. Сиськи-масиськи, бодяга. Главное — буржуев надули.

Мимо проплыл Стасик за добавкой.

— Интересно, — продолжил Валера, — а если приходить к открытию завтрака, к шести, поесть, покемарить, и к закрытию, к десяти — еще раз, а?

— Стасику идею продай.

— Так плохо, — Юрик откинулся на стуле, поглаживая живот. — Желудок разбухнет, расширится, голод к вечеру только крепчать станет. Лучше совсем чуть-чуть завтракать, чтоб организм привык к пустоте внутри. А еще лучше — голодать, один чай хлебать.

— Ну ты сказал..

— Это ж я так, теоретически..

Витек взял с вазы, стоявшей в центре стола, полную горсть хлеба, другой рукой зачерпнул коробочки с джемом и медом, начал рассовывать по карманам.

— Ты эта, — заговорил Гарик, — совесть-то не позорь..

— Вот ты ко мне придешь чайку попить, — возразил Витек, — а я тебе сладкого-то и не дам.

— Хоть бы пакет взял..

— Пакет сразу заметят.

Плоский официант, периодически освежавший тающий на глазах репертуар шведского стола, заметил движения Витька, укоризненно покачал головой и сделал запрещающий знак. Витек с кислым лицом выложил снедь обратно, отряхнул руки от крошек:

— Жлобы..

Подошел Леха.

— В десять в предбаннике — брифинг. Котов информировать будет о перспективах.

Информация от командира не порадовала, но и не огорчила. Днем прилетает запорожец (внимание двигателистам — встретить радушно), планов на сегодня по поводу вылета нет, после обеда (интересно, какого?) англичане обещают увлекательную экскурсию в ближайший универсам за едой. Не расслабляться (строго постукивает ладонью по столу). Желающие отдохнуть и укрепиться телом могут провести время в бассейне с сауной. Для особо любознательных — электричка от аэровокзала до Лондона ходит регулярно, однодневный билет на нее и остальные виды транспорта (кроме такси) стоит одиннадцать фунтов на весь день. По одному не шляться, предупреждать начальников если куда надолго, чтоб попусту нервы не трепать. Вопросов нет? Доклад окончил.

Поскольку никакой альтернативы бассейну в качестве досуга не просматривалось, народ, захватив в номере плавки, потянулся к воде.

Стоит напомнить, что основной состав проживающих в «Хилтоне» — бизнесмены. То есть люди, далекие от спорта высоких достижений. За ними не бегают тренеры с секундомерами, они не ждут оваций трибун. Бассейн им нужен исключительно как средство помывки после тренажера и бани. Нам они только мешались. Зависнет какой-нибудь упитанный топ-менеджер возле бортика, задумается — и давай поперек воды рассекать! Табличку «No diving» можно было смело писать по-русски, англичанам и в голову такое придти не может. Мы же веселились по полной, с ныряниями и бултыханиями в стиле «море волнуется». Вот только размерчик бассейна мог быть и побольше, а то и до стандартного спортивного не дотягивал.

Скупнувшись, отправились в баню. Их там две — сауна и турецкая, прямо возле воды.

Зашли в сауну, расселись. Кроме нас, народу никого. Разгоряченный после водных процедур Валера бросил взгляд на термометр:

— Девяносто градусов! Как в Антарктиде!

После чего нащупал левой рукой термостат и сжал его в кулаке. Обманутая печка раскраснелась, толкая жар к потолку. Мухин сбегал наружу, принес в ладошках немного воды и метнул на камни.

— Другое дело совсем! — дружно согласились окружающие. Столбик термометра лез за сотню. Остатки усталости и голода вместе со струйками пота покидали организм.

В сауну вошли две англичанки средних лет, тощие и сухие как спички. Присели с краешку, о чем-то зашептались.

— Небось, никогда столько крепкого мужского мяса не видели в натуре, зашушукались сразу, — объяснил Мухин.

— Ты бы подвалил к ним, покрасовался, может, на обед пригласят, — предложил Стасик.

— Вот еще, суетиться. Да и формат не мой. Я хоть и люблю стройненьких, но здесь уж совсем перебор. Кожа да кости, волос редкий.

— А все шейпинги да фитнесы виноваты, — заметил Стасик. — Задурили буржуи бабам голову. Сейчас мимо зала физкультурного проходили — ничего, есть на что взглянуть. Так она последнюю красоту на тренажерах тратит, чтоб как мумия выглядеть. Ущипнуть не за что.. И ведь не сказать, что голодают, еды полно.. И как только местные мужики это терпят..

— Да уж, — поддержал его Валера. — Нашу утром по заду шлепнешь, уйдешь на работу, вечером придешь — а она всё колышется!

— Эталон красоты! Не трави душу..

— Хорош болтать, а то они уже пугаться начали.

Англичанки действительно прижались к стенке и уже не разговаривали, а только глядели в пол.

