Наш райком комсомола делил одно здание с райкомом КПСС. Типичное сооружение в школьном стиле, с длинными пустынными коридорами, хмурыми бюстами вождя на каждом углу и стеклянным переходом к столовой. У входа в которую висел строго соблюдавшийся распорядок приема пищи: с двенадцати до часу — партийные работники, с часу до двух — комсомольские активисты, после двух — просители из районных предприятий. Каждый час меню заметно скудело, из него исчезали сначала котлеты по-киевски и жареный палтус, затем говяжьи сардельки и вкусная одесская колбаса. Просителям оставалось довольствоваться тусклыми биточками с липкой вермишелью и стаканом мутного чая из кастрюли. Ибо просители сюда не жрать пришли, а к начальству на ковер или по какой другой надобности.
Лично я пришел сдать членские взносы нашей скромной первичной ячейки. Ежемесячная повинность, к которой привык за год работы в комитете комсомола. Ничего сложного — пересчитать денежку, расписать ведомость и пофлиртовать пару минут с томящейся от скуки фигуристой секретаршей Верой из орготдела. Я ей, конечно, по барабану, как и она мне, но — таков порядок. Иначе рискуешь прослыть хмурым неинтеллигентным бревном и остаться без последних новостей.
— У нас тут недавно ЧП произошло, — равнодушно протягивает Вера, откусывая шоколадку. — Порошенкова знаешь?
— Инструктора вашего? Так, шапочно.
В кулуарах его зовут Поросёнковым за удивительное внешнее сходство с означенным животным.
— В больницу попал, — продолжала Вера, — сегодня выписывается.
— А что случилось? — спрашиваю с фальшивым интересом. — Ногу-руку поломал, или болезнь нехорошая какая?
Вера заговорщески наклонилась:
— Хуже. Рабочий инструмент повреждён.
— Язык, что ли, откусил? — удивился я.
— Нет. Язык — это в отделе идеологии. А у нас рабочий инструмент — задница.
Абсолютно точно, думаю, во всех смыслах.
— С утра до вечера сидишь с этими папками грёбаными, — жаловалась Вера, — вся затекла уже и разжирела. Справки, ведомости, отчеты..
Сардельки, колбаса, шоколадки — мысленно продолжил я.
— В юбки скоро влезать перестану.. Пора на диету садиться.
Не стоит, не огорчай мужиков.
— А как это он сподобился? — спрашиваю.
— И смех, и слезы, — вздохнула Вера. — Дома помыться собрался. Когда в ванную залезал, опёрся на умывальник фаянсовый. Тот не выдержал нагрузки, упал и разбился на мелкие кусочки. Порошенков сверху на них задницей и приземлился. Кровищи было..
— Хорошо, что не спиной или головой. Там артерии с венами, опасно. А эта часть тела мягкая, всё выдержит. Особенно у него.
Вера покачала головой:
— Тридцать четыре шва наложили. Теперь обещают — пару месяцев исключительно вертикально существовать придется. Или на животе.
— Ну вы ему в кабинет тахту притащите, пускай отчеты лёжа кверху задом составляет.
— Тебе бы всё смеяться, а у человека день рожденья на днях.. — Вера свернула шоколадку, положила в ящик стола и аккуратно вытерла капризные губки. Что означало конец беседы.
Я встал.
— Ну, здоровья нам всем. Чао! — и направился к двери. Чуть задержавшись, добавил: — А на именины подарите ему новый умывальник. Вещь необходимая.
— Ой, — Вера всплеснула руками, — он за него больше, чем за свою задницу переживает. Фирменный был, чехословацкий. В прошлом году по случаю приобрел.
Знаю я ваши случаи. Закрытые спецраспродажи и всё такое. Дефицит на дефиците за три копейки. Да ладно, думаю, бог с вами. У вас свой мир, партийно-комсомольский, с отчетами, сардельками, накрахмаленными рубашками и ночными банями. У нас свой. Тёртые джинсы, футболки с портретом Джона Леннона. Тусовки на концертах подпольных рокеров. Привычка расслабляться вином в компаниях под гитару. Еще поспорим, чей мир увлекательней.
Я распахнул дверь.
— Ой, слушай, как раз вспомнила! — неожиданно оживилась Вера. — У нас путевка туристическая горит, именно в Чехословакию. От горкома, льготная, на десять дней. Через месяц, в конце апреля. Нам-то всем некогда — праздники, демонстрации, дежурства. Интересует?
Я задумался. Почему бы и нет?
— Когда сказать надо?
— Послезавтра списки отсылаем. Вот мой телефон рабочий.. — она нацарапала цифры на листочке. Потом добавила с игривой интонацией: — Если соберешься, с тебя презент. Намекаю — там хрусталь дешевый..
— Может, лучше умывальник? Или унитаз?
— Фи, противный..
Вечером я, посоветовавшись дома, решил попробовать. Не каждый день такой шанс выпадает. Обычно, чтобы съездить за границу, надо сто порогов оббить, искать-клянчить путевку, кучу нервов истратить. И то может не срастись. Один мой знакомый как-то намылился в Венгрию туристом по профсоюзной линии. На Будапешт с Балатоном взглянуть, шмотками отовариться в магазинах.. Семь кругов ада прошел, пока доказал свою лояльность и верность идеалам коммунизма. Отдышавшись, довольный, он прикинул список вероятных покупок, денег назанимал. Но в последний момент, буквально в аэропорту, им поменяли зажиточную Венгрию на пухнущую с голода северную Корею. Прямиком в гости к товарищу Ким Ир Сену.. Знакомый вернулся, полный экзотических впечатлений и ненависти к идеалам. Единственной покупкой оказалась бутылка корейской водки со змеей внутри. Гадость жуткая..
Я созвонился с Верой и дал согласие. Она проинструктировала меня насчет дальнейших действий.
Первое — написать заявление. Второе — заполнить анкету и сфотографироваться. Третье — пройти комиссию в райкоме партии.
Последний этап обещал быть тернистым. Друзья, ходившие этой дорогой, предостерегали:
— Следи за словами! На каждую твою оговорку или ляп всегда найдется вьедливый старый большевик. И всё, хана поездке..
Я приготовился капитально — проштудировал заметку в энциклопедии о ЧССР, глянул атлас, вызубрил фамилии текущих руководителей. На всякий случай подстригся и напялил пиджак.
Вошел в кабинет. За длинным столом сидят мрачные члены комиссии. Тетка в строгом костюме, худой мужик с нервным лицом. Пара старых большевиков дремлют, куда без них.. Председательствовал мордастый инструктор райкома.
Смотрят на меня, как на Солженицына.
Зачитали характеристику с работы. Вздохнули.
Посыпались вопросы. Куда еду, зачем еду, осознаю ли непомерную ответственность. Будто послом отправляют.. К подобным идеологическим вопросам я был готов и подкован. Осознаю, говорю, аж до боли в кишках, ночами не сплю..
Затем начались каверзы:
— Как расшифровывается название ЧССР?
Понятно как, отвечаю, — чехословацкая советская социалистическая республика.
Нервный схватился за голову:
— Какая еще советская?! Разве она входит в СССР?
Я прикинул — действительно, одна «С» лишняя. Точно, чехо-словацкая, через тире. Быстро поправился.
Строгая тетка нахмурила брови:
— Что изображено на гербе страны?
Цвета флага — знаю. А вот герб.. Порывшись в памяти, я вспомнил, что на форме их хоккеистов скалится какой-то хищный зверь с растопыренными лапами.
— Лев, — отвечаю.
Вроде угадал.
— С какими странами граничит? — проснулся один из большевиков.
Я перечислил, в том числе Западную Германию.
— Вот-вот, — оживился большевик. — Активность немецких спецслужб повысилась за последние годы. Готовы им противостоять?
Не то слово, говорю. Если вдруг увижу поблизости представителей немецких спецслужб — сразу сокрушительный отпор дам. Надолго запомнят.
Только вот, думаю, нафиг я им сдался..
Члены комиссии переглянулись и дружно закивали головами. Председатель с оттенком скорби в голосе объявил, что — таки да, можно отправлять товарища за кордон. Достоин.
Пошли организационные мероприятия. Сбор денег, оформление паспортов, инструктажи всякие. По делу, кстати, рассказывали. Чего можно провозить, какой курс местной валюты. Даже про магазины пражские, где чего выгодней и как такси брать.
На инструктажах я познакомился с будущими соратниками по тургруппе. Народ так себе, путевка-то от горкома комсомола. Контингент соответствующий — райкомовцы, активисты, уверенные в себе прохиндеи. Ни одной симпатичной девушки. Тоска, короче.
Ладно, познакомимся ближе — сплотимся.
Старшим группы назначили молодого кандидата наук по имени Вася. В отличие от других он выглядел скромным и застенчивым. Слегка заикался:
— М-может, распределим алкоголь среди ж-женского состава?
Водки разрешалось провозить только по бутылке на брата. Действительно, хорошая идея. Девчонкам-то она зачем?
На работе парторг отозвал в сторону.
— Учти, — говорит, — в составе любой заграничной тургруппы есть стукач из органов. Подпольный. Сам ездил, знаю. Будь осторожен.
— В чем конкретно?
— Во всем! За языком следи. И за выпивкой. Иначе возьмут на контроль
— И чем мне это грозит? — спрашиваю. — Навряд ли я еще сподоблюсь куда-нибудь ехать.
— Тебе плевать, а мне по шапке дадут! И карьеру испортят из-за тебя. Задумайся..
Задумался. Вроде не пьяница я совсем. И не разгильдяй, чтоб распоясываться, да еще перед чужими людьми. Раскованный и веселый — да, признаю. В компаниях веду себя непринужденно, в том числе с девушками. Дело молодое.. Но поскольку я неженатый, то и стучать-то особо некуда.
Буду самим собой, а там посмотрим.
В поезде нас распределили по купе. Едва тронувшись, мы с соседями по русской привычке вытащили домашнюю снедь и стали знакомиться.
— Борис, — представился парень с грустными коровьими глазами на веснушчатом лице. — Из бауманского района. За границу еду впервые. Угощайтесь, тут у меня колбаска одесская..
— Спасибо, с удовольствием, — отвечал второй сосед, приятного вида толстячок. — А меня Шурой зовут. Курочка вот, яички, картошечка в укропчике, — с его пухлого лица не сходила улыбка. Домашний человек, добрый, сразу видно.
Третий сосед, еле затащив огромный, как письменный стол, и такой же тяжелый чемодан на антресоль, тоже развернул сумку:
— Рад познакомиться — Анатолий. Да просто Толя, чего уж.. десять дней общаться будем, к чему официоз.
Не очень он мне понравился. Худой, высокий, остроносый, глазки бегают, мимика натянутая. Может, это и есть стукач?
Хрен с ним..
Мои бутерброды и кусок отварного мяса завершили сервировку стола.
— Может, выпьем за удачную поездку? — предложил я. И явил на свет дорожную поллитровку.
Толя с Шурой загадочно посмотрели на меня. И дружно вытащили такие же поллитровки из своих сумок.
Нормальные ребята! Кажется, зря я напрягаюсь.
К Чопу, узловой приграничной станции, мы подъехали тепленькие. Сдружившись с ребятами из соседних купе, позаимствовали у них гитару и принялись орать песни. Потихоньку к нам потянулись непривлекательные активистки. В шуме даже не заметили нагрянувших таможенников. А что с нас взять? — паспорта у старшего, деньги раздадут по приезду. Если только тару пустую..
Под утро мы привели себя в нормальный вид. Подтянулись, умылись, причесались. Я предложил допить остатки, ведь скоро Прага.
Борис как-то криво на меня посмотрел:
— Неужели обязательно алкоголем увлекаться?
Я пожал плечами. Мол, никто не безобразничает, все в норме, улыбаемся. Не выливать же.
Меня поддержал Шура:
— Конечно, надо допить. И доесть домашнее, у меня еще полсумки еды.
Анатолий тоже не возражал.
— Вот, — говорю, — большинство «за».
Мы быстро соорудили стол. Подмахнули остатки.
Внезапно Борис отозвал меня в коридор, якобы покурить. Там, сделав мрачное физиономию, он уперся в меня неподвижным взглядом и коротко сказал:
— Нехороший ты.
Я остолбенел от такого приговора. И вопросительно поднял бровь. Уточни, дружище.
— Ты нехороший, — продолжал настаивать Борис.
— А кто хороший? — заинтересовался я.
— Шура хороший, и Толя. А ты ведешь себя не так, как следует комсомольцу в заграничной поездке.
— И в чем это выражается?
— Водку пьешь.
— Все пьют. Еще как пьют. Девушки, вон, стаканами..
— Ты не так, как все. Несдержанно, развязно. Другим подливаешь постоянно. Анекдоты странные рассказываешь. Кто вчера пел про поручика Голицына и блатные куплеты? Недостойно это. И подозрительно. Навевает..
Я философски вздохнул:
— Тяжелый случай. А я-то на Толю думал плохо.. Спасибо, Боря, что заранее проявил свою сущность. Буду отныне тебя избегать.
В бориных глазах мелькнуло недоумение:
— Не понял.. Ты чего, думаешь, что я стукач? — тут он гордо выпрямился. — Ошибаешься. Просто я прямой и честный человек. И я не люблю таких неправильных людей, как ты.
— Ну и не люби на здоровье, — рассмеялся я. — Понятие правильности есть вещь до ужаса субъективная. Я вот тебя теперь тоже нехорошим считаю и неправильным. И вообще, рекомендую жить своей жизнью и не лезть к другим. Так сказать, беречь нервную систему. Здоровее будешь. Тоже мне, ояврик..
Примерный комсомолец Боря исчез в конце коридора.
Я стал готовиться к прибытию в Прагу. Надо сумку собрать. Классная у меня сумка, вместительная, с надежными ручками. На боку аршинными буквами «USSR» намалёвано. Специально для поездки купил.
Шура, сметая объедки со стола в мусорный пакет, неожиданно спросил:
— Чего вы там с Борей обсуждали?
— Да так, — говорю, — мелкие придирки к поведению.
Шура усмехнулся:
— Он, пока ты умывался, нам тут втирал, что ты — засланный стукач. Что обычные люди в незнакомой компании так себя не ведут. Типа, блюдут репутацию и достоинство. А ты, значит, сознательно нас провоцируешь на несдержанность. Чтобы потом было что в донесении писать. Советовал соблюдать с тобой дистанцию.
Забавно. Перед ними он выставил меня доносчиком, а наедине клеймил позором. На всякий случай, превентивно. Какой непростой человек этот Боря. Эх, двинуть бы ему по кумполу.. Да боюсь парторга нашего подвести.
— И вы поверили?
— Нет, конечно! — откликнулся Анатолий. — Фигню городит. Идейный чересчур.. Все мы и выпить не дураки, и пообщаться без формальностей, и анекдоты потравить. Не бери в голову.
Вот еще, заморачиваться..
В купе заглянул старший группы Вася:
— П-прибываем.. Получите деньги. Три тысячи крон на каждого, бумажками по пятьсот. Итого двадцать четыре ассигнации. В ведомости ра-распишитесь..
Выйдя на привокзальную площадь, мы огляделись. Вот она, пресловутая заграница. Непривычно как-то. Всё не по-русски. И уличные вывески, и объявления по перрону, и переливистый гомон толпы. Чувствуешь себя чужим и забытым.
Вася скомандовал:
— Нам на метро. Говорят, тут недалеко. Билеты в кассе напротив.
Народ с сумками образовал очередь, сжимая в ладонях бумажки по пятьсот крон. Что примерно соответствовало пятидесяти советским рублям. Весьма, надо сказать, значительные по тем временам деньги. Немудрено, что на пятом человеке сдача в кассе закончилась.
Что делать? Разменивать, что же еще. Вон сколько киосков на площади.. Но не тут-то было. В размене нам было везде отказано. Не принято здесь оказывать подобную услугу. Приобрети что-нибудь, и тогда получишь сдачи.
Кто-то решил купит мороженое. Кто-то пиво. Отметим этих людей добрым взглядом.. Боря, с недавних пор сторонящийся меня, изучал местную союзпечать. Мы с Толей подошли к сувенирному киоску. Марки, значки, вымпелы.. Я выбрал открывашку с пузатым швейком. Всегда пригодится. Толя последовал моему примеру и взял две штуки:
— Шурину подарю.
Жутко было наблюдать, с какими муками он таскает свой исполинский чемодан.
— Что у тебя там? Чугун, что ли?
Толя как-то странно посмотрел на меня и отвел глаза:
— Да так, ерунда дорожная..
Вот и Шура. Держит в руках цветную коробочку и периодически вытрясывает оттуда мелкие леденцы в форме таблеток:
— Всего три кроны. Угощайтесь.
Я попробовал один леденец — мятно-горькая мерзость. Выплюнул с отвращением.
— Зато освежает, — возразил Шура, отправляя горсть в рот. — Три кроны всего..
Под предводительством Васи мы спустились в метро. Там было на удивление пустынно. Вроде утро, центр города.. У нас в это время в вагон с трудом залезаешь.
Поезда ждали минут десять. Народу на станции почти не прибавилось. Хорошо живут чехи, никуда им не надо торопиться.
После метро пришлось еще на трамвае трястись. Затем метров сто пешком. С толиного лица пот ручьем лился. Даже Шура проявил любопытство:
— Что ты там везешь?
Гостиница располагалась в подъезде жилого дома и была похожа на общежитие. Номера четырехместные, узенькие, не развернешься. Удобства, слава богу, внутри.
Вася скомандовал заселяться такими же коллективами, как ехали в купе.
Мы с Борей дружно переглянулись.
— Ищи другую компанию, — говорю.
Идейного дурака нам оперативно заменили на улыбчивого Мишу, хозяина гитары. Замечательное соседство. Общий светлый фон слегка омрачала его любовь к фотографии.
— Так, — командовал он, колдуя с экспонометром, — встали все у окна. Нет, лучше у стенки. Нет, кровать мешает, не помещаетесь, лучше у окна. Так, обнялись за плечи, скорчили счастливые лица.. Отлично! Теперь вы меня по очереди..
В Праге нам предстояло провести четыре дня. На майские праздники планировалось переехать в Карловы Вары, всемирно известный минералогический курорт. По слухам, интенсивно курсировавшим среди участников группы, с магазинами на курорте полный швах, поэтому отовариваться желательно здесь, в Праге. Ежедневное расписание в итоге виделось таким: завтрак в столовке напротив, экскурсия по знаменитым местам, обед где хочешь, шныряние по магазинам до потери пульса, вечером обязательное братание с местными комсомольскими активистами. Мы ж не рядовые туристические зеваки, а от горкома. Льготную путевку надо отрабатывать. Отдохнуть в полный рост надеялись в Карловых Варах.
Бросив сумки и стряхнув с себя дорожную пыль, мы отправились на собрание в номер к Васе. Там он представил нашего гида, кареглазую брюнетку по имени Марта. По-русски она говорила сносно, недавно закончила ростовский пединститут. Работает в местном турбюро. Симпатичная, подметил я. Римский профиль, глаза веселые.. Будто отвечая мне, она обмолвилась, что ее муж служит каким-то молодежным руководителем. Типа — ухаживания не приветствуются. Да я и не планировал..
На Марту посыпались мелкие бытовые вопросы. Главным образом, со стороны девушек. Как проехать в центральный универмаг
«Било лабудь», разрешают ли возврат товара, сколько стоят колготки оптом. И так далее..
— А где Шура? — неожиданно спросил меня шёпотом Толик.
Я огляделся. Действительно, отсутствует.
— Мало ли, — отвечаю, — в номере задержался. Или не может нас найти. Пойду приведу.
В номере было пусто. Я уже собрался уходить, когда дверь в туалет распахнулась и оттуда выплыл Шура. Движения осторожные, лицо бледное, испуганное. Капельки пота на лбу.
— Что с тобой?
— Не знаю, — прошептал он, — прохватило капитально, не кашлянуть. Ой, опять, — Шура метнулся обратно к унитазу.
Вот еще не хватало. Может, зараза какая желудочная? Это ж вся поездка насмарку.
Мой взгляд упал на упаковку леденцов, валявшуюся на шуриной кровати. Так..
Взяв упаковку, я вернулся к Васе. Народ уже почти разошёлся. Лишь в окружении девушек стояла Марта и продолжала отвечать на глупые вопросы.
Я растолкал девушек и показал ей леденцы, попросив перевести непонятную надпись.
Марта удивилась:
— У вас кто-то заболел? Это желудочное лекарство. Помогает при запорах. Чистка кишечника. Очень эффективное средство.
— Спасибо, — сказал я, облегченно выдохнув, — ничего страшного. Так, пустое любопытство..
И выкинул упаковку в мусор.
Шура не выходил из номера до вечера. За это время мы единым коллективом успели осмотреть близлежащие торговые точки, прогуляться по парку, поглазеть на архитектуру пражских окраин. Подышать свежим апрельским воздухом.
Естественно, заглянули в пивные, по рекомендации Марты. Рядом с гостиницей их три штуки было. Внутри чистенько, аккуратно. Приветливая хозяйка на кухне готовит мясные блюда. Пузатый и ворчливый, словно сошедший со страниц Гашека хозяин разносит пиво по столам, отмечая каждую выпитую кружку галочкой на бумажном кругляшке-подставке. В меру дешево и очень вкусно. Особенно пиво — замечательное. Жалко, с воблой у них проблемы, не культивируется.. Рядом сидят чехи, многие с семьями. О чем-то разговаривают, улыбаются. Никуда не спешат, жизни радуются. Счастливые..
Шуре мы купили в палатке сухих галет. Хватит с него на сегодня.
Вечером Вася повел нас в местный райком на смычку с социалистической молодежью. Посоветовал захватить сувениры типа водки. Само собой, не матрёшки же дарить.
Нас ждали накрытые столы. Сухое вино, сыр, колбаса — домашний ассортимент.
— За дружбу с великим русским народом! — провозгласил тост чешский комсомолец.
А мы не против..
Водку чехи пили слабо, мелкими напёрстками. Приходилось им помогать, сувениров-то мы много принесли.
Миша, как водится, устроил фотографический террор. Еле угомонили.
Свернулось братание ближе к одинннадцати. Выйдя на улицу, мы гурьбой двинули к остановке трамвая.
Тут один парень, из тех, кого утром я отметил добрым взглядом, хитрыми раскосыми глазами на круглом лице напоминавший Ходжу Насреддина, внезапно предложил:
— Уж не лакирнуть ли нам это дело пивком?
Есть еще настоящие люди среди активистов.
Отделившись группой человек в семь, мы проникли в ближайшее питейное заведение. Вася, что-то пробормотав, присоединился к нам. Такова доля старшего — быть в гуще народа.
С крохотной сцены заведения наяривал ритмичные марши духовой оркестр. Сев за длинный стол в уголке, мы заказали халдею пива и стали обсуждать прошедший день.
— В целом п-позитивно, — отметил Вася. — Лучше, чем в Болгарии. Чувствуются вековые традиции. Сдержанно, но стильно.
— Магазины вообще не сравнить, — откликнулась одна из наших девушек, долговязая нескладная особа с испуганным взглядом. — Я из Софии только трикотаж привезла. А здесь товаров уйма.
Ей, улыбаясь, возразил Насреддин:
— Что ты всё про шмотки? Смотри, какой город замечательный. Про пиво я уж не говорю.. И ресторан этот хороший, уютный. Вон как оркестр старается.
— Эх, — взгрустнул Миша, — а у меня пленка в фотоаппарате закончилась..
— И это замечательно! — повернувшись к нему, продолжал улыбаться Насреддин. — Учись радоваться существованию без лишних аксессуаров. Больше общения, больше жизни.
Тут Вася, наклонив голову, тихо сказал:
— Кстати, насчет общения. В Москве предупредили — следует проявлять о-осторожность.
— Странно, — говорю я, — вроде неплохие ребята эти местные.
— Дело не в молодежи, — заметил Вася, — с ними проблем не отмечается. Но многие чехи, преимущественно среднего возраста, уже из послевоенного поколения, помнят события, произошедшие здесь четырнадцать лет назад. И относятся к русским с некоторым предубеждением.
— А в чем это проявляется?
— Скажем так — в мелочах проявляется.
В мелочах — стерпим.
Подозвав халдея, мы заказали еще пива. Но тот неожиданно развел руками:
— После одиннадцати запрещено. Только безалкогольные напитки. Желаете?
Действительно, стильно. Даже чересчур. Поехали-ка мы домой..
На этаже нас встретил вылезший из-под стола дежурной черный котёнок с белой отметиной на лбу. Потершись о мою ногу, он взглядом попросил ответной ласки. Пришлось долго чесать котёнка за ушком, пока он, разморившись, не задремал на спине. Спокойной ночи..
Утром наша группа в полном составе, включая изнурённого вчерашними тревогами Шуру, отправилась покорять «Било лабудь». Экскурсию отложили на вечер.
Советскому человеку заграница в первую очередь представляется бездонной барахолкой, где можно свободно приобрести вещь, за которой на родине приходится стоять в многочасовых очередях, и то если повезет случайно напороться где-нибудь в ГУМе. А чаще вообще никогда и нигде не купить. Даже если ты свободен от потребительских предрассудков, даже если ты приехал исключительно для отдыха и общения, все равно общий животный ажиотаж увлекает тебя к прилавкам, битком набитым разноцветными коробками с дефицитным для нас — а для местного люда вполне обыденным — товаром, и ты жадно, теряясь от изобилия, отбираешь то, что тебе, возможно, совсем не требуется, и слюнявишь валюту, щелкая калькулятором в голове, вспоминая просьбы родственников и знакомых, и потом не знаешь, как всё это хозяйство довезти до гостиницы, а после до дома. Но тем и славен советский человек, что любое неудобство он превращает в преимущество, любой промах — в победу, и, вернувшись на родину, гордо щеголяет в нелепого цвета или не по размеру шмотках, оттопыривая импортную этикетку, а уродливость подарков объясняя иноземной модой.
До универмага доехали на метро. По-прежнему пустынном, как мавзолей. Вышли на улицу. Где-то здесь рядом, судя по купленной накануне в ларьке карте. Спросим-ка у прохожих.
Один показал налево, другой — направо. Вот оно, началось предубеждение. Как и предсказывалось — в мелочах.
Для верности поймали юного гопника с неряшливой косичкой. Тот удивился:
— Да вот же магазин, через дорогу прямо.
Пять этажей сверкающих, манящих прилавков. Людей немного, очереди отсутствуют. Обстановка будто в музее.
Я заранее наметил примерный список покупок. По минимуму — кроссовки, джинсы, куртку хорошую. Остальное как получится. Мысленно спланировал потратить на шоппинг половину денег, посвятив вторую половину разгулу души. Да, чуть не забыл, — Вере из райкома что-нибудь хрустальное. А то засовестит.
Разделившись по половой принадлежности, мы отправились покорять прилавки. Интересы были примерно одинаковые — шмотки, обувь, стекло. Мимо других отделов, электроники и прочей разности, проходили равнодушно. Лишь Толик пару раз зачем-то заглянул в отдел хозяйственных принадлежностей. И выходил оттуда заметно помрачневший.
Часа три мы так бродили, обрастая пакетами. В итоге мой потребительский аппетит был полностью удовлетворен и даже расширен парой легких джемперов. Веру я решил порадовать обтекаемой геометрической фигурой богемского стекла. Вроде как вазой, но без ёмкости для воды, зато со странными впуклостями, будто пальцем или ещё чем-то внутрь тыкали. Ничего, будет чем хвалиться перед знакомыми, такого точно ни у кого нет.
На выходе мы столкнулись с нашими девушками, тоже под завязку отоваренными. Одна из них, долговязая, та, которая была недовольна Болгарией, с трудом тащила огромную коробку, перевязанную бечевкой. Увидев нас, она воззвала о помощи:
— Ради бога, умоляю!
Толик оказался единственным с относительно свободными руками. Приняв коробку, он тут же услышал от ее владелицы резкий окрик:
— Осторожно! Там люстра хрустальная! Держи на весу, не дергай! В дверях, в дверях смотри!
Толик, и так беспричинно невеселый, ругнулся сквозь зубы.
Возвращались на такси. Улочки узкие, односторонние. Ехали минут сорок. Долговязая всю дорогу призывала шофера двигаться плавно, тормозить аккуратней, без толчков, опасаясь за сохранность лежавшей в багажнике люстры. Всех извела своими придирками. Вот не дай бог такую в подругах иметь.
Побросав сумки, Миша с Шурой отправились в пивную обедать. Я немного задержался. Уж очень хотелось прикинуть на себе обновки. Ничего так, смотрятся. Джинсы чуть длинноваты оказались — подошью в ателье.
Вернулся Толик, наконец-то дотащивший злосчастную коробку до номера дамы.
— Ты чего такой мрачный? — спросил его я.
Толик горестно вздохнул:
— Да так.. Плохо себя чувствовать идиотом.
— Ты про люстру, что ли? Экая ерунда.
Он бросил на меня грустный взгляд и, выдержав паузу, ответил:
— При чем тут люстра.. Ладно уж, расскажу. Вроде ты нормальный парень, поймешь. Только это строго между нами.
Не очень я люблю чужие секреты. Но куда деваться.
— Мне перед поездкой, — продолжал Толик, — шурин поведал, что у чехов есть проблема с металлом. В частности, с кухонной и бытовой утварью, вроде сковородок. Он сюда три года назад ездил.. И что можно частным образом толкнуть эту утварь с неплохим наваром.
Кажется, я начинаю догадываться.
— Сегодня я специально зашел в отдел, торгующий этой дрянью. — Толик опять вздохул: — Полки ломятся.. Видать, решили чехи проблему.
Непроизвольный истерический смех проснулся у меня где-то в кишках. Я с невероятным усилием сжал челюсти и прикрыл лицо ладонью.
Заметив мое состояние, Толик покачал головой:
— Ну да.. Со стороны я кажусь еще большим идиотом..
Тщетно пытаясь усмирить мимику, я спросил:
— Много взял-то?
Толик распахнул чемодан. БОльшую часть пространства внутри занимали пять глубоких чугунных сковородок и четыре деревенских утюга из того же металла.
Тут я не выдержал и повалился на кровать, трясясь от хохота.
Толик печально смотрел на меня.
Через минуту, успокоившись, я спросил, вытирая слёзы:
— И что ты собираешься теперь с этим делать?
— Не знаю.. — он развел руками. — Выкинуть жалко. Да и стрёмно — вдруг кто идейный заметит, вроде Бори? Обвинят в спекуляции. Придется таскать везде с собой.
— Жуть.
— Не то слово.. Убью шурина.
В дверь постучали. Судя по звуку, нежными женскими пальчиками.
Толя суетливо принялся застегивать чемодан. Я придал себе серьезный вид.
— Заходим!
Вошла долговязая люстра. Мило улыбаясь, она обратилась к Толику:
— Вы едете на экскурсию? Там уже все собрались внизу.
И кокетливо добавила:
— Не хватает кавалеров..
Да-да, уже спускаемся..
Дождавшись, когда она закроет дверь, я сделал удивленное лицо:
— Ты чего, уже успел её закадрить?
Мой сосед замахал руками:
— Да она сама пристала! Только я коробку в номер её донес, как она меня под ручку и вся прямо льнёт — ах, какой кавалер, нам надо подружиться.. Еле отвязался.. А теперь опять.. Тут забот полон рот, она ещё нервы трепет.. Что делать? Как жить?!
На него было больно смотреть, до того расстроенным выглядел.
— Плюнь, — говорю, — рассосётся. Сковородки твои хлеба не просят, а там может что и придумается, по ходу. С люстрой лучше вести себя благородно. Я этот типаж знаю, не отстанет. Считай это коротким развлечением. — Я посмотрел на часы: — Блин, опаздываем, без нас уедут..
Прага — это музей. Где бы не оказался, везде историческое место. Здесь сожгли кого-то, там распяли. Как-никак — центр средневековой европы. Наши глазели во все стороны, слушая рассказы Марты. А мне скучно. К тому же набежали тучки, заморосил дождь, стало заметно прохладней. Мы периодически останавливались погреться в пивных и закусочных. На радость Шуре — он, наконец, совладал со своим желудком и теперь откровенно восторгался обилию вкусной трапезы:
— Ах, какие сардельки! Да с пивом! Да свининки пожирнее..
Сообщество разбилось на несколько групп, по интересам. Кто-то с профессиональным исступлением, невзирая на непогоду, фотографировал достопримечательности во всех ракурсах. Кто-то не пропускал ни одного магазина, даже самой завалящей тряпичной лавки. Человек пять высокомерно рассуждали об архитектуре, козыряя сравнениями с другими городами мира. Сразу видно, горкомовские. Возле них постоянно тёрся Боря, запоминая умные термины.. Мы с приятелями больше налегали на пиво и закуску. От Толика не отставала люстра. Заодно к нам прилипла пара ее подруг, полная глупая брюнетка в сильных очках и невзрачная рыженькая девушка. Я ж говорю — активистки, ни одной симпатичной..
Но держаться старались вместе, по указанию старшего. Чтоб без выкрутасов. А то набезобразничаете тут, потом расхлёбывай..
С кем безобразничать-то? Смешно.
Вечером опять на смычку в райком отправились. Опять сувениры, тосты за дружбу, хлипкие чехи.. Котёнок встречает уже как родных. Я ему колбаски припас..
С утра по новой — экскурсии, магазины, пивные, комсомольцы. Ничего запоминающегося. Один и тот же день, помноженный на четыре. У Миши кончилась фотопленка. Шура забил коробками половину номера. Толику приходится изображать верного рыцаря. Боря удачно вливается в компанию горкомовских снобов. Активистками никто не интересуется. Один Насреддин своими язвительными шутками и иронией вносит минимальное разнообразие. Вчера вот налил воды в пустую поллитровку и старательно угощал чехов на смычке. Те были в восторге.
Короче — пора сваливать в Карловы Вары. Там, надеюсь, всё будет иначе.
Прощай, котёнок..
До электрички еле добрались. У каждого куча сумок в руках плюс домашние чемоданы, хорошо хоть поезда в метро полупустые, народу никого.
Заняли целый вагон купленным барахлом. Люстра, окончательно присосавшаяся к нашей компании, была вся в заботах о своей коробке. Толик мне по секрету сообщил, что она все деньги на неё грохнула. Рассчитывает дома продать втридорого. А мы страдай — в купе между скамейками совсем пространства не осталось. И разговоры ведёт соответствующие, про шмотки и магазины. Ну её, пойду послоняюсь..
В коридоре у окна одиноко стояла Марта и наблюдала, как мимо катится бесконечная лента игрушечного пейзажа — зеленеющие поля, аккуратные ухоженные поселки.
— Как жизнь? — спросил я. — Не надоели мы ещё тебе?
Марта в ответ улыбнулась:
— Что ты.. Очень приличная группа в этот раз. Самостоятельные, благожелательные, солидные. Без вредных привычек.
— А бывает по-другому?
— Всякое бывает..
Я откровенно любовался ее красивым лицом. Ну почему у нас в группе даже рядом не наблюдается таких девушек?
За стеклянными дверями в купе напротив, обложившись батареей бутылок, шумела компания во главе с Насреддином.
— Марта, скажи, пиво в Карловых Варах такое же вкусное?
— У нас везде хорошее пиво, — вновь улыбнулась она. — Только там оно своё. У нас в разных местах разное пиво пьют.
Огромные карие глаза, восхитительный профиль.. Так бы смотрел на неё и смотрел..
Насреддин разложил газету на столе и вытащил откуда-то крупного вяленого леща. Видать, с Москвы хранил.
— А почему у вас пиво не пьют с рыбой?
— Как не пьют? — удивилась Марта. — Под жареных карасей очень хорошо светлое идёт.
— Ты не поняла.. Я имею в виду копченую или вяленую рыбу.
Насреддин ножом вскрыл брюхо леща.
Я показал на него рукой:
— Вот так, примерно..
Насреддин соскоблил внутренности леща на газету, выловил из темного месива кусочки жемчужной икры и слизнул их прямо с ножа.
Марта ужаснулась:
— Нет! У нас так никогда не едят. Кошмар.. С мясом гораздо вкуснее.
— Ошибаешься..
Человечество не придумало еще лучшей закуски к пиву, чем вяленый лещ. Чипсы, солёные орешки, даже раки с креветками — никакого сравнения. Здесь главное то, что процесс потребления хмельного напитка неразрывно связан с процессом поедания рыбы. Последовательность такова. Наливается первая кружка, с пышной упругой пеной, выпивается залпом до половины и отставляется в сторону. Старая газета — лучше «Правда», там много страниц, — расстилается во весь стол. С благоговейной почтительностью берешь в руки леща. Слегка разминаешь, восторженно обнюхивая. Товарищи млеют в нетерпении. Первым делом отрываешь передние плавнички, резко, с мясом. И тут же начинаешь их жадно обсасывать, невзирая на ругань окружающих. Ладно уж, нате вам задние плавники, они костлявее.. Запиваешь это дело пивом и наливаешь новую кружку. Затем скручиваешь лещу голову и отставляешь в сторону. Её черед еще настанет. Взяв нож (впрочем, подойдет и палец), вскрываешь живот и аккуратно вываливаешь кишки на газету. Страждущие товарищи пытаются слямзить икру. Нечего, нечего, разделим по-братски. Кто-то цепкими пальцами хватает рыбьий пузырь и, сосредоточившись, коптит его на горящей спичке до лопанья. Вкуснотища.. Бывалый человек с одним таким пузырем может целый день в пивной сидеть.. Так, теперь размашистыми движениями срываем кожуру с рёбер. На ней остаются тонкие слезящиеся полоски коричневого мясца ближе к спинке. Нетерпеливо соскабливаем их зубами — и пивом, пивом запиваем.. Верхний жесткий плавник выламываем из корпуса и отдаем товарищам обсосать, он жирненький, самое то.. Наконец, рыба раздета. Товарищи тянут ручонки — ну давай, давай.. Конечно, кто ж не любит рёбрышки? Тебе, тебе, ну и себе от хвоста. Наливаем по третьей кружечке. Курящие, отхлебнув глоток, сладостно затягиваются. С рёбрами разбираемся тщательно, самозабвенно, продлевая удовольствие. Уж очень нежные они, во рту тают.. Так, окурки в рыбьи очистки не тушить! Во-первых, воняют страшно, во-вторых, нам эти очистки еще не раз пригодятся.. Теперь медленно, с чувством собственного достоинства отделяем от хребта спинку длинными ломтями. Горкой щедро выкладываем их в общий доступ — пользуйтесь, друзья. Вместе с тем зорко следим, чтобы всем досталось по-честному. Вот теперь можно и поразговаривать за жизнь.. Третья кружка прошла незаметно. Как и четвертая.. Всё, кончилась спинка. Товарищи жаждут покуситься на короткий жесткий хвостик, заботливо отложенный тобой в сторонку. Ишь, губу раскатали.. Быстро отправляешь его себе в рот и, блаженно причмокивая, не без злорадства смотришь на их приунывшие лица. Не переживайте, друзья, у нас впереди повторение пройденного, взятие второй производной от рыбы. А для чего же еще сущестуют очистки, хребет и голова? Перебираем, ищем неосвоенные места, разгрызаем, обсасываем до блеска.. И еще по кружечке нальем, и еще побеседуем.. Хорошо-то как!
Разве иностранцам нас понять?
Со скуки я решил пройтись в соседний вагон. Там, к моему удивлению, вместо удобных шестиместных купе стояли жесткие лавки. Одинокий немолодой чех с мясистым лицом, приоткрыв окно, курил в пространство. В ногах у него лежал скромный рюкзачок.
Я сел напротив. Вынув припасенную бутылку пльзеньского, стал искать, чем бы ее открыть. Чех с улыбкой что-то мне сказал.
— Извините, — смутился я, — мы туристы из Москвы. Не очень вас понимаем.
— Я говорю, — чех перешел на русский, — что у нас обычно бутылки открывают об оконный замок.
— Это как?
— А вот так! — он взял бутылку, приставил к фрамуге и резко её дернул. Пробка, хлюпнув, улетела под колеса встречного поезда.
— Спасибо.
Я сделал несколько глотков, вытер губы. Чех продолжал безмятежно улыбаться. Потом заметил:
— В бутылках неудачное пиво, консервированное. Разливное домашнее гораздо вкуснее.
— Да, — согласился я, — мы в Праге только его и пили.
Он докурил сигарету и выбросил в окно.
— Красиво тут у вас. Уютно, — я показал на пробегавшие мимо изящные, будто нарисованные домики, окруженные деревьями.
— Да-да, красиво. Весна запоздала, скоро всё расцветет, еще красивее будет. У меня сад большой, — оживился он, — яблони, груши. Такой аромат пойдет..
— Вы неподалёку живете?
— Да-да. Скоро моя остановка. Если хотите — тоже высаживайтесь. Я вас настоящим пивом угощу, сам варю.
— Вряд ли, — отвечаю. — Мы дальше едем.. А вы в пивной работаете?
Чех удивленно поднял брови:
— Нет, просто у нас в каждом доме пиво варят. А лично я заведую кооперативным магазином. Ездил вот к начальству в столицу, отчеты сдавал бухгалтерские. Социализм, везде контроль нужен.
— Это точно..
Поезд мягко тормознул у неприметной платформы. Над ней громко хлопал на ветру восклицательный транспорант. Похоже, к завтрашнему празднику вывесили. Постояв минуту, поезд двинулся дальше.
— У вас как, — спросил я, — широко первомай отмечают?
Чех рассмеялся:
— Любой праздник в радость. Ну да.. Особенно девятое мая. Конец войны. Большой праздник.
Он закурил еще одну сигарету и, чуть наклонившись ко мне, негромко продолжил:
— Я совсем мальчишкой был, но помню, как русские солдаты нас освобождали от немцев. Мой отец им бочонок пива подарил. Русские — добрый народ. Немцы злые, будто роботы, айн-цвай-драй. А русские — добрые.
— Слышал, не все у вас так думают.
— Да-да, — он нахмурился. — Было дело.. Только народ, считаю, не виноват. Виноваты всегда правители. И наши, и ваши. Многие это не понимают. Они не видели войны, не знают, с чем сравнивать. Плохо это..
Мне оставалось лишь кивнуть в знак согласия.
Я допил пиво, поставил бутылку в урну.
— Спасибо за приятную беседу, — говорю. — Пойду к товарищам.
Чех вновь расплылся в улыбке:
— Да-да..
Я уже открывал двери, когда в голове мелькнула шальная мысль.
— Извините, а ваш магазин какими товарами торгует?
— Да разными.. Главным образом хозяйственной мелочью. Городок небольшой, покупатели постоянные.
Чем черт не шутит..
— А случайно, сковородками вы не торгуете?
— Конечно, торгуем, — уверенно отвечал чех. — Нужная вещь в любом хозяйстве. Мне часто заказывают, и их, и кастрюли, и утюги. Возим со складов. Правда, там не всегда они в наличии..
— Вот-вот, — оживился я, — а у нас, представьте, как раз с собой есть очень хорошие сковородки. И утюги.. Везли друзьям в подарок, да не срослось. Вы же кооператоры, можете принять за деньги, правильно?
На лице моего собеседника отразилось удивление. И тут же сменилось деловитой озабоченностью:
— А почём? Сами понимаете, товар левый..
Я заторопился:
— Сейчас, я хозяина приведу, вы с ним, думаю, легко договоритесь. Только не уходите, ради бога, дождитесь..
И пулей улетел в свое купе.
Толик пил пиво в углу рядом с люстрой. В его глазах плыла тоскливая печаль.
Я отозвал товарища в коридор и объяснил суть момента.
— Елки-палки, — засуетился он, — мать моя.. Как же я сейчас вдруг чемодан-то попру? Замучают вопросами..
— Скажи — переодеться надо в туалете или рубашки погладить. Придумай что-нибудь. Такого шанса больше не будет.
Толик вернулся в купе.
Через минуту он уже демонстрировал свой товар чеху. Тот придирчиво осмотрел каждый предмет. Что-то прикинул в уме. Кажется, выгорает сделка..
Чех сказал цену. Толик нахмурился:
— Вдвое дешевле, чем в Праге. Фактически, по себестоимости. Аферист он..
— Тогда, — говорю, — вези свой чугун обратно в Москву. Шурина порадуешь. Скажешь — не нашлось достойного предложения. Бизнесмен хренов..
Толик встряхнул головой, вздохнул и протянул руку чеху:
— Замазано.
Тот оперативно достал из своего рюкзачка вместительный брезентовый мешок и переложил туда сковородки с утюгами. Отсчитал денежку. Сердечