БУТЫЛКА ДЖИНА.
Я не должен был лететь в эту командировку. Меня даже не привлекали к работам на самолете. Пока остальные бортоператоры помогали авиатехникам готовить новую пассажирскую «тушку» для грузовых перевозок — демонтировали кресла, усиливали полы фанерой, — я залечивал левое колено, внезапно раздувшееся после крайнего рейса словно детский мячик. Специально под это дело взял отпуск. Втихаря от наших медиков, иначе замучают потом на комиссии. Оно мне надо?
Пункция, гипс, опять пункция, снова гипс, витамины.. Наконец, колено обрело привычную костлявую форму. Вот и отпуск иссяк.
На следующий день я заехал в эскадрилью расписаться в накопившихся документах.
И тут пошли непонятки.
Начальник штаба Григорьич, листая разлинованные от руки ведомости, с загадочной усмешкой стал вдруг донимать вопросами насчет погоды в Сочи. Откуда я знаю? Наверно, тепло, хоть и декабрь на дворе. На юге всегда тепло..
В коридоре встретился Коля Гришин, комэска маленьких «тушек». Всегда лучезарно улыбающийся, сегодня хмур и озабочен:
— Валютную книжку не забудь. И справку о прививках.
С чего это он, думаю? Верно, перепутал с кем-то..
В туалете знакомый штурман, причёсываясь у зеркала, настоятельно рекомендовал покупать только японскую аппаратуру и только малайзийской сборки.
Мистика.. Что это с ними со всеми?
Спускаюсь к буфету, время обеденное. Возле дверей натыкаюсь на Серегу Прокопенко, коллегу по службе бортоператоров.
— Готов? — спрашивает.
К чему?
— Вечером улетаем! — Серега смотрит остолбенело. — На ТУ-204, в Сочи! Ты чего, по наряду в штаб не звонишь? И Григорьич не сказал? Во дает, совсем одряхлел..
В первый день после отпуска я как-то не ожидал, что вдруг срочная работа свалится. А разгадывать метафоры начальника штаба моего ума не хватает.
— Коммерческая программа, — продолжал Серега, — тюки шопные туда из Эмиратов возить. Сто часов налёта планируют. Радуйся.
Как-то неожиданно и стремительно всё.
— Почему я? Народу в службе полно. Многие вообще еще в строй не вводились.
Честно говоря, я больше за колено переживал. Мало ли, опять распухнет..
— Цветков распорядился. Он должен был сам лететь, да дома неприятности возникли. У остальных допуска нет.
Спасибо тебе, дорогой начальник. Мог бы заранее предупредить.
Во какие дела перпендикулярные..
— Так что собирайся мухой. Вылет из Жуковского. Гришин командиром, Осипов проверяющим. Договорись с летчиками, чтоб подхватили на кольцевой. Самому не добраться.
— А техники?
— Из первого цеха. Сам толком не в курсе. Главный у них Мишка Ковалев, крупный такой, строгий. Давай, торопись..
Ладно, собраться не проблема. Привык уже к беспокойной авиационной жизни. И летчики вроде знакомые. В отличие от техников, что изрядно тревожит. Люди в первом цеху опытные. Нас, бортоператоров, откровенно не жалуют. Судачат: возникли, понимаешь, из ниоткуда, закрылок от предкрылка не отличают, в терминах путаются, гомеру не нюхали. А всё туда же, о небе мечтают. Изобрели себе синекуру, грузы раскладывать да карго-манифесты заполнять. Возомнили себя авиаторами. Балласт..
Старший инженер самолета Ковалев, внушительной комплекцией больше напоминавший тяжелоатлета, словно читал мои мысли. Сухенько поздоровавшись, с каменным выражением на массивном, слегка татарском лице он решительно произнес:
— Предупреждаю сразу, в наши дела не лезть. Только слушаться. И еще — с грузом мы вам помогать не будем. Ни при каких обстоятельствах. Сами мучайтесь.
Это мы только-только с Серегой в самолет зашли. Называется, познакомились.
Прочий авиатехнический персонал — а их больше десятка, включая специалистов из ЛИИ Жуковского и пермского двигателиста, — тихо общались между собой, разбившись на группы по интересам.
Пока штурманы выставляли приборы, Гришин объяснял расклад:
— Шопный товар, тюки да коробки. Забиваете пространство насмерть. Само собой, центровка и прочее, Ковалев расскажет.
Ага, потом догонит и добавит.
— Кроме того, — продолжал командир, — занимаетесь бортпитанием и кухней.
С этим полегче. Серега, мой напарник, стюардессой когда-то летал, в теме.
— За накладные и прочие документы отвечаете лично. Места считаем тщательно. Иначе сразу к прокурору. Здесь вам не «Руслан», плюс-минус тонна не канает.
Я инстинктивно нащупал в кармане механический счетчик. Там же присутствовали блокнот с ручкой, пачка жвачки, таблетки от поноса. И стальной нож с бутылочной открывашкой. Ничего лишнего.
Жить где будем?
— Летчикам забронированы номера в «Жемчужине». Вас поселят вместе с техниками в адлерском профилактории. Ближе к телу самолета.
Ну что ж, работаем.
Даже обжиться на новом месте не вышло. Прилетели заполночь, побросали сумки в тесный номер, покемарили — и в шесть утра уже заказываем кэтринг. Неплохой, на литерном уровне: котлетки, сервелатик, икры две банки. А на обратно?
— Обратно пускай вас арабы кормят! — задорно отвечала дежурная из цеха бортпитания. Бойкая такая, чернявая, в теле — истинно сочинская порода. Где самым невероятным образом перемешалась русская кровь с казачьей, армянской и еще десятком других. И на выходе получается крутобёдрая темноглазая краля, руки в боки и голос аж в горах слышно.
Дождавшись приехавших из города летчиков, заглянули к айболиту. Сдали пульс, дыхнули свежестью — айда на самолет.
— Лететь три с полтиной, — объяснял старший на борту Сергей Дмитрич Осипов, или просто Дмитрич. — Кормить экипаж после выхода на эшелон, минут через двадцать.
Ну, этим пускай Серега занимается. А я сразу перекушу, оголодал что-то. И вздремну до посадки под косыми взглядами технарей, с деланным энтузиазмом таскающих увесистые электронные блоки из одного конца пустого салона в другой. Коситесь на здоровье. Договорились же, мы не лезем к вам, вы не помогаете нам. Без претензий.
В Шардже очень тепло. От раскаленного бетона прёт горячий воздух, моментально окутывающий тело душным саваном.
Нас поставили на дальнюю стоянку возле громоздких складских пакгаузов, мрачно темневших на фоне бледного неба. Рядом теснилась пара наглухо задраеных ИЛ-76. Тоже, видать, шопников обслуживают.
Подъехал трап, на борт вспорхнула пара индусов. Пошушукались с Гришиным и убежали обратно.
— Так, начинаем погрузку, — скомандовал Осипов. — Остаются бортоператоры и группа техников, Ковалев отберет. Остальные едут в гостиницу. Связь держите через индуса по имени Джой. Вон его контора, — Дмитрич махнул рукой в сторону склада и уточнил: — Офис фирмы «Планета-тур». Они знают телефон отеля. Как управитесь — звоните. Там примем решение..
Мистер Джой — наверняка радостный тип.
Ковалев отобрал себя и еще троих: угрюмого неразговорчивого дядьку, светловолосого парня с вечно смеющейся хитрой физиономией и высокого лобастого мужика. Зовут их, кажется, Витей, Юрой и Валерой. Стоит запомнить, все-таки работаем вместе.
Шмыгнул автобус, забрав счастливцев в город.
Мы с Серегой, переодевшись в ношеные джинсы, присели на ступеньки трапа и стали ждать, подставляя лица под бархатное солнце. Когда еще в декабре позагорать удастся..
В реальной авиационной жизни романтики мало. Романтика — это волнующее погружение в неизведанное. А у нас все ясно и понятно, расписано до мелочей. То, что несведующие считают романтикой, в авиации называется сухо и конкретно — производство полетов. Сутки дробятся на короткие отрезки, каждый из которых развивается по строгому алгоритму и имеет внятную цель. Пройти медосмотр, заказать и получить бортпитание. Накормить себя и летчиков, успеть поспать в самолете. Много часов потеть на погрузке, выверяя центровку и не забывая коллекционировать накладные. Взлететь, поесть и опять урвать кусочек сна. Ежась от зевоты, до глубокой ночи разгружаться. Доковылять до общаги и рухнуть в кровать, чтобы утром заново повторить весь цикл. Монотонный ритм существования, не до поэзии.
Так что при малейшей возможности позволяем себе насладиться короткими минутами отдыха. Как, например, сейчас — блаженно греясь на солнце.
Тем временем техники занимались своей работой. Спецы Валера и Юра оккупировали кабину, склонив головы над дисплеями. Слоны, то есть механики, Ковалев с Витей сновали туда-сюда с корявыми железяками в руках, осматривали движки и проверяли корды шасси. Пробегая мимо нас по трапу, они толкались коленками и зло матерились.
Такие вот высокие у нас отношения..
Наконец, заветный индус нарисовался. Смуглый, высокий, жизнерадостный. Сверкает зубастой улыбкой.
— Саймон, — представился он.
В руках у индуса пачка накладных. Ну давай их сюда, педрилкин.. Ага, товар на телегах, по одной-полторы тонны. Подгоняй к самолету. Ох, ну и акцент же у них.. Английский суржик.. По-моему, в Индии и воообще на востоке английский язык развивается по каким-то своим загадочным законам, и чтобы понять этих гавриков, очень пристально вслушиваться надо, иначе сплошная галиматья получается.
Подкатил рафик с индусскими же грузчиками. Господи, без слез не взглянешь — низенькие, худенькие, ножки как ручки, ручки как спички. Шоу лилипутов. У нас бы таких даже газеты разносить не взяли.
Спрошу-ка Ковалева про центровку..
Он важно достал из кармана мятый график.
— Вот, — говорит, — изучай.
— Так это ж пассажирский вариант!
— А ты что хотел? — насупился он. — Другого в природе нет. Два багажных отсека на четыре тонны, остальное для живых людей. Соображай..
Потом, осклабясь, добавил:
— Чуть-чуть заднить рекомендую, так летчикам сажать удобней.
Спасибо, я в курсе..
Прикинули с Серегой — грузим в салоне равномерно, заднить будем за счет багажников, они к хвосту ближе.
Грузчики начали поднимать тюки по трапу. Беда, ну просто беда.. Вчетвером обхватили мешок, будто муравьи жука, тащат его наверх, спотыкаются, толкаются.. Техсостав умирает со смеху.. Еле втиснулись индусы внутрь. Смотрят на меня испуганными глазами: масса начальник, руководи, куда нести. Ну, родимый, клади в хвост, поближе к дальней стенке. И бегом за другим.. Так, этот тоже вниз. А следующий наверх. Да выше же, выше.. Блин, роста индусского не хватает, опять беда..
Подошел Ковалев:
— Ты им скажи, чтоб с полками багажными поаккуратней, не сломали.
Чего эти доходяги сломать могут?!
Техники, закончив суетиться, расслабляются на воздухе. Под крылом в теньке одиноко замер в античной позе Витя. Спецы, оголившись по пояс, ловят лучи апельсинового солнца. Один Ковалев внутри самолета, нахмуренный, присматривает за нашими телодвижениями.
Серега напомнил про швартовку. Вытащил откуда-то брезентовые полотна и пару сеток. Мы стали обматывать ими груз. Проделав так два раза, я задумался — нафига? Куда эти тюки поехать-то могут, если мы ими заподлицо по периметру салон набиваем?
— Херней занимаетесь, — скупо подтвердил мои сомнения Ковалев. — Клоуны, везде клоуны..
Перешли за центроплан. Тут спецы обеспокоились, заверещали:
— Здесь у нас лючки важные в полу, доступ нужен.
Еще один геморрой.. Раздвинули тюки, оставили проход.
Подбираемся к носу. Вроде заканчиваем..
Теперь Ковалев разорался:
— Место впереди оставьте! Кроме вас с летчиками, еще десять человек имеется. Где мы полетим, в туалетах?!
Значит, отбой телеге. Швартуем передок идиотической сеткой. Дырку для сквозного прохода к треклятым лючкам не забываем.
Уф-ф, закончили наконец. Часов восемь длилась эта тягомотина. Сколько там загрузили? Тринадцать тонн. Ну и черт с ними..
Индус недоволен. Показывает, что еще пять телег ждут на улице. Куда их, спрашиваю? Некуда. Свободен.
Поднимаюсь в офис к мистеру Джою. Набираю номер отеля. Алё, Дмитрич на связи. Долго вы.. Скажи мистеру, чтобы отправил вас на ночевку в отель. Сегодня уже поздно лететь, Иран пространство закрывает.
Мистер Джой никак не соответствует своему имени. С лицом злодея из индийских фильмов, грозно вращая глазами, он приказывает ждать рафика. Успеем переодеться..
Проходя к выходу через фришоп, я невзначай прибарахлил на звеневшую в карманах с прошлой командировки валютную мелочь литрушку джина. Мало ли, пригодится. Эмираты — государство давно победившего ислама, к алкоголю нетерпимое. А начало командировки обязательно спрыснуть надо, закон такой. Посидим на ночь с Серегой.
Вечереет на юге быстро. Еще и дождь грянул натурально московский, обложной, с пузырями. Вот тебе и тропики.
Возле ресепшена нас ждал лучезарный Гришин. К нему решительно направился Ковалев:
— Коль, как насчет суточных? Мы не рассчитывали здесь зависнуть. В карманах ни доллара.
Гришин у нас главный по финансовым вопросам.
— Пока ничего, — отвечал он со вздохом. — Сам понимаешь, программа только начинается, порядка мало. Увы..
Ковалев помрачнел:
— Хоть покормят?
— С этим вопрос решён, — успокоил его Коля. — Ужин и завтрак заказаны. Надеюсь, быстро улетим.
И мы надеемся.. Без денег — никакой жизни, сплошная грусть.
— Сколько загрузили? — обратился командир ко мне.
— Тринадцать тонн.
Гришин схватился за голову:
— Обалдели?! У нас прибыль только с семнадцати тонн за рейс начинается!
Я развел руками:
— Если б нормальные грузчики были, человеческие, мускулистые, запихнули бы больше. А эти паралитики даже мешок поднять не в силах..
— Ладно, — отвечал Коля. — Придумаем что-нибудь.. Вот ключи, селитесь — и в столовку.
Ужин состоял из замшелого салата и кебаба с вермишелью, густо сдобренной вонючим карри.
Сидим с техниками за общим столом печальные и молчаливые. Тыкаем вилками, плюемся.
— Тоска, — констатировал обычно жизнерадостный, а сейчас заметно взгрустнувший Юра. — Как на поминках.
— На поминках хоть наливают, — вздохнул Ковалев. — Могли бы предупредить, что ночевать здесь будем. С собой бы захватили из Адлера.
Атмосфера совершенно траурная.
Я бросил вопросительный взгляд на Серегу. Тот слабо кивнул в ответ.
Сделав паузу, я задумчиво произнес, обращаясь в пространство:
— В принципе, есть у меня заначка.
Ковалев сразу прекратил жевать. По юркиному лицу мелькнула тень радостной надежды. Валера приподнял брови. Три пары глаз, сфокусировав взгляды в пучок лазера, испепеляли меня.
— Один пузырек, — скромо продолжил я, — так, губы помочить.
— Нам хватит! — проглотив наконец кусок, веско произнес Ковалев, и я впервые увидел его широкую улыбку.
Праздновать начало командировки решили в номере у Ковалева.
Ничто так не сплачивает мужской коллектив, как совместная выпивка после физического труда.
Закусывали стыренными из ресторана орешками. Итак, за будущую работу, денежно обильную. Потом — за добрые отношения внутри коллектива. Ну и за товарищей, не чокаясь..
Обнаружилась масса тем для разговоров. Оказалось, что Валера учился в моем институте, только на три года младше. Есть что вспомнить. О музыке современной поспорили.. Майкл, как я запанибрата по примеру других стал называть Ковалева, окончательно раздобрел, и счастливое выражение не сходила с его расцветшей алыми пятнами физиономии. Развеселившийся до предела Юрик сыпал шутками и анекдотами. Даже вечно смурной Витя посмеивался. Хорошо-то как..
На балкон покурить мы вышли окончательными друзьями. По улицам, булькая, неслись потоки грязной воды, кучки индусов прыгали через лужи, мутно блестели сквозь сырые сумерки витрины магазинов — а нам хорошо..
Вернувшись за стол, вдруг обнаружили потерю Юрика.
— Архипов, ты чего там застрял? — зычно выкрикнул Майкл.
Оставшийся на балконе Юра уже вовсю общался с кем-то из соседей. Судя по хихикающим интонациям — с дамой.
Через секунду он быстрым шагом направился мимо нас к двери.
— Тут невзначай пригласили кофейку испить, — объяснял он на ходу. — Вы меня не ждите..
Едва за Юркой закрылась дверь, Майкл с ухмылкой заметил:
— На абордаж пошел. Нас на бабу променял.
— Думается, в его сторону никто камень не бросит, — усмехнувшись, добавил Валерик.
Джин закончился незаметно. Разлив последние капли, мы сладко зевнули и отправились спать.
Снились коробки и мешки. Индусы шагали маршем по пустому салону, распевая английские песни.
На завтраке Юрка скромно сиял.
— Что за барышня?
— Да так, туристка наша шопная. Не арабка же..
— Свежий кофе-то был? — донимал его Валерик. — Сколько чашек выпил?
— Две, — отвечал Юрка, закатывая глаза. — Одну залпом, второй наслаждался.
Перед вылетом нам вручили местный кэтринг. Вот за что я не люблю восток, так это за бортпитание. Издевательство, а не еда. Где мясо или на крайний случай колбаса? Куда витаминный салатик заныкали? Почему хлеб на вату похож?! Нет ответа.
В самолете Гришин оглядел груз.
— Да-а.. Уплотнять надо, вон какие щели.. И к потолку стараться прижимать.. А это что за пещера?! — он указал на проход к лючкам.
— Технологическое отверстие.
— Да-а..
Обратно летели, сгрудившись возле кабины пилотов. Им это крайне не нравилось. Бортинженер-стажер Хаустович, регулярно бегавший на правах младшего за напитками для командиров, возмущался:
— Столпились, как в метро, не протиснуться..
Дмитрич, выйдя из-за штурвала покурить, назидательно заметил:
— Что-то вы намудрили с центровкой, приходится напрягаться.
— Первый раз, — отвечал я, — опыта еще маловато. Учтем..
Майклу в голову пришла мысль:
— Мы теперь с ребятами будем сзади летать. Во-первых, центровку сбалансируем. Во-вторых, можно расслабиться с устатку, — и хитро подмигнул. — А вы с Серегой, так и быть, впереди летайте.
В Адлере нас ждали бравые погранцы и равнодушные таможенники. После оформления бумаг подъехал грузовик. В салон ввалилась троица пахучих грузчиков и принялась скидывать тюки в кузов.
Гришин подозвал меня с Ковалевым:
— Вот вам, как старшим, рублевые суточные на бортоператоров и техсостав, — он открыл дипломат и вытащил деньги. — Распишитесь в получении.
— Типа, на них кормиться? — спросил Майкл.
— Кормить вас будут в столовке профилакторской три раза в день, — уточнил Коля. — А суточные на добавку, если проголодаетесь.
— Живём!
Едва разгрузка закончилась, мы с Майклом посмотрели друг на друга.
— Ну что, в общагу помыться и отдохнуть или сразу в ларёк?
— Странный вопрос!
БАНКА АРМЕЙСКОЙ ТУШЕНКИ.
И снова не удалось выспаться. В шесть утра мы уже брели к самолету, обходя военные патрули. Рядом неспокойная Абхазия. Плюс в Чечне уже год как война бушует. Напряженно сейчас на Кавказе..
— Сон алкоголика чуток и тревожен, — тёр глаза Валерик. — Сколько мы вчера употребили?
— Пять бутылок, — отвечал Майкл.
— Четвертая была лишней..
— А пятая? — изумился Майкл.
— А с пятой все правильно. Где четвертая, там уж и пятая..
Вчера, отужинав котлетами с вкусной гречкой, мы посидели в узкой компании. Надо же было первый круг отметить.
Майкл удовлетворенно хлопал меня по плечу:
— Хорошие вы люди, хоть и не авиаторы ни разу. А с хорошими людьми и работать приятно.
Разошлись в первом часу. Или во втором. А может — в третьем..
По дороге к самолету завернули на аэропортовский базар. Редкие тетки в шерстяных платках, зевая, раскладывали по прилавкам дары местной природы — зелень, редиску, мандарины, хурму. Всего понемножку мы набрали два пакета.
В сумке у Майкла предательски звякнуло.
— В реальности пузырей было семь, — раскололся он. — На обратную дорожку заначил пару.
Айболит, с трудом находя пульс в моем запястье, качал головой:
— Аритмийка гуляет..
Стараясь дышать в сторону, я оправдывался:
— Долго разгружались. Отдохнуть не успели.
Доктор чиркнул роспись в полетном задании:
— Кто у вас старший? Гришин? Понятно..
Пока мы с Серегой раскладывали бортпитание, в самолет поднялись летчики.
Коля сделал нам строгое внушение:
— Завязывайте так интенсивно бухать. Таблетки успокоительные с утра пейте, если уж совсем невмочь.. Врач сердился. Хорошо, что знакомый. Пришлось взять заказ на телевизор японский.
Извини, Коль, традицию соблюдали. Впредь постараемся соответствовать.
При упоминании таблеток я вспомнил рассказ знакомого пилота с ЯК-40.
Летают они главным образом с разворотом, туда и сразу обратно. Но как-то возникли проблемы с вылетом, и их оставили ночевать в гостинице, тоже где-то на югах. Разумеется, по такому случаю решили посидеть экипажем. Купили с рук у трапщика пятилитровую канистру коньяка. Еще и домой хватить должно..
Посидели крепко.
Утром освежили дыхание жвачкой. Пилоты вроде в норме, а у бортмеханика пульс неожиданно застрекотал, как у воробья, под сотню ударов в минуту. Надо бы, думает, подлечиться.. По дороге на вылет заскочил в аптечный киоск, купил упаковку обзидана, популярного среди летчиков успокоительного средства. Выпил махом две таблетки. Относительно полегчало. Айболит похмурился, но ничего не сказал.
Сели в кабину, дождались рассажиров, запустились, взлетели. Вышли на эшелон.
Тут наш бортмех забеспокоился. Чувствует — с организмом неполадки. Слабость какая-то в членах. Меряет пульс, а он все реже и реже. Шестьдесят, пятьдесят, сорок..
Что делать?!
Командир, отматерившись, посоветовал размять тело энергичными движениями. Чтобы кровь разогнать.
Бортмех принялся махать руками и вертеть шеей. А кабинка-то крохотная, места с гулькин хрен, не развернешься. Махал, вертел — без толку. Сидит бледный, еле дышит. Здоровый кабан, вчера литр съел — а вот-вот коньки отбросит.. Молоденькая стюардесса в слезы, пилоты тоже до смерти перепугались. Иди, кричат, в салон — побегай, попрыгай, поприседай. А мы за центровкой последим.
И вот такое зрелище. Сидят себе тихо-мирно пассажиры. Карамельки грызут, видами любуются в иллюминаторы. И тут вдруг из кабины выскакивает летчик с перекошенным синюшным лицом — и давай носиться по салону да прыгать до потолка. Сумасшедший, ей-богу.. Люди сразу занервничали, с кресел повскакивали. Шум поднялся, паника. Заплаканная стюардесса пытается успокоить народ — куда там..
Слава богу, всё закончилось хорошо. Бортмеханик оклемался, порозовел. Пассажиров усмирили, хоть и с трудом. Пришлось коньяком на халяву поить. Лишь бы телегу не накатали в контору по прилету.
Так что — скажем таблеткам решительное «нет».
Майкл с ехидцей заметил:
— Вот что значит быть членом экипажа. Сухой закон теперь у вас.
Им-то до фонаря, техсостав доктором не проверяется. Пей сколько влезет, лишь бы вертикальное положение соблюдалось.
Едва вышли на эшелон, Гришин подозвал нас с Ковалевым:
— Значит, так. Будете помогать индийским доходягам с погрузкой. Чтобы без щелей и ни одного сантиметра не пропало. Минимум двадцать тонн должно быть. Иначе командировка свернется.
Майкл сделал кислое лицо:
— У нас на борту полно работы. Блоки проверять, движкам профилактику делать. Самолет новый, неосвоенный. Когда нам погрузкой заниматься..
— Этот момент учли, — заговорщецки понизил голос Гришин. — С каждой загруженной тонны будете иметь гешефт в валюте, — и он назвал сумму.
Лицо Майкла мгновенно разгладилось:
— Не беспокойся, Коль, приложим все силы. Утрамбуем как надо.
— Верю в вас, — ответил Гришин и привычно расцвел в улыбке. — Оплата по возвращении, сразу за два круга. И суточные, и остальное. Бортпитание местное тоже деньгами выдадим, чтобы улететь без задержек.
Я в ответку подколол Ковалева:
— Кто говорил, что в погрузке участвовать не собирается?
— Так это ж когда было..
По прилету выяснилось хмурое обстоятельство — груза слишком мало. Кроме тех самых пяти телег, которые мы вчера не доокучили, больше ничего не наблюдается. Индусы лишь разводят руками, мол, к вечеру получше будет.
Осипов распорядился всем ехать в гостиницу. А дальше посмотрим..
Отельчик попался занюханный, с крохотными номерами. Клозет вообще размером со шкаф — зайти и выйти. Такова доля транзитных авиаторов, жить в тесных общагах. Считается, что спать нам все равно где, поэтому супервизоры выбирают самые наибюджетнейшие заведения, чтоб меньше платить. Оно и правильно, нефига расслабляться.
Заселившись, мы решили пройтись по улицам. Не для шоппинга — валюты нет ни у кого, — а исключительно в развлекательных целях.
Вот только погода нам снова фигу показала. Дрянь погода. Из низких серых туч струится противная морось. По асфальту рекой льется липкая коричневая жижа. Стоков-то нет ввиду безмятежного обычно климата. А тут такой катаклизм, второй день по щиколотку заливает.
Словом, мучение сплошное, а не прогулка.
Все равно поглазели на витрины, пооблизывались. Прикинули объем будущих покупок, если повезет с деньгами. Шмотки, аппаратура.. Слоны, как водится, всякий выгодный для дома инструмент присмотрели. Короче, ждем своего часа магазины тряхануть.
Едва вернулись — услышали приказ командиров отчаливать на погрузку. В течение ночи мистер обещал двадцать тонн подогнать. И завтра утром вылет в Сочи.
Старшим группы определили меня, как знающего языки. Хоть здесь я первый.. Гришин объяснил схему прохода на летное поле:
— Автобус довезет до аэропорта. Поднимитесь на второй этаж, там полицейский пустит вас по полетному заданию. Созвонишься с мистером Джоем, он пришлет машину до самолета.
Вроде понятно.
Погрузочная бригада сохранилась в прежнем составе, плюс пара жуковцев добавилась. Все хотят заработать.
У служебного входа стояли местные полицейские. Как на подбор — рослые, усатые, строгие. Я вручил им бумаги. Тщательно сверив буквы в задании и паспортах, они нас пересчитали и удивились: а где остальные? Пришлось втолковывать, что мы едем на погрузку, а остальные прибудут уже к вылету. Полицейские долго переваривали этот парадокс. Даже по телефону с начальством советовались. В итоге, побурчав, они все-таки выпустили нас на летное поле. Но заметили, что назад дороги нам уже нет.
Да знаем, знаем.. Ничего страшного, утром вылетать.
Через четверть часа мы переодевались в рабочую одежду.
Затем подготовили трапы, открыли вторую дверь для транспортера. Дождь всё не прекращался. Эмираты.. Когда ж солнце-то, наконец, появится?
Вот и первые телеги пошли. Те самые, которые позавчера недогрузили. Жизнерадостный Саймон протягивает накладные. Выйдя на улицу, я пересчитываю места, сверяю количество. Уже мокрый весь, и в кроссовках хлюпает..
За работу!
— Эх, ма! — парами хватаем с транспортера толстый мешок за выскальзывающие из ладоней концы и тащим внутрь. И второй, и десятый..
Физически одаренный Майкл пакует тюки так, что пластиковая обшивка салона жалобно скрипит. Зато плотно, спичку не просунешь.
Проход решили строить вдоль левого борта, шириной с туловище, на уровне иллюминаторов. Самыми мягкими тюками.
— Заодно и спать там удобно будет, — весело кричит Валера, упираясь руками в коробку с телевизором, никак не пролезающую наверх: — Давай, родимая!
За два часа с телегами управились. Семь тонн, треть самолета — помещаемся. Хоть и мышцы болят, и спина не разгибается — все равно настроение замечательное. Можно отдохнуть.
— Саймон, — спрашиваю, — скоро остальные телеги будут?
— Каминг, каминг, — щебечет индус и прячется от дождя в пакгаузе.
Уже смеркается. Восточная ночь приходит быстро, за пять минут. Требуем подключить к самолету наземное электропитание. Не впотьмах же работать..
— Каминг, каминг..
При свете хилой лампочки устроились ужинать. Прямо здесь, на полу. Стол нам заменяет широкое цветастое покрывало. Режем купленные утром помидорчики с огурчиками, обязательно зелень для мужской устойчивости, хлеба вдоволь. Прокопыч разогревает заботливо сохраненные котлеты из бортпитания. Я достаю масло, открываю банку икры. Из недр ковалевской сумки возникают две адлерские поллитровки. Душа радуется, глядя на такое изобилие..
Даже не заметили, как все выпили и сьели. Физический труд аппетиту весьма способствует.
Ну чё там Саймон тянет?
Гнусно чавкая кроссовками по залитому водой бетону, поднимаюсь в офис. Там в кресле, по-детски подперев кулачком голову, мирно дремлет мой индус.
— Где тюки, буддистская твоя рожа?
Саймон просыпается, что-то мямлит про нерадивых коллег. Из его слов я понял, что до утра груза больше не будет.
Это плохо. С другой стороны — поспать удастся.
Пойду, ребят порадую..
Спалось после водки хорошо, без снов и нервов. В абсолютной темноте — хитрые супервизоры, посчитав, что нам это без надобности, уволокли источник электричества в неизвестность.
Утром, отряхнув так и не просохшую за ночь на теле вонючую рабочую одежду, позавтракали остатками вчерашнего ужина. Подмели всё до крошки. А телег по-прежнему не видать. Пришлось бежать в офис. И так раза три. Напоминал, торопил, вымок опять до нитки как цуцик под нескончаемым дождем. Никакого толку.
Индусы народ, конечно, способный и сообразительный, но, к сожалению, лишенный чувства ответственности совершенно. Смотрит на тебя невинным взглядом, обещает что-то, а через час забывает напрочь. Иногда я понимаю колонизаторов из прошлых столетий, время от времени любивших колотить их палками. У самого руки чешутся.
Звоню Дмитричу, объясняю ситуацию. Тот посоветовал тормошить грузовых супервизоров и ругаться. А я что делаю?!
В отсутствии работы занимались чем попало. Серега с жуковцами в карты резался. Валера с Юркой распределяли по багажным полкам запчасти. Майкл курил на трапе.
— Слушай, — обратился я к нему, — нельзя ваше водило куда-нибудь переставить?
Водилом называется стальная железка килограмм под двести, за которое цепляется к самолету буксир. Торчит в салоне у самого входа и жутко мешает с тюками ходить. Все ноги в синяках от него.
— Штатное место, — важно отвечал Майкл. — Предусмотрено документами.
— А может, в конец салона отнести? Или вертикально поставить?
— У манекена спроси, — Майкл пожал плечами. — Он тебе все расскажет.
Манекеном народ зовет молчаливого Витю. Вон он, в привычной скульптурной позе, обзирая окрестности, торчит под крылом. Говорят, может так часами стоять, не шелохнувшись. За что и заслужил свое прозвище.
Я подошел к Виктору, уточнил просьбу. Манекен, нахмурившись, повернул лицо и наградил меня уничижительным взглядом. Потом, слегка заикаясь, ответил:
— Н-не положено.
Вот всё так в авиации. На любую инициативу один ответ: «не положено». Пресловутая безопасность полетов. Полочку лишнюю на кухню прибить или шуруп ввинтить — только с разрешения соответствующего КБ. Чертежи, кальки, тип металла, гост.. А сырую одежду элементарно сушить негде.
К нам на борт Саймон решил явиться лишь к полудню и в сопровождении своего соплеменника. Рядом с рослым Саймоном низенький жирненький индус по имени Джордж был похож на Санчо Пансу при Дон Кихоте. Как оказалось, вовсе наоборот — начальничек локальный.
Их встретил Майкл с грозным лицом.
— Мать вашу так, идиоты, — начал он и, посмотрев на меня, ткнул пальцем в индуса: — Как его зовут?
— Саймон, — отвечаю.
— А второго?
— Гарфункель, — подсказал Валерик.
Майкл насупился и взял обоих индусов за грудки:
— Так вот, уважаемые негры, — почти кричал он, — ни хера вы не уважаемые, а козлы. Куда электропитание утащили? Везите обратно, у нас работы по самолету срываются. И чтоб мигом..
Саймон перепугался насмерть.
— Каминг, каминг.. — заверещал он и смылся с товарищем из самолета.
Вскоре подъехала установка. Следом за ней возникла хилая телега с грузом на восемьсот килограмм. Курам на смех.
— А остальные где?
Опять каминг. Убью сейчас всех.
Короче, до вечера мы загрузили еще три жалкие тонны. Питались все это время подножным кормом. Корешки от зелени, черствые корки хлеба, огрызки какие-то.. Попробал я стребовать с индусов кэтринг — в отказ пошли. Мол, мы ничего не знаем, этим мистер Джой заведует, а его нет и не будет. Я даже Дмитричу звонил и жаловался по этому поводу. Он порекомендовал держаться и мужаться. Типа, воздасться вам за муки в денежном выражении. Но позже.
Индусы обратно укатили электропитание. Лежим на полу в сумерках. Лишь блики от аэродромных прожекторов гуляют по салону.
Народ на нервах, злые от голода. Уже все анекдоты рассказали друг другу, все песни спели, какие вспомнились. Решили сочинить новую, про нашу сегодняшнюю жизнь, на мелодию «Подмосковных вечеров». Майкл выводит хриплым тенорком:
— Не слышны в Шардже даже шорохи..
Я вышел на поле. Дождик вроде прекратился. Свежим воздухом лёгкие проветрю, а то в самолете такая вонища от тюков и от нас, потных и запревших, что хоть топор вешай.
После дождя дышалось легко. Чуть в стороне грохотали взлетающие самолеты. Дальше разноцветным ожерельем светилось здание аэровокзала. Воздух солёно пах мокрым песком. Хотелось махнуть через забор и побежать к морю.
И тут гляжу — из дальнего ИЛ-76 выходит группа летчиков. Присмотрелся к номеру — наш, российский. Можно, конечно, попросить у них пожрать что-нибудь, но уж больно стыдно. Перетерпим.
Экипаж проходит метрах в ста от нас. Опа! — неужели Цветков, наш с Серегой начальник, мелькнул?
Фигурка оторвалась от группы и зашагала в мою сторону. Цветков, ей-богу!
— Ты как здесь, — спрашиваю, — оказался? У тебя ж дома траблы.
— Ага, — отвечает, — отца хоронил.
Соболезную..
— Сюда с погранцами шереметьевскими залетел, тоже за тюками, но в Москву. Завтра грузимся.. А у вас как дела? — улыбнулся Цветков. — Как летается? Можно в гости?
Заходи.
Едва ступив за порог, он пошатнулся:
— Ну и запашок тут у вас.. Серега, Майкл, здорово!
Обнялся со всеми. Оглядел обстановку. Кучка несвежих мужиков сидит на цветастом покрывале и сосёт черствые горбушки.
— Ромалы! — воскликнул Цветков. — Как вы докатились до такого? Куда кэпы смотрят?!
Я поведал начальнику нашу историю.
— С ума сойти! — злился он. — Позорище! Прилечу в контору, всех коммерсантов наших сраных попалю! Первым делом!
Потом он заторопился:
— Ладно, мужики, извиняйте, но экипаж ждать не будет. Побегу..
Я его задержал:
— Тут такое дело.. У других совестно просить, а ты родной человек.. Поесть чего-нить не найдется? А то мы сутки нежрамши физической работой занимаемся. Кишки сводит.
Цветков аж побледнел:
— Бля, всех замочу, гадов! — и стал нетерпеливо открывать сумку: — Конечно, дам. Сухпай выдали в Москве. Вот, — он протянул килограммовую жестяную армейскую банку, два яйца в пакетике, яблоко и полбулки черного хлеба. — Чем богат. Сам у ребят угощусь. Наш отель без питания, всё по-военному. Давайте, держитесь тут..
Хороший он человек. Жестковатый и требовательный, но в меру. Один из самых заметных персонажей в моей жизни.
Хавчик делили тщательно. Яйца с хлебом порезали на газетке тоненькими ломтиками, чтоб надолго хватило. Яблоко временно отложили.
Майкл взял в руки увесистую банку:
— «Мясо тушеное с перловой кашей», — прочитал он. — Чтоб я так жил.. — и вонзил тесак в жестяную крышку.
По салону поплыл сладостный аромат.
— Эх, — горевал Юрка, — выпить бы рюмашку.
— Кончилась рюмашка, — печально констатировал Валерик. — Вчера еще..
Молчавший всю дорогу до этого Витя-манекен вдруг встал.
— Т-тут у меня запасец когда-то оставался еще с Москвы, — вспомнил он, — для протирки. Если сохранился..
Он полез куда-то в отсек, где хранятся всякие чугунные слонизмы.
— На-нашел! — и явил миру две одинаковые литровые пластковые ёмкости, обе с этикеткой «Спрайт». — Где-то должен быть с-спирт.
Майкл выхватил бутыли у Вити из рук, открыл и принюхался.
— Здесь спирт! — победоносно потряс он одной и глотнул из другой: — А тут газировка. Наливай!
Спирт по очереди наливали в стакан и сразу совали пьющему бутылку спрайта для запивки.
— Главное — не перепутать, — назидательно твердил Юрка.
Ух, обжигает.. Скорее вдохнуть и запить. И сразу яблочком заесть. И только потом полоску яичка под хлебушек и ложечку тушенки. Кто знает, сколько нам здесь еще кантоваться..
Бьет по мозгам моментально с голодухи, даже голова закружилась.
Майкл принимает в руку стакан со спиртом, другой рукой сжимает емкость с газировкой.
— За здоровье! — громко говорит он. Допивает до дна из стакана и приникает к спрайту. Глаза его вдруг округляются, он медленно отнимает бутыль от губ и сипло шепчет: — Это тоже спирт..
Ничего страшного. На тебе яблочко, грызни.
Как мы не старались экономить, но сухпай цветковский ушел в раз. Хлеба чутка только запасли, на крайний случай.
Заглянувший к нам через полчаса индус очень удивился. Валяются на полу в дупель пьяные мужики в темноте и орут:
— Если б знали вы, как мне дороги
— Эмиратские ве-че-ра..
Я, едва ворочая языком, объяснил индусу ситуацию. Иди, мол, отсюда, не мешай людям отдыхать.
Спали как убитые.
К утру недостающие телеги стояли под крылом. Ненавистный дождь прекратился, выглянуло робкое солнышко. От залитого водой бетона шел серый изменчивый пар.
Нарисовался мистер Джой. Увидев наши тяжелые похмельные лица, он сразу распорядился насчет кэтринга.
— И минералки, минералки побольше!
Через пять часов самолет был забит барахлом под завязку.
Вот и летчики приехали с остатками техбригады. Чистенькие, наглаженные. У каждого в руке по коробке с аппаратурой.
Майкл где-то среди тюков надыбал пару ортопедических матрасов. Расстелил их в хвосте для удобства.
— Жалко, ковров никто не везет..
Рассматривая карго-манифест, Коля Гришин радовался:
— Двадцать одна тонна, совсем другое дело!
В полете разморило. Я залез в боковой проход чуток кемарнуть. Из другого конца самолета мне помахал рукой Валера:
— Ползи к нам! Есть смысл..
Смыслом оказались два пузыря смирновки, купленные в дюти-фри заботливыми жуковцами.
Потом снова расползлись по проходу. Самолет на эшелоне мягко покачивало.
Майкл с блаженным видом стянул кроссовки:
— Первый раз за три дня!
Валерик выпучил глаза и схватился за горло:
— Смерти моей хочешь! Одевай обратно..
В иллюминаторе блеснуло море. И быстро сменилось покатыми иранскими горами. О-ох, от зевоты скулы сводит..
Перед разгрузкой в Адлере Коля, куда-то сбегав, принес аккуратный чемоданчик. Открыл:
— За два круга, получите. Плюс погрузочные и за питание.
На душе как-то потеплело. Когда честно заработанные деньги наполняют портомоне, всегда на душе теплеет.
Когда летим? Завтра?
Вам позвонят. Оставайтесь на связи.
Остаемся.
ГРЕЧКА В ХАЛАТИКЕ.
— Что за де-дела? — возмущался Витя в столовой. — На завтрак — гречка, на обед опять гречка, на ужин снова гречка.
В общем-то, он озвучил наши мысли. Пятый день в профилактории питаемся, и пятый день нас одним и тем же кормят. Прозрачные как морская вода щи, миниатюрные кусочки резинового мяса и нескончаемая гречка.
— А что, полезный продукт, — объясняла разносчица, громыхая тарелками, — богатый железом.
— Слишком богатый, ко мне уже гайки в самолете намагничиваются, — проворчал Валерик. — Скоро сам к водилу прилипну навсегда.
Разносчица нудно причитала:
— До вас никто еще не жаловался. Понаехали тут, нытики московские..
— Так ведь другие экипажи больше двух раз у вас не едят. Прилетели, отдохнули, улетели. А мы тут, похоже, надолго, разнообразие желательно иметь в пище.
Действительно, после первых двух рейсов программу будто заклинило. Командиры объясняли, что наш груз из Шарджы добивают семьдесят шестые. После них остается максимум пара телег. Так что, пока тонн двадцать не накопится — отдыхайте.
Отдыхали по разному.
Одни дрыхли с утра до вечера. Другие без конца стирали шмотки и читали прессу. Кто-то просиживал штаны в холле, уставившись в рябящий экран телевизора.
Жуковцы интенсивно пьянствовали. Под их влиянием даже образцовый пермский двигателист, человек рассудительный и предельно домашний, был дважды замечен валяющимся без сознания в коридоре.
На улице развлечений тоже было немного. Представим себе адлерский аэропорт середины хмурых 90-х годов. Местная зима отчаянно похожа на поганый московский ноябрь, с его промозглой сыростью и низкими рваными облаками. Температура к нулю, в кронах голых деревьев ветер свистит. На площади перед аэропортом вяло курят безработные таксисты. Базарные тетки кутаются в платки, высматривая редких пассажиров. Чуть дальше — поворот к нашей общаге, мимо унылой кафешки, где, впрочем, можно заказать прекрасную форель под коньячок. Но мы еще не настолько богатые, рейсов-то нет.
К вечеру раздражение на безысходность такого существования накапливалась, и ноги сами несли к дешевым аэропортовским ларькам.
Один раз по предложению Майкла мы попробовали съездить в Сочи.
— На пальмы посмотрим, — уговаривал он, — публике курортной себя покажем. Главная здравница страны, надо отметиться.
Целый час тряслись в автобусе. Вышли к набережной. Погода — гнуснее не придумаешь. Слякоть, мокрый снег, ветрище с моря задувает, пробирает до костей. По этому поводу хождение к пальмам отменили. Решили банально вдарить по шашлыку, под сухенькое. Стоим, жуем, запиваем ледяным вином, трясёмся от холода. Вокруг — ни одного человека. Где вы, курортные массы?! Кругом лишь свинцовые волны, бетонный парапет и продавец-армянин кашляет в старый шарф.
Намерзлись до невозможности. Всё, хватит, поехали обратно..
По дороге Майкла неожиданно развезло в автобусе. Нёс чепуху, пел песни гнусавым голосом, затем отрубился. С бутылки цинандали, смех.. Еле до общаги с Валериком довели. Пришлось лечить водкой.
То еще путешествие вышло..
Собирая посуду, разносчица игривым голосом заметила:
— Нам ведь тоже скучно.. Зима, народу мало летает. Сидим вечерами одни..
Юрик сразу взбодрился:
— Вечерком заскочим обязательно! Чтобы не скучали!
Нравятся мне эти ребята из ковалевской бригады. Нигде не пропадут, на все руки мастера. Купаются в реке жизни. И правильно делают. Настоящий мужчина должен сознавать тщету житейских мелочей и передряг, и ощущать себя выше этого.
После ужина, сбегав в ларек, мы привели себя в божий вид (а то уже опускаться начали, зубы не чистим, рожи не бреем) и с чувством собственного достоинства пошли наносить визит доброй воли в столовую. Какое-никакое, а развлечение.
— Чего Серегу не взял? — спросил меня Валерик.
— У него другие дела, — отвечаю. — Вчера ему ваши паровозом пять взяток на мизере присунули. Весь кипит, жаждет отыграться.
Мой напарник азартен сверх меры. Рассказывают, как он в Амстердаме за один вечер в автоматах спустил практически всё заработанное в командировке. Есть такие люди, невластные в самих себе. Карты, автоматы, на деньги ли, на щелбаны — без разницы. Главное — кураж и страсть игры, повезет или не повезет. Я от этого далёк, слава богу, абсолютно равнодушен к подобным вещам.
Майкл указал Юрику:
— Ты выступай в авангарде, окучивай поварих, чтобы на ассортимент повлиять. А мы остальных будем отвлекать.
Нас посадили в угол зала.
— В одиннадцать челябинский экипаж прилетает, ужинать придет, — сообщила старшая повариха, плотная армянка с томными глазами и легким пушком над верхней губой. — Немножко отвлечемся, а потом продолжим.
— Вы их тоже гречкой кормить будете?
— А чем же еще? Вон её сколько мешков на складе.
Разлили, выпили. Болтаем, посмеиваемся. Травим анекдоты и разные случаи из жизни. Девушки в столовой работают не самые молодые и красивые, но весьма кокетливые. В белых халатах напоминают медсестер из немецких фильмов. Выпивают наравне с нами. Закусываем ненавистной гречкой, но мяса в ней уже гораздо больше, чем обычно. Виден прогресс.
А вот и голодные челябинцы. Ну, мы вернемся через полчасика, ага..
Вышли на воздух.
— Юрик, ты чего не активничаешь? Специально ведь рядом с армянкой посадили.
Тот возмутился:
— А почему я её окучивать должен? Может, мне раздатчица больше нравится, которая шепелявит. У нее сиськи большие.
— Ты на благо коллектива работай, о себе забудь.
— Так я и не знаю даже, как к ней подступиться-то.. Незнакомая мне народность. Рискую оплошать.
Взял слово Валерик:
— У моего другана жена с Кавказа. Я сейчас сбегаю в аэропорт, позвоню. Выясню, как там чего.
Вскоре вернулся с докладом:
— Всё нормально. Действуй в обычном ключе. Настойчиво, но с достоинством и непоколебимой уверенностью. Кавказские женщины любят таких мужланов.
Мы вернулись в пищеблок. Теперь нас усадили в узкой подсобке, где возле служебного выхода уже был накрыт длинный стол с деликатесами вроде квашеной капусты и малосольных огурчиков, посыпанных зеленью. Рядом в мойке высились небоскребы грязных кастрюль и тарелок. Белыми кафельными стенами помещение напоминало баню. Или морг.
Женщины строят глазки и настойчиво оправляют халатики. От выпитого стало интенсивно клонить в сон, но мы боремся. Юрик положил руку на плечо армянки, слегка приобняв. Что-то шепчет ей в ушко с хитрой улыбочкой. Та вроде не против. Кажется, процесс пошёл.. Майкл начинает коситься, мол, пора их наедине оставлять.
Тут служебная дверь распахнулась, и на пороге возник абрек. Ну натуральный абрек — в очах огонь, усы топорщатся, общее выражение лица боевое. Только кинжала в руках не хватает.. Окинул сидящих взглядом и остановился на армянке. Наступила гробовая тишина.
— Рузанна, — тихо прошептал внезапный гость.
Надо было видеть физиономию Юрика. В его моментально остекленевших глазах читалась одна мысль: прощай, жизнь.. Рука на плече соседки окаменела. Всем своим видом Юрик старался показать, что это не его рука, это абстрактная рука, мираж и видение, а он тут вообще не при чём.
— Рузанна, — уже громче произнес абрек, — у сына тэмпература, заболэл. Я за тобой приехал.
Армянка недовольно отвечала:
— Ты же видишь, я занята. Маму попроси.
— Рузанночка, пожалуйста, — взмолился абрек с неожиданно просящим видом. — Мама устала, а мнэ на работу вставать очень рано.
Мило улыбнувшись Юрику, армянка со вздохом освободилась от его объятий и встала.
— Девчонки, я пойду. Вы уж без меня завтрак приготовьте..
И ушла.
После возникшего инцидента нам очень быстро расхотелось продолжать общение с персоналом столовой. Сославшись на зевоту, мы спешно ретировались.
Юрка никак не мог отдышаться:
— Думал — всё, хана. Прирежет навсегда. Даже и не просите больше, такой экстрим..
Вернувшись в номер, я оторопел. Накурено так, что стен не видно. Посреди стоит стол, за ним сидят Серега и двое технарей с картами в руках. Меня даже не заметили.
— Ваще, что-ли? — говорю. — Второй час, я спать хочу. Выметайтесь!
— Пардон, пардон, — игруны подхватили стол и вынесли его в коридор, прикрыв дверь снаружи.
Я распахнул окно, чтобы проветрить комнату перед сном. Где-то слева по небу гуляли снопы аэродромных огней. На черноморский берег опустилась безглазая южная ночь.
Между прочим, наш визит в пищеблок даром не прошел. Отношение со стороны поварих существенно изменилось. Порции выросли, добавки проси сколько хочешь. Даже макароны появились.
Вот что значит чуткое отношение к женщине.
ОСЕТРИНА НУЛЕВОЙ СВЕЖЕСТИ.
Наконец, после десятидневного вынужденного отдыха, не выразить как нам опостылевшего, из «Жемчужины» пришла телефонограмма: готовимся, завтра в семь утра вылет.
Стали готовиться. Ковалев отправился со своей командой на самолет для проверки оборудования. Ему помогали жуковцы. Накануне они устроили экстренную приборку своих комнат, явив миру эвересты пустых жестяных баночек от безобразного пойла под названием «Черная смерть». Как люди могут пить подобную гадость — непостижимо.
Одни мы с Серегой ничем не озабочены. Ведь наша работа протекает исключительно в рейсе.. Собственно, любой грамотный слон без труда может меня с Серегой заменить на погрузках-разгрузках. Делов-то, мешки разложить поплотнее да центровку соблюсти.. Мы нужны исключительно для соблюдения ответственности, то есть бумажной отчетности. Ни один техник ни в жисть не решится поставить свою закорючку под карго-манифестом. И уж тем более отвечать собственным карманом за целостность груза. Так что без нас — никуда.
Сходили на самолет. Поглазели, как техсостав носится по салону. Ковалев на манер боцмана только показывает руками, куда чего нести и прикручивать. Сам при этом ожесточенно листает карты-наряды.
Валерик в поисках чистой тряпки для протирки дисплеев залез в кухонную тумбочку. Оттуда на него с грохотом посыпались какие-то угловатые железяки. Ругается на Майкла:
— Пораскидали своих слонизмов, ничего не найти..
Тот в ответ:
— От ваших блоков тоже полки багажные уже трещинами пошли.
Всё беззлобно, с усмешечкой. В обыденной работе надо обязательно поддерживать такой стиль общения. Иначе оскотинимся и бросаться друг на друга начнем.
Встречаем утром летчиков у трапа румяные и трезвые до одури. Сами на себя любуемся.
Гришин излагает географию полета:
— Курс на Фуджейру. Грузимся как обычно, двадцать тонн минимум. И летим в Махачкалу.
Во как. Давно я не был в этих краях.
— Потом обычный круг через Шарджу в Сочи.
Это ж сколько дней получается? Новый Год на носу, не пропустим?
— Если всё пройдет по графику, то тридцатого должны вернуться с круга.
— И в Москву к ёлке?
— Есть разные мысли..
Разные.. А должна быть — одна!
Серега разбирается с бортпитанием. Под бдительным взором Майкла он в отдельную коробку кладет паек техсостава, включая банки с икрой и шпротами. Побросав сверху зелени и мандаринов, купленных на базаре полчаса назад, Майкл тащит коробку на заднюю кухню. Это запас для обратного пути. Хотя по предстоящей географии непонятно, когда это случится.
Штурман Леха Дудукин закончил выставлять приборы. Отъехала заправка. Буксир мягко боднул самолет, цепляясь к водилу. Манекен закрутил дверь. Полетели!
Проводить нас вылезает половина работников аэропорта. Красивейшее зрелище — едва оторвавшись от бетона, пустая стальная птица баллистической ракетой взмывает резко вверх. И медленно превращается в точку на фоне лазурного неба. С метеоусловиями сегодня подфартило, ни облачка до самого горизонта. Закон жизни — как уезжать, так погода замечательная.
Я стою посреди пустого салона, раскинув руки, под углом в сорок пять градусов, сохраняя вертикаль перепендикуляра к уменьшающейся в иллюминаторах земле. Летю!
Тридцать третий рабочий эшелон набираем за десять минут. Можно расслабиться, попить чайку с булочкой.
Бортинженер Хаустович лениво поворачивает голову:
— Кто там есть, принесите кофе экипажу.
Ну, давай сегодня я вас покормлю, от души. Спать абсолютно не хочется, выспался до отвала за эти дни. Пускай Серега отдохнет, вчера до трех ночи пулю закрывал.
Наливаю кофе, кладу сахар, с подносом протискиваюсь в кабину.
— Мне побольше сахара, — ноет Хаустович. — И два еще с молоком.
Выполняю указание.
— Мне минут через десять, — цедит напяливший наушники Дудукин. — Зону проходим.
Вот какой народ придирчивый, эти летчики.
Хаустович просит намазать бутерброды с маслом и икрой, ему и его инструктору Виктору.
Выполняю указание, но уже слегка нервничаю.
Виктор благодарит за обслуживание. Хаустович чутким глазом пересчитывает икринки на своем бутерброде и на инструкторском. Возникает:
— У меня меньше на пятнадцать икринок! Почему?!
Нервничаю еще больше:
— Стажем не вышел!
Дудукин снимает наушники:
— Где мой кофе? Я же просил!
Начинаю закипать:
— Десять минут не прошло еще! Штурман называется, время не чувствуешь..
Наливаю Лехе кофе.
— А молоко где?! И булочку, поподжаристей.
Тут Коля Гришин поворачивается с командирского места:
— Поставь котлетку киевскую разогреваться, что-то аппетит накатил..
— А чуть попозже мне, — добавляет Дмитрич.
Всё, не могу больше. Бужу напарника, он человек привыкший к пилотским заскокам. Сам валюсь на расстеленный брезент, кутаюсь им же сверху. СКВ работает в полный рост, по низу ветерок гуляет, простыть можно запросто. А с соплями летать ох как тяжко..
Фуджейра встретила жарким солнцем и изумительными видами. На горизонте дыбились синие горы, приятно освежавшие пейзаж. А то это песчаное крем-брюле эмиратское уже надоело изрядно.
Грузиться нас поставили прямо напротив здания аэропорта.
Летчики засобирались в город.
— Через шесть часов приедем, — пообещал Гришин. — А там решим.
Майкл, уточнив условия погрузки, сияет:
— Всё как обычно, помогаем доходягам.
Начали прибывать телеги. Груз какой-то сегодня нереально разномастный: и тюки, и коробки с аппаратурой, и несколько холодильников. Куча покрышек автомобильных, жалюзи длиннющие, обувь. С умом распределять надо.
Индусы-грузчики, родные братья шарджовских лилипутов, полезли в самолет. Их, словно бродяг, могучим рыком гонит Майкл:
— Идите отсюда, не мешайте профессионалам..
С холодильниками много возни получается. То индусы криво на транспортер положат, то в дверь не влезает, приходится боком ставить. В салоне не церемонимся, кидаем с грохотом на пол и тащим волоком.
Рядом подрулил боинг федэксовский. По трапу спустился летчик, прошелся вдоль двигателей. Что-то там закапал внутрь. Потом сел курить.
Наблюдавший эту картину вместе со мной Валерик замечает:
— Вот так, прыснул из пипетки — и всё обслуживание предполетное. А наши шоблой со стремянками носятся..
Боинг распахнул боковую рампу и начал грузиться. Аккуратно запакованные поддоны стремительно исчезали в недрах самолета.
Я подошел к американцу и напросился на экскурсию. Валяй, говорит, нет проблем. И поправил ладонью густую смоляную шевелюру с островком серебряной проседи.
Хорошо у них внутри, просторно. Комнатка отдыха имеется с мягким диваном. Часто пользуетесь? — спрашиваю. Редко, отвечает, женщин-то на борту нет. Посмеялись.. А к вам, спрашивает, можно? — валяй, говорю.
Он больше интересовался кабиной и всяческими устройствами. А это есть? — есть. И вот это? — тоже есть. Я уж даже перестал понимать, про что он спрашивает, только утвердительно кивал головой: есть, всё есть. Как в Греции..
Американец с удрученным видом чесал в волосатой голове:
— Надо же, какой совершенный самолет. А мы на всяком говне летаем.. Как называется-то?
— Туполев, ту-зеро-фо. Рекомендую запомнить.
Распихав последние жалюзи с бирками по углам, Майкл торжественно объявил:
— Финиш! Где летчики?
Вон они, родимые, гуськом идут к самолету. Опять груженые пакетами да коробками. Когда ж мы-то отовариваться начнем?
Гришин объявил:
— Ночевать будем здесь. Всё лучше, чем в Махачкале. А деньги те же. Рано утром вылетаем.
Переодевшись в чистую форму, мы всем экипажем расположились в зале аэропорта и стали ждать супервизора.
Сидим, с наслаждением потягиваем ледяную колу. Наблюдаем за жизнью.
Электрический голос гортанным эхом объявил посадку на саудовский рейс. Перед нами степенным шагом вразвалочку прошел к стойке регистрации жирный бабай в ослепительном халате. За ним послушно семенит птичья стайка жён, для контраста замотанных в черное с головы до пят, лишь глаза из прорезей сверкают вишневым светом. Каждая ведет по два малых кудрявых ребятенка. Те смешно таращатся на окружающих, сося леденцы.
Вот какой-то аэропортовский начальник с айдишкой на груди остановился посреди зала. Просторный халат не скрывает висящее мешком огромное пузо. Надо сказать, у арабов живот является главным символом благополучия. Халаты-то у всех одинаковые, как и тюрбаны. Хвалиться одеждой тут не принято, смокинги и дольчи-габбаны в гардеробе отсутствуют как класс. Вот и меряются животами. Чем объемистей выпирает брюхо, тем выше статус его обладателя.
Отдышавшись, начальник ленивым жестом подзывает к себе другого араба, тоже из местных. Тот подходит. Бедняга, тощий-то какой.. И ведь каждый день по барану сьедает, и рис килограммами — а не в коня корм. Видать, с обменом веществ в организме проблема. Но молодец, держится достойно. Чтобы соблюсти собственный статус, изогнулся будто циркач, впалым пузом вперед. Мол, я тоже не пальцем сделан.
Господи, о чем только не поразмышляешь, сидя в мягком кресле зала ожидания аэропорта..
Наконец, явился супервизор. Перетерев с ним, Гришин объявил:
— Летный состав едет в гостиницу. Остальным номеров не хватило, поэтому вас отвезут ночевать в другое место.
Какое еще другое?
Оказалось — крохотная частная вилла. Пока доехали до нее по серпантину, сумерки сгустились. Жаль, умерла надежда по магазинам прошвырнуться.
Ничего себе домик, приятный. Вокруг кусты и деревья. Внутри всё для человека: столовая, просторный холл с новейшей аппаратурой, и три трехкоешных помещения для сна. Всем места хватит.
В спальне, которую выбрал Ковалев, разместилась самая большая кровать. Раза в два шире стандартной. Даже габаритный Майкл на ней выглядел обычным человеком. Мы долго ломали голову, зачем так придумано, пока Юрка не догадался:
— Так это ж для главы многочисленной местной семьи! Он, понимаешь, спит, кругом жены храпят. Он вдруг просыпается от неукротимого желания. Призадумывается, вычисляет наиболее соблазнительную на данный момент подругу — алё, девушка, иди сюда! Места полно, кувыркайся сколько душе угодно. А то и с двумя сразу, если они, конечно, не майкловских размеров..
— Правду говоришь! — Ковалев блаженно раскинул руки и ткнул пальцем в Юрика: — Сегодня, пожалуй, начнем с тебя.
Тут в дверь постучали. Вошел гибкий индус и безмолвно выгрузил в столовую два пакета с едой. Так же безмолвно ушел.
Свернув щекотливую тему, мы кинулись к пакетам. Фрукты разные, лепешки типа лаваша, пластиковые емкости с салатами, завернутое в фольгу мясо с подливкой.. Очень кстати, оголодали мы.
Омыв тела в душевой, приготовились аппетитно поужинать. Мать моя, а приборов-то и нет! Ни вилок, ни ложек, ничего.
— Индус, падла, спёр по дороге!
Надо как-то питаться. Попробовали по-восточному черпать лепешками — всё с них сыпется, до рта не доходит. Плюнули, стали руками есть. Измазались как черти. Издевательство, а не ужин.
— Хорош пировать! Спим до утра!
Из окон лился серебряный свет луны. В тишине остервенело звенели цикады. Спалось прекрасно.
Пока летели в столицу Дагестана, Гришин излагал обстановку:
— Разгружаемся по-быстрому, чтобы не зависнуть на ночь. Иначе проблемы возникнут с Шарджой.
На поле нас гостеприимно встречала делегация важных кавказцев в широких курчавых папахах. Подогнали трап. Что-то там обсудили с командирами. Те вернулись озабоченные:
— Странно.. Говорят, не готовы принять груз. Просят подождать.
Ждем. Наслаждаемся окружающими видами. Красиво. Вот только густая черная дымка вдоль горизонта смазывает впечатление.
Где-то через час появился грузовик. Остановился поодаль. Чего не подъезжает-то?
— Мутят они что-то, — поделился сомнениями Осипов. — Местные заморочки.
Он подошел к главному кавказцу в самой широкой папахе. Долго ругался. Пришел расстроенный:
— Совсем оборзели, не хотят груз принимать.
Я ему говорю:
— Дмитрич, какие проблемы? Давай своими силами разгружаться. Трап есть пассажирский. Мелкого груза достаточно, так побросаем, на землю.
— Попробуй.
Мы с ребятами первым делом начали скидывать покрышки. Смешно подскакивая по ступенькам трапа, они катились и катились. Ух, как далеко они укатились, к соседним бортам и дальше..
Затем на трап посыпались длинные жалюзи..
Папахи обеспокоились, задвигались. Дали знак грузовику. Через десять минут мы уже бросали мешки в кузов.
— Чё с накладными делать? — спрашиваю у Дмитрича. — И с таможней?
— Плюнь. Тут у них свой порядок, им эти бумажки по фигу.
— Как скажете..
Вылет нам дали на вечер. Успеем Иран проскочить? — успеем, с запасом.
От командиров поступила информация, что поблизости можно разжиться балыком осетринским и даже черной икрой по разумным ценам. Надо местных потрясти, они больше знают. Только шустрее, мало ли..
Шофер грузовика махнул рукой в сторону аэровокзала. Мол, там перед воротами есть магазанчик, Шамиль заведует, его родственник, бородатый такой.
Неприметную постройку типа щитовой времянки мы нашли быстро. Зашли внутрь. Шалман какой-то, узенький, тесненький. Полки ломились от сигарет «Прима» и запыленных банок с томатной пастой. Что-то не то..
На нас грустно смотрела продавщица, облокотив голову на прилавок.
— Шамиля можно увидеть..
Из подсобки возник бородатый родственник. Естественно, в папахе. Она для местных такой же символ процветания и благополучия, как живот для арабов, или носки у индусов. Наверно, даже спят в ней.
Нам бы вкусненького чего к празднику, говорю. И показываю на самолет — оттуда мы, по наводке.
Шамиль мотнул головой, приглашая в подсобку.
Едва войдя туда, мы замерли. Подсобка оказалась раз в три просторнее основного помещения. И по всему потолку на крюках висели копченые осетры самых разных размеров, штук сто или больше. Свеженькие, в капельках липкого жира. Голова кружилась от деликатесных запахов.
— Выбирайте, — молвил Шамиль и назвал цену за кило, действительно разумную.
Набрав внушительный пакет балыков для себя и командиров (Гришин попросил), я вскользь поинтересовался насчет икорки черной.
— Нэт совсем, — вздохнул хозяин, — в Москву для праздников отправили.
Ничего страшного, и так неплохо вышло.
Заодно спрошу-ка весь день занимавший меня вопрос:
— А не скажешь, уважаемый, что это у вас там на горизонте дымится?
Шамиль, бросая на весы рыбу, махнул рукой:
— Вышки горят. Там Чечня, война. Торговать-работать не умеют, вот и воюют.. Семь килограмм, триста тысяч давай.
— Где ж семь-то? Чуть больше шести на весах.
— Э-эй..
Возле самолета уже нервничал экипаж:
— Вас за смертью посылать! Вылет дали срочный! Хотите остаться?
Не хотим.
Лезгинка бетонных стыков, затем крутой подъем. Летю..
В составе махачкалинского кэтринга превалировали рыбные консервы и лаваш. Слопали всё за милую душу. Лишь две банки с ядреной кавказской аджикой не тронули, побоялись сгореть заживо.
Шарджа встретила нас закрытыми пакгаузами. Мистер Джой — очень гнусный тип. Явно хочет лишить нас праздника.
Договорившись по телефону насчет утренней погрузки, Дмитрич скомандовал отправляться в гостиницу. Но не в ту лачугу, где раньше обитали, а в достойный международный отель «Нова-парк». Благо, ехать туда четверть часа.
Опять в белое переодеваться. Охрану без формы никак не пройти, завернут обратно без вопросов. Что за летчик, скажут, если не в белой рубахе и черных штанах. Пародия, у нас таких полно в городе..
Пока доехали — полночь стукнула. Опять мимо магазинов..
На ресепшене дежурит строгая русская девушка Анюта. Никаких заигрываний, даже Юра сник.
В лифте Майкл предложил, после того как устроимся, сходить искупаться в бассейн.
— Что-то я не заметил тут никаких бассейнов..
— Должен быть. Скорей всего внутри.
Побросав сумки мы спустились в холл. У Анюты спросить не решились. Сами найдем.
Здесь столовая, тут ресторан.. Майкл повел нас служебными коридорами. Поочередно открывая двери, за одной мы увидели действительно небольшой бассейнчик, скромный такой, пять на семь приблизительно. Ищущий — да обрящет! Вот только зачем его прятать от людей, непонятно. И помещение как-то не выглядит туристическим. Трубы странные по потолку вьются..
Скинули одежду. Прикинули глазом глубину — метра два минимум. Вполне хватает.
Майкл, оставшись в одних плавках, с разбегу прыгнул на самую середину:
— Эх, бля!
Вынырнул очень быстро, с выпученными глазами:
— А вода-то военная..
И мощными гребками, гоня перед собой волну, ринулся к бортику. Оказавшись на суше, начал энергично обтираться полотенцем:
— Совсем с ума сошли.. Не бассейн, а прорубь какая-то..
Мы с Валериком осторожно побултыхали в воде ногой. Офигеть, какая холодная.
— Слабаки! — заявил Майкл, клацая зубами. — Раз уж пришли, можно и сплавать.
Первым окунулся Валерик. И тут же вертикально вылетел обратно.
Моя очередь. Не буду позориться, нырну.
Впечатление самое зверское. Будто к каждому сантиметру тела приложили кусок льда. Организм на это отреагировал втягиванием внутрь себя всех сокровенных частей. Сам не помню, как выбрался на кафельный берег.
Возвращались синие и притихшие. Шагая мимо Анюты, проворчали:
— Ну и бассейн у вас тут. Вытрезвитель натуральный..
Анюта посмотрела на нас непонимающе. Потом — как зальется хохотом:
— Это ж не бассейн! Это техническая ёмкость для слива хладогента, для кондишенов!
Вот такие мы дикари. Зато девушку развеселили..
Я согрелся под одеялом только к утру. Пора ехать на погрузку.
В дютифри отоварились красной смирновкой. Майкл настоял на трех бутылках:
— До сих пор колотит..
Надо бы, думаю, купить сувенир сыну к празднику. Выбрал изящную автомобильную модель — дверки распахиваются, капот открывается, колеса заводные. Самое то для семилетнего пацана.
Вот и Саймон. Крепко жмет руку:
— Май фрэндз! Карго из рэди!
Приятно слышать.
Самолет был наполнен ароматами копченой осетрины. Как бы не сопрела по жаре..
— Давай, Саймон, поторапливайся! Новый Год завтра, не дай бог из-за тебя пропустим!
— Каминг, каминг..
И снова телеги, тюки да коробки. Скоро ночью сниться будут..
После взлета я ужом пролез в заднюю часть самолета. Там уже вовсю пировали техники. Раздав таможенные декларации для заполнения и глотнув для бодрости, я озаботился состоянием рыбы:
— Мало ли, таможенники придерутся, отнимут. Надо запаковать.
Ободрали целлофан с какого-то холодильника, обернули им рыбу в три слоя. Воняет, но уже меньше. На всякий случай спрятали деликатес в тумбочке среди железок.
Зарулив на стоянку, Гришин вышел из кабины и подозвал нас с Серегой:
— Конкуренты не дремлют. Мне с земли сообщил представитель — граница с таможней сегодня будут жесткими. Возможны подлянки.. Проявляем бдительность.
— Как насчет Нового года-то?
— Утром позвоним в общагу. Есть мысли..
Погранцы оцепили самолет по периметру, всех выпуская, но никого не впуская обратно. Обосновывали это безобразие охраной государственной территории. Типа, пока груз не растаможен, никто не имеет право шляться туда-сюда. Первый раз такое вижу.. Ковалев долго с ними ругался. Кричал, что ему надо послеполетное обслуживание делать, питание подключать, и вообще — клоуны кругом!
В итоге договорились. На борту остаются два техника и два бортоператора, то есть мы с Серегой. Если будем выходить, то исключительно в пределах видимости бойца с автоматом. Остальные пошли вон.
Вошел таможенник в мятой шинельке. На его угрюмом лице крупными буквами написано: как вы мне надоели.. Завтра праздник, все готовятся, а тут придется полночи тратить на хрень всякую..
Таможенник сел на складной стульчик возле грузовой двери. Приготовил счетчик. Хмуро взглянул на меня:
— В две руки считать будем?
— Ага, — я тоже вынул карманный счетчик, демонстрируя предельную бдительность.
Поехали..
На семидесятом месте сбились. У меня на одно больше — бардак. Вернули грузовик, заново пересчитали. Обстановка нервная.
Тут подходят Ковалев с Валериком. У последнего в руках пузырь смирновки и стаканы. Обращается к таможне:
— С наступающим, что ли..
После третьего стакана обстановка стала разряжаться. Вот только с закуской проблемы. Из всей еды — хлеб да вулканическая аджика. От одного запаха волосы дыбом. А мы ее ложкой..
Закончили разгрузку в третьем часу ночи. К этому времени таможенник уже бросил считать места. Травил анекдоты и напевал в полголоса, расслабив галстук. Нам тоже было хорошо. Литр съели и не заметили.
Подписав финальные бумажки, таможенник, покачиваясь, сошел по трапу. Оцепление мигом исчезло.
Мы подняли воротники и вышли в моросящий дождь.
ШАМПАНСКОГО!
Природа чувствует приближение Нового года. Легкий плюсик, безветряно, никакого дождя. Периодически сквозь высокие матовые облака отсвечивает тусклый диск солнца. Только мы все это не видим, а дрыхнем без задних ног. Пока наворачивали два круга подряд, накопилась усталость в членах.
Тут распахнулась дверь и вошел Ковалев:
— Подъем! Одиннадцатый час, завтрак на исходе! Любимая гречка остывает.
Так что у нас с праздником? В Москве или здесь маяться будем?
— В двенадцать вылет!
А ты чего тогда в общаге делаешь? Почему самолет не готовишь?
— Рейсовым летим! — торжественно объявил Майкл. — На маленькой тушке!
В столовой он разъяснил ситуация. Пассажирские борта родной конторы из Сочей окучивают Турцию, уже с полгода как. Летают туда с разворотом каждый день. Экипажи живут в гостинице, работают вахтами по месяцу. Естественно, на сегодня и завтра они запланировали выходные. Русские люди все-таки.. Но наши командиры распорядились их судьбой иначе и приказали организовать срочный рейс в Москву туда-сюда. Экипаж тушки расстроился, конечно. Окислились до невозможности. Но попробуй возрази, когда тебе приказывает командир эскадрильи Гришин Николай Федорович и старший инспектор ЛШО Осипов Сергей Дмитрич.
— Так что поздравления от коматозного президента будем принимать дома! — тут Майкл широко улыбнулся, дыхнув перегаром. — А с пятого числа продолжаем бомбить эмираты.
Ну, это уже без меня. Комиссия медицинская кончается годовая, как раз шестого января. Пора сдавать кровь и мерять кардиограммы. Жалко, конечно, но ничего не поделаешь.
Я собрал пожитки в сумку. Пришлось напялить форму, чтобы не измялась. Посмотрелся в зеркало — красавец! Возвращаюсь при полном параде и с тугим портмоне.
На рынке все бросились покупать свежие фрукты. Я набрал мандаринов огромный пакет. Теперь главное — не забыть захватить балык из самолета. И конец сочинской эпопее.
Стоим возле трапа, болтаем с летчиками. Они тоже все в мундирах, не я один такой умный.
Неожиданно подкатила машина с кэтрингом. Дежурная — та самая бойкая чернявая краля, — кричит на всю округу:
— Забирайте гостинцы!
Ладно, поможем, привыкшие уже. Котлеты, масло, чай.. А это что такое? Ящик шампанского, ящик коньяка. Коробка с деликатесами — икра, копчености. Это кому?
— Фирма расщедрилась, по первому классу, — объясняет довольный Гришин. Тоже, кстати, перегарчик чувствуется. — Понравилось им с нами работать. Надеются на долгое сотрудничество.
Пятерку жирную ставим фирме.
Мы расселись в салоне поближе к кабине. Точнее, к кухне. Мрачный бортпроводник с трудом изображает улыбку. Праздники ему портим..
Вдруг в салон потянулись незнакомые гражданские люди с чемоданами. Кто такие?
— Аэропортовские подсуетились. Объявили пассажирский рейс, децл деньгу подрезать. Пятнадцать билетов по знакомым распространили. Хорошо, видать наварились.. Фигня, не помешают.
До чего приятно летать пассажиром. Никаких тревог и забот, сиди и балдей.
Дмитрич плеснул коньяку, торжественно встал:
— Поздравляю с окончанием первого этапа!
Ура!
После вчерашней аджики внутри атомным пожаром полыхает изжога. Гасим ее, гасим.. И шампанским сверху, и деликатесами придавим.
Хаустович мажет бутерброд. Слой икры толще хлеба. Показывает с назиданием:
— Вот каким должен быть правильный бутерброд!
Валерик раздает мандарины:
— Витамины, ночью с женой пригодятся!
Откуда-то сзади слышится сиплый голос Майкла:
— Не слышны в Шардже даже шо-ра-хи..
Мелькают бутылки в руках. Ходим по салону, чокаемся друг с другом. Пассажиры в ужасе — летчики с погонами на плечах толпятся в проходе, глушат коньяк стаканами. Курят, песни орут. Господи, а кто ж самолетом-то управляет?
Чтобы успокоить, поим их шампанским. Коньяк на исходе, бережем для себя.
Только раскочегарились — уже садиться. На посошок, стременную, чего там еще осталось..
Память проснулась лишь на подходе к дому. Я проверил руки — сумки на месте? — оправил куртку. Придал лицу торжественное выражение. И позвонил в дверь.
С возвращением тебя, любимый муж и отец! Спасибо за подарки, особенно за балык!
Здравствуй, новый девяносто шестой год! Ура!
И сразу в люлю..