Пропотевшие и расслабленные, мы решили передислоцироваться в турецкую баню. Еле разглядев в мутной атмосфере мраморные скамейки, мы уселись на них и принялись активно давить на черные резиновые пупки в стене, гнавшие пар в помещение. Дышать было абсолютно нечем.

— Хреновые у турок термы, — морщился Витек. — Как на экваторе в джунглях.

— Средоточие восточного разврата, — авторитетно заявил Стасик, разминая члены. — Согласно древним летописям — анклав похоти.

Вслед за нами в анклав зашли старые знакомые-англичанки.

— Вот ведь маньячки! — воскликнул Мухин. — Мы от них — они за нами.

— Дюже ты им пондравился..

— Давай уж, не тяни, снимай плавки, — давился от смеха Валера. — Покажись во всей красе, может, тогда уймутся.

Англичанки встали, одарили нас ледяными взглядами и ушли.

— Эх, сорвался разврат..

Без сомнения, культурный и образованный человек, достойный представитель своей нации, никогда не станет нахально громко разговаривать, смеяться и шутить на родном языке в чужой стране в присутствии местной публики. Тем более — находясь в явном большинстве. Тем более — над дамой. Но, скажите, в кого культурный и образованный человек превращается после десяти дней адской круглосуточной работы на полупустой желудок? И перестает ли он в этом случае быть достойным представлять свою нацию? Вот ведь вопрос..

Посидели еще минут пять, потом окатились ледяной водой из болтавшегося на веревке ведра и с разбегу попадали в бассейн. Хорошо!

Наш вместообеденный сон был прерван звонком от Лехи с напоминанием о надвигающейся экскурсии по ближайшим продуктовым точкам. Мы с Юриком пересчитали наличность, оделись и двинули на выход к автобусу.

На почетном месте рядом с водителем (он же — экскурсовод) восседал Стасик. В салоне вальяжно расположились распаренные техники и кучка пилотов. Автобус взял курс на Бишоп — ближайшую деревню городского типа.

Выгрузив нас у супермаркета, водитель приказал быть здесь же через час. Опоздавшие могут докатить до аэропорта на общественном транспорте номер такой-то за свои деньги.

Одинаково одетые в кожаные куртка и джинсы личности, как овцы, разбрелись по магазинным закоулкам. Юрик предложил особо много не закупать: хлеб засохнет, а колбаса без холодильника скиснет.

— Ограничимся парой упаковок, — твердо сказал он. — Хлеба батончик. К чаю что-либо.

— Может, консервов возьмем?

— Ага. Шпротов. Что-то давно не ели. Лучше рыбку солёненькую. Ну а уж под нее — пивка, можно побольше, с ним ничего не случится. Ты на цены смотрел, уложимся?

— Не то слово. В Москве дороже, чем здесь.

Шедший мимо Серега Кузмичев услышал мою реплику и авторитетно подтвердил:

— Среди стран Евросоюза Англия по уровню продовольственных цен — на втором месте, после Португалии.

— Заботятся буржуи о народе..

Побродили еще, поозирались на прилавки, потом пошли к выходу.

У касс было пусто, лишь возле одной толпились технари.

— А остальные кассы что, не работают? — удивился я.

— Мы тут узнали, оптом за раз со скидкой считают. Набрали, понимаешь..

— Сильная скидка-то?

— Три процента.

— Сильная..

— И карточку скидочную дают.

— Да ну! Вот счастливчики.. И часто вы собираетесь из Москвы в Лондон за харчами мотаться?

Технари сразу насупились:

— Идите, идите, вас здесь не стояло.

Вышли на воздух. Легкие тучки моросили едва заметным дождем. Я заметил, что осенняя погода в районе города Лондон функционирует строго по часам. Утром просыпаешься от бьющих в окно лучей яркого солнца. На небе — ни облачка. Ровно в двенадцать серая пелена плотно закрывает светило, но еще сухо. К двум пелена сгустилась, и по сигналу Биг Бена сверху начинает накрапывать дождь. Точнее, то, что под ним подразумевают англичане, поскольку нормальный русский человек даже зонта не откроет. Влажная взвесь ощущается лицом, но одежда не мокнет. Луж нет. В шесть это безобразие прекращается, погода делает шаг назад, снова пасмурно, сухо. И так — каждый день.

Техники с кучей пакетов высыпали из супермаркета. Гарик вывинул идею:

— Пусть кто в гостиницу — заберет все сумки. Я бы это, пошлялся еще, надо посмотреть на прилавки. Кто со мной?

С Гариком оказались Валера, Витек и Мухин. Я был тоже не прочь. Юрик легко согласился:

— Все равно делать нечего. Не в баню же идти..

Улицы в Бишопе короткие, узкие. Лавки малюсенькие, в основном барахляные. Пару раз попались зоомагазины. Серьезные попугаи с недоумением вслушивались в незнакомую речь.

Наконец, мы набрели на что-то вроде рынка. Вдоль длинных открытых прилавков на вешалках болтались цветастые шмотки, сверкали хромом россыпи сантехнических железок. Тут же торговали книгами и прочей макулатурой. Продавцами были исключительно пакистанцы, смуглым видом и гортанными голосами весьма напоминавшие московских кавказцев.

Наша группа разбрелась по интересам. Гарик ковырялся в родном инструменте, Валера, дурачась, мерил кургузые рубахи прямо на куртку. Мухин с Витьком курили в сторонке, всем свом видом демонстрируя усталость и скуку. Я подошел к книжному прилавку, полистал одну книгу, другую. Продавец услужливо спросил, чем интересуюсь.

— У вас Фаулз есть?

— Как? Фаулз? Нет, ничего нет.

— А Вудхауз?

— Сорри, тоже нет. Мы торгуем только известными писателями.

Я бросил взгляд в дальний угол лавки, где ворохом были свалены разные журналы, в основном порнографические. Попросил показать лучшие образцы. Пакистанец понимающе кивнул и разложил веселые картинки на прилавке. Я подозвал Мухина:

— Выбирай.

Серега не спеша, со знанием дела просмотрел всю стопку, потом отложил один журнал и сказал:

— Остальное — мура, тела мало, сплошные статьи.

Я спросил продавца, сколько стоит.

— Пятьдесят пенсов. Только учтите, номер старый, февральский.

— Думаю, за последние две тысячи лет в этой области мало что изменилось. Заверните.

Потом мы вышли за рынок, там еще нашлись магазины. Гарику понравился тот, где на заказ через день можно было приобрести все что угодно по выгодной цене. Техники сразу принялись листать каталог, подробно обсуждая особенности того или иного изделия, преимущественно слонячей направленности. Дрели, отвертки, лобзики электрические, какие-то диковинные пилорамы.. Мы с Юриком зашли в лавку напротив, с гордым лозунгом вместо витрины «Все — за фунт!». Покопавшись, набрали всякой дряни, чтоб хоть не с пустыми руками возвращаться. Правда, русское понятие «дрянь» плохо соотносится с дешевым, но добротно сделанным умелыми английскими мастерами товаром.

На остановке автобуса неожиданно встретился Стасик. Он сидел на скамейке и дожевывал булку, запивая молоком из пакета.

— Ты как здесь оказался?

— Да сначала решил поехать сразу обратно, потом раздумал, хотел вас найти, да не нашел. Минут десять уже здесь кантуюсь. По расписанию вот-вот должен наш номер подойти.

Действительно, вскоре из-за угла выплыл большой мягкий автобус. Кроме нас, у открывающихся дверей с веселыми криками толкались мальчишки всякого возраста в одинаковой школьной форме. Автобус покинули пассажиры. Последней выходила сухонькая старушка, в одной руке сжимая хозяйственную сумку, другой осторожно хватаясь за поручень. Ступеньки дверей были высокие, старушка перед последним шагом на тротуар как-то испуганно задрожала, опасаясь потерять равновесие. Мальчишки в синих пиджачках тупо стояли рядом, и в мыслях не держа ей помочь. Я отодвинул их корпусом, протянул старушке руку. Она с благодарностью посмотрела на меня. Слабый взгляд ее теплых слезящихся глаз с сеточками морщин вокруг напомнил мне маму. Господи, столько лет прошло..

Пока мы развлекались шоппингом, в гостиницу приехал запорожец. Серегой его звали. Истинный хохол казацких кровей, кучерявый, косая сажень в плечах, выражение лица кислое, но с хитринкой. Юрец опечалился:

— Эх, а я думал, Вовку Евтуха пришлют. Вот человек, с большой буквы. Мы с ним прошлую командировку душа в душу провели..

После легкого ужина включили телек, пощелкали по программам. Ничего интересного. Новости да новости. Землетрясения, пожары, думский кризис. Даже спортивный канал наводил тоску. Там гладковыбритые мужики с брюшками в тугих жилетках монотонно пинали разноцветные шары по зеленому биллиардному сукну в беспредельно широкие лузы.

— В бар?

— Ага.

Тягучей длинной чередой потекли дни, полные безделья и ожидания. С самолетом вроде разобрались, ушлый запорожец, как и обещал Леха, не стал портить себе командировку и забраковывать двигатель. Ресурс был продлен до ближайшей формы, что составляло часов шестьдесят. А вот англичане ломали голову, куда бы нас отправить, чтобы и денег срубить, и не рисковать слишком. Имея агентов по всему миру, они ловили заказы, выстраивали их в цепочку для минимизации расходов, но то программа оказывалась слишком длинной, то груз за океаном — а нам туда небезопасно лететь. Случись что — и где тормознешь?

С утра до вечера экипаж болтался в бассейне и банях. Тренер по плаванью устал с нами здороваться. Банщик после неоднократных попыток починить вечно вывернутый термостат в сауне махнул рукой и исчез. Ассортимент шведского стола стремительно сужался, на входе в столовую с самого утра стал появляться хмурый служащий, сверявший посетителей со списком, где против каждого номера ставилась галочка — и второй раз уже не пройдешь. Бизнесмены и менеджеры озадаченно вскидывали брови, для нас же чопорная британская действительность все больше начинала приобретать черты родной отчизны.

Как-то после завтрака, отслушав скучный брифинг от Котова, я предложил Юрику:

— А не сгонять ли нам в город Лондон?

— Отнюдь, — ответил он.

Маршрутка. Аэропорт. Спускаемся вниз, к электричке. Кассирша молча принимает деньги. Трещащий кузнечиком аппарат выдавливает билеты. Пустой вагон. Бишоп, Харлоу, тусклый приземистый пригород. Дома растут. Туннель, эстакады. Уже похоже на город. Ливерпульский вокзал.

Поплутав минут двадцать, мы вышли к метро. Для начала решили ознакомиться со схемой движения. Взглянули — и вздрогнули: схема представляла собой клубок разноцветных линий с черными точками станций. Их было штук триста, не меньше. Столь милый и знакомый московский патриархальный радиально-кольцевой алгоритм, простой и понятный как пять копеек, отсутствовал напрочь. И куда ехать?

Путем опроса местного населения, кстати, весьма лояльного и доброжелательного к гостям столицы, мы выяснили, что ближайшей к основным достопримечательностям города станцией является «Монументум». Солидное, красивое название, в колониальном стиле. Едва не перепутав поезда (они там разных цветов и едут в разные стороны), мы нырнули в вагон. Осмотрелись. Заметили свободные места, сели. Тут же уступили места двум пожилым теткам, к их немалому удивлению. Тут так не принято. Похоже, в Англии, стране давно победившей демократии, культура оказалась проигравшей стороной. Зато — равноправие, этикет, толерантность.. В вагоне — весь спектр общества. Худощавый юноша в галстуке-селедке и накрахмаленном воротничке пригрелся рядышком с увесистой негритянкой. Седой респектабельный мэтр, посасывая холодную трубку, краешком развернутой «Таймс» задевает сумочку блондинки в мини-юбке. Или макси-майке. Собственно, тема модного прикида в городе Лондоне абсолютно, вызывающе неактуальна. Здесь по одежке не встречают и не провожают. Хоть голым ходи — никто не заметит. В подтверждение этого тезиса в углу вагона, нисколько не смущаясь, прямо на грязном полу распластался немолодой хиппи, подложив вонючий рюкзак под волосатую голову. Пассажиры старательно перешагивают через его вытянутые к проходу босые липкие ноги. Сквозь дыры в майке хиппана просвечивает ребристое немытое тело. Робинзон среди дикарей — период отчаяния.

Выйдя на нужной станции, мы поднялись наверх. Действительно, посреди кривой булыжной улочки наличествовал высокий гранитный монумент, не обманули. Я зачитал Юрику надпись с медной таблички:

— На этом месте в тысяча лохматом году сгорел большой дом. Дотла.

— У нас в Москве, — философски подчеркнул Юрик, — если б на каждом пожарище памятник воздвигали, не пройти не проехать было бы.

По булыжной мостовой туда-сюда снуют аккуратные одинаковые клерки с папочками под мышкой. Мы спросили дорогу и, получив верный азимут, зашагали вниз по улочке. К Тауэру.

— Эх, мать честная, — огорчился Юрик, — фотоаппарата нет. Может, купим? Сгодится еще, думаю.

В сувенирном магазинчике прохладно и пусто. Продавщицы томятся по углам. Увидели нас, оживились, окружили заботой. Не устояв под бурным натиском симпатичных девчонок, мы купили пару грошовых гайдов и какие-то дурацкие подносы с видами Лондона.

— Местная хохлома, — заметил Юрик. — А вон и техника.

Решили не транжириться и взять одноразовый аппарат. Всего-то семь фунтов, почти как пей-чэнел за день. Возник вопрос: пленку тоже надо покупать или она уже внутрь заправлена? Продавщица сказала, что обязательно надо. На всякий случай мы покрутили фотоаппарат в руках. Никакой дырки для пленки не обнаружилось. Я внимательно полистал руководство, где в самом конце петитом было напечатано, что пленка есть внутри. Показал эту страницу продавщице, та засмущалась и извинилась.

— Понабрали лимитчиц, нифига не знают.

Наконец, вышли к Тауэру. Враждебное мрачное здание, хмурое, серое, под стать погоде. Стайка японцев снимается на фоне напыщенного сторожа-бифитера в цветастом колпаке. Мы тоже сделали пару фотографий, потом начали расспрашивать, как проникнуть внутрь. Оказалось, что экскурсии ходят каждые полчаса, и за деньги. Нам это не понравилось:

— Пустое, казематы мы и в Москве видели.

Потом спустились к Темзе и прошлись по берегу. До чего ж вода грязная! На желто-коричневых волнах в мутной пене уныло качаются пустые бутылки, ящики, комки бумаги и прочая тара. Гудят баркасы, уплывая в теплой дымке под мост, знаменитый Тауэр-бридж. Еще пара фотографий.

Я предложил посетить парламент, Биг Бен и Трафальгар. Юрик напрягся:

— Это ж сколько времени займет?! Уже и посидеть где-либо хочется..

— Не бойся, — успокоил я его, — там все в одном флаконе. В принципе, можно пешочком прогуляться, карта есть..

— Ни в коем случае! Только на метро.

Минут через двадцать мы вышли к парламенту. Часы гулко пробили два — заморосил дождь. Местная публика тотчас раскрыла широченные зонты на лакированных палках, которые всегда носит с собой. Мы поежились на мосту, оглядели здание. Можно было напроситься на экскурсию, но как-то не сложилось. Свернув с моста влево, выдвинулись к Трафальгарской площади, но тут споткнулись об пивной бар. Естественно, зашли.

Бар, или как он здесь называется, паб, полон народа. Как никак, время обеда. Кружки с пивом так и мелькают в руках шустрых барменш. Все столики и места за стойкой заняты. После недолгих размышлений мы решили расположиться на подоконнике. Устроить, так сказать, тест на демократию. Ближняя барменша заулыбалась и показала нам большой палец. Типа, молодцы, не растерялись..

Взяв пивка, стали разглядывать заведение. Очень уютное и какое-то по домашнему старинное. Высокий потолок и стены обиты досками из мореного дуба, тяжелыми и крепкими. От внушительных бронзовых светильников исходит мягкий свет, наполняющий помещение. И не сказать, что паб специально облицован под старину. Нет, все натурально древнее, викторианское. Я спросил у веселой барменши, сколько лет существует эта пивнуха.

— Шестьсот.

— ?!

— У нас славная история. Работать здесь — большая честь. Большинство лондонских пабов, конечно, моложе. Сто, двести лет. Ну какие у них могут быть традиции? Еще гиннесс?

Неподалеку от стойки болтался изрядно поддатый субъект с небритым лицом, в длинном сером плаще нараспашку, под которым виднелась сомнительная рубашка, кокетливо подвязаная чем-то вроде галстука. Широкие, как парус, брюки мятой гармошкой спадали на истертые ботинки. Пивные везде одинаковы.. Похоже, надысь этот субъект сильно что-то отмечал, был выгнан поутру за вчерашнее из дома сварливой женой, и, неутомимо похмеляясь, быстро вернулся в прежнее состояние. Юрик выразил мои мысли в свойственной ему емкой форме:

— Прораб из Лондонстроя.. Толкнул рулон рубероида налево и празднует..

Прораб, шатаясь, подошел к нам и спросил:

— А из какой вы страны? Я что-то не понял ваш говор?

Не скрою, это мое самое большое впечатление от Англии. В муку пьяный мужик, говорящий на чистейшем английском языке! Языке Диккенса и Честертона. Битлз и Стивена Фрая. Что ему ответить?

Юрик меня опередил:

— Давай, — говорит, — иди отсюда.

Говорит, замечу, по-русски. Тем не менее, мужик все понял и обиделся:

— Чего это вы меня гоните? Отсюда гоните? Из родной страны — гоните?! Чухонцы проклятые, — уже чуть ли не кричал он, — понаехало вас тут, плюнуть негде!

Барменша строго на него прикрикнула, мужик съежился и уже миролюбиво предложил:

— Вы бы купили мне пивка, что ли..

Юрик повторил свою фразу, анличанин совсем сник и ушел в угол.

Тет временем, жизнь в пабе кипела. Посетители волнами сменяли друг друга, спеша выпить обеденную кружку и вернуться к станку. Вот подъехал шикарный «Бентли», шустрый шофер оббежал машину и услужливо открыл заднюю дверь, из которой с достоинством вылез седой господин в безукоризненном костюме. Скосив глаза к зеркальной витрине, он поправил прическу и подошел к стойке. Смиренно отстояв очередь из двух человек, господин принял из рук барменши свое пиво, взглядом поискал свободный столик. Не найдя такового, отошел в угол, поставил кружку на изгиб интерьера, закурил. Прораб, стоявший рядом, почтительно отодвинулся. Господин вперемешку с сигаретой степенными глотками выпил пиво, поблагодарил барменшу и вышел.

— От ведь страна! — заметил Юрик. — Олигарх типа министра, мог бы в кабинет заказать — так нет, в гущу жизни пошел, не чурается. У нас бы, представляешь, Черномырдин в «Яму» на Пушкинской завалил бы в обед? Или Гайдар?

— Если Гайдар, то, боюсь, его бы никакая охрана не спасла. Народ бы кружками замочил навсегда.

— Это да. А здесь — не боятся. Значит, дружат с народом. А наши — воюют. Повторим?

Повторили. Вдоволь налюбовавшись отделкой помещения, я решил это дело увековечить фотоаппаратом. Только стал нажимать на спуск — в кадр влезла всклокоченная голова прораба.

— Вы это, — загундел он, — за то что меня фотографируете, хоть сигареткой угостите.

Пришлось откупиться парой сигарет. Наконец-то удовлетворенный англичанин вернулся в свой угол и дальнейшей сьемке уже не мешал.

— Пора бы, — говорю, — продолжить осматривать достопримечательности. Тут Трафальгарская площадь неподалеку, надо сходить.

— Уверен? Ну, пошли..

Выйдя из паба, решили сфотографироваться на фоне улицы. Сначала я Юрика, потом наоборот. К нам заспешила молоденькая девушка в полицейской форме. Смуглое лицо и улыбчивые карие глаза говорили о том, что к ее генеалогическому древу когда-то было привито несколько экзотических восточных веточек. Все-таки Англия — колониальная держава, хоть и бывшая.

Юрик настороженно посмотрел на девушку, мол, чего мы тут нарушаем?

— Ну вы и нашли место фотографироваться! — сказала она и засмеялась.

— А что тут не так? Секретный завод поблизости?

— Да нет! — хохотнула она. — Гляньте на вывеску, — она показала на табличку позади Юрика.

Крупными буквами табличка гласила: «Туалеты». И стрелка вниз.

— А что такого?

— Неужели вам будет приятно показывать друзьям свои фотографии на фоне туалетов? Скажут: ну и страна, унитазы на каждом углу. А на самом деле он здесь один на весь район. Вокруг столько памятников, столько музеев..

— Так ведь не из одних же музеев жизнь состоит. Есть пабы, есть и туалеты. И вообще, мы не туристы, мы тут по служебной необходимости, заодно и жизнь вашу британскую познаём. И смотрим на нее в упор, не отворачиваясь. Чего стыдиться-то?

— Вы из какой страны?

— Из России мы..

— Ох уж эти русские, — снова засмеялась она и отошла.

Трафальгарская площадь неуловимо напоминает площадь Гагарина в Москве, не размерами, но духом. Только в отличие от первого космонавта герой английского памятника адмирал Нельсон никуда не стремится улететь, а спокойно буравит окрестности единственным уцелевшим глазом. От исполинских фигур зверей, рассевшихся вокруг стеллы на манер детской карусели, идет величавая уверенность в будущем нации. Всё, пленка кончилась.

Мы посидели на ступеньках, отмахиваясь от назойливых голубей, норовивших, в свою очередь, посидеть на нас. Сделали пару попыток забраться на одну из зверюг, но после дождя камень был сырой, скользкий. Подивились на неуклюжие двухэтажные автобусы. Полюбовались аккуратными блестящими такси в стиле ретро. Короче, с полчасика пожили обыденной туристической жизнью. И вернулись в паб.

За время нашего отсутствия здесь ничего существенного не произошло, разве что прораб исчез по своим делам. Мы привычно расположились на подоконнике, барменша без лишних слов налила нам по кружечке и как постоянным посетителям подкинула тарелку с орешками. Я полистал купленный гайд и вспомнил про еще одну лондонскую достопримечательность:

— Елы-палы, тут до Пикадилли рукой подать. Махнем?

— Что-ты! — замахал руками Юрик. — Посидеть да и ехать обратно, и так без ног.

— Ну как хочешь, а я смотаюсь.

— Недолго только..

Я перешел на другую сторону улицы, потом свернул. Минут через десять справа показалось угрюмое здание в стальных тонах с зеркальными окнами. На вывеске было написано: «Скотланд-Ярд». Вот оно, думаю, легендарное заведение! Ночной кошмар всех британских бандюков, хранитель спокойствия здешнего обывателя. Мне стало интересно, как он выглядит, лондонский опер? Высокий статный мужчина с гордым профилем и длинной трубкой в зубах. Или мерзкий горбатый шпик в черных очках, беспрестанно озирающийся, прячущий лицо в поднятый воротник.. Я постоял у входа, понаблюдал за входящими в здание. Ничего примечательного, обычные люди из толпы. Вскоре я почувствовал на себе пристальный взгляд одного из куривших у входа полицейских. Нехороший такой взгляд.. Решив более не искушать судьбу и не упорствовать в поиске различий между нашими и английскими ментами, я торопливо перебежал дорогу. Напротив располагалась табачная лавка. Вспомнилось, что как раз собирался купить истинно английскую трубку. Я нырнул в дверь.

Одинокий продавец в клетчатом свитере откровенно зевал за прилавком. Я окинул взглядом предлагаемый ассортимент, выбрал достойный экземпляр вишневого дерева и попросил показать. Продавец набрал побольше воздуха в легкие, пригладил курчавые волосы ладонью и, по-шотландски мыча, выдохнул:

— Нет в наличии.

— Как так? А это что — муляж?

— Какая тебе разница? Сказано — нет.

— А что-нибудь похожее есть?

— Так вон — полный прилавок. Шкиперских полно, если бороду отрастишь — очень идти будет.

— У меня нет бороды. Не растет. Мне нужна хорошая трубка, классическая.

— Вот классная вещь, раритет, — он указал на невзрачную пеньковую трубку, порядком изгрызанную. — Сам Нельсон еще курил.

На ценнике раритета была нарисована сумасшедшая сумма.

— Вы не поняли, — снова начал я. — Мне нужна трубка, чтобы курить, а не в серванте хранить. И недорогая. Прошу, продайте мне этот муляж, которого нет.

— Как ты меня достал.. Все туристы достали.. Трубку вообще курить вредно, лучше сигареты.

— Сигареты я в киоске куплю, мне трубка нужна.

Шотландец опять зевнул, открыл прилавок, вытащил мою трубку:

— Вся экспозиция из-за тебя нарушается.. Восемь фунтов.

Выйдя из странного магазина, я взглянул на часы. Пока туда-сюда — прошло уже с полчаса, как я оставил Юрика. Пора возвращаться.. Значит, не судьба мне по Пикадилли походить. И Сохо, который рядом струится, тоже не судьба увидеть.

Юрик сидел на подоконнике и засыпал. Заметив меня, он оживился и скомандовал:

— На хауз..

И снова — метро, длинные тусклые туннели, шум праздной толпы. Никто никуда не торопится, все чинно, без толкотни. Переходя из метро на электричку, мы не стали глазеть по сторонам и искать нужные указатели, а просто слились с толпой, которая длинным косяком перетекала к вокзалу. Мне сразу вспомнился рассказ давнего товарища, как он в начале восьмидесятых, эпоху пышных похорон и тотального дефицита, под Новый год шастал по центру Москвы с приехавшим из Ижевска племянником в целях покупки мало-мальски достойной одежды. ГУМ, ЦУМ, Новый Арбат, Тверская.. Два потока мрачных граждан с сумками спешат навстречу друг другу..

— И, — рассказывет товарищ, — пристроились мы к толпе, идем себе, идем.. И не заметили, как уже кого-то хороним у Дома Союзов! Еле майора уговорил дать за кордон выскользнуть..

Подъехав к гостинице, мы заметили там странное оживление. Множество людей сгустилось перед входом, большинство стояло, некоторые сидели на чемоданах. Взгляды их были напряжены.

— Чего это за демонстрация? — удивился Юрик.

Войдя, я задал тот же вопрос дежурной в холле.

— Учебная пожарная тревога, — успокоила нас она.

Показалось странным, что среди взбудораженых постояльцев во дворе не было никого из наших. Зайдя в номер к Витьку, застали его играющим в карты с Мухиным и Валерой.

— Там пожар вовсю имитируют, — еще раз удивился Юрик, — а вы сидите. Непорядок.

— А мы-то думаем, что за сирена ноет из угла, — ответил Мухин. — Противно так, мы её подушкой закрыли. Вы где шляетесь?

— В городе были.

— Рассказывайте.

Описание нашего культпохода произвело на технарей глубокое впечатление.

— Эх, вот люди — глыбищи! — причитал Мухин. — Мы тут в носу ковыряем, спим да паримся, а они весь Лондон облазили.

— Не весь, — авторитетно заявил Витек. — Музей мадам Тюссо пропустили, где манекены стоят. Самое, говорят, классное место. Я там в Амстердаме был в прошлый раз.

— Так давай поедем!

— Всё не просто. Адрес надо узнать. Да и потеряемся мы, думаю. У нас по-английски только Стасик шпрехает.

— Стасика не надо, — возразил Валера, — он нас замучает нытьем про еду. Может, ты с нами махнешь? — спросил он меня.

— Не, устал я, — говорю. — Вы не беспокойтесь, там вам любой подскажет, как проехать. Народ дружелюбный.

— Надо было пару недель назад поездку устроить, — вздохнул Витек. — Спартак играл недалече, в Блэкберне. Пофанатили бы — мама не горюй.. Валера, сдавай..

Очередной утренний брифинг от Котова внес некоторое разнообразие в нашу постылую жизнь.

— Увы, но опять про раздолбайство наше стану говорить, — начал он. — Виз английских нет у больше чем половины экипажа. — Тут он наврал, виза была лишь у него одного. — А без визы здесь больше недели нельзя! Так что приготовьтесь к выдворению за границы соединенного королевства. Шучу.. Отсюда нас выгоняют, из «Хилтона», на ночь переезжаем в Харловку, неподалеку тут. И в путь! Англичане прорабатывают последние штрихи, завтра утром предполагаем вылететь в Мюнхен..

Переехать наметили ближе к вечеру. День, как обычно, провели в бассейне.

Пилоты, напарившись и поплавав, вальяжно раскинулись в шезлонгах по берегам. Из сауны выходит Стасик и плашмя падает в воду. Могучая волна накрывает купающихся с головой.

Иваныч, дождавшись, пока Стасик вынырнет и отсморкается, упрекает его:

— Между прочим, после парной рекомендуется в душ зайти да грязь с потом смыть.

Стасик укоризненно смотрит на Иваныча:

— Я здесь живу уже неделю. Ежедневно провожу в бассейне и банях по пять-шесть часов. Остальное время — в накрахмаленной койке. Во всем Лондоне нет человека чище меня!

Мухин с Женьком булькают в джакузи. Рядом с ними, подобрав ноги, примостились две пригожие англичанки. Мухин активно пытается завести с ними беседу, но позорно короткий запас иностранных слов не позволяет выйти ему за пределы общебытовых тем. Заметив меня в воде у бортика, он предлагает выступить переводчиком:

— Я им говорю, что они самые красивые девушки, которых я здесь видел!

— Он говорит, — обращаюсь я к англичанкам, — что вы очень похожи на русских девушек — красотой и умом.

— Оно и видно, — отвечает одна из них, — что вы из России. Здоровые, шумные.. Мы там были у вас, в Петербурге.

— Каким образом?

— Таким, что мы стюардессы, по всей Европе летаем. Здесь у нас что-то вроде профилактория, рейс переждать.

— Слышь, Серег, они говорят, что ты им тоже нравишься. Говорят, давно такого интеллигентного молодого человека не видели.

— Ты им скажи, что я открыт для любых контактов, — загорелся Мухин.

— Он говорит, что очень стесняется. Что мечтает продолжить свое знакомство с вами, но скован рамками приличий.

— Ой ли? Что-то по нему не скажешь. Так и трясет ногами от возбуждения.. Как кролик..

— Ну что, как там? — торопит Мухин.

— Говорят, что будь ты понастойчивей — ты бы им еще больше понравился..

Мухин засомневался, нахмурился:

— Ты всё верно переводишь? Ничего не путаешь?

— Сам посмотри, они от тебя глаз не отрывают.

— Ладно, проверим, — Серега разухабистым движением придвинулся к девчонкам. Те резко отстранились от него. Серега с недоумением смотрит в мою сторону. — Что за дела?!

Англичанки проворчали что-то насчет бескультурья и хамства.

— Они говорят, — перевел я, — что так не делается. Сначала надо подарить цветы, пригласить в кабак, угостить мартиней, и только потом всё возможно.

— Где ж я цветы возьму в бассейне?

— У Лени со Стасиком шиповника попроси, — шепнул Женёк, — они утром целый мешок нарвали на обед.

Девушки одновременно выскочили из джакузи и, одарив нас ироничными улыбками, отправились в раздевалку.

— Только зря возбудился понапрасну, — сетует Мухин. — Видать, так и не удастся в Британии корни пустить..

Вдоль бортика нарезает круги Стасик. Его огромная круглая голова мелькает среди волн как мячик. Устав, он тормозит возле меня:

— Напоследок хоть поплескаться вдоволь..

— А тебя что-то раньше сдерживало?

Не ответив, Стасик пускает струйку воды через зубы, находит пятками дно и продолжает:

— Когда-то маленьким я мечтал вырасти и стать сильным и высоким, обнимать красивых женщин, писать лучшие в мире стихи. Вырос толстым и неуклюжим, прячусь по углам от жены, диссертацию бросил, едва начав. Жил в родной стране, но мечтал всё в ней изменить, посадить море цветов. Страна изменилась, и до такой степени, что цветы сажать уже не хочется. На уроках географии водил пальцем по карте, представлял незнакомые страны, прекрасные города, счастливо живущих там людей. Теперь, летая по всему миру, с континента на континент, вдыхая незнакомые запахи, пробуя чужую еду, — хочу опять стать маленьким, вернуться на тридцать лет назад, забыть все что видел, играть в снежки и ездить к бабушке в деревню под Тамбов. Вот такая моя жизнь..

Стасик оттолкнулся от бортика и уплыл.

Мне иногда снится Лондон. Но не тот, в котором был, а другой, ненастоящий, из дальних параллельных миров, в сиреневой дымке сна. Где на выходе из метро через пару шагов открывается огромный свинцовый океан с налипшими неподвижными кораблями, чьи мачты заслоняют мнимую зарю. Где направляясь к Трафальгару, вдруг выходишь на Тауэр-бридж, по которому седая старушка катит детскую коляску и приветливо здоровается с тобой. Где бесконечный вокзал абсолютно пуст и шаги отдаются эхом от стен.

И только Юрик — настоящий, шагает рядом, с кружкой пива в руке.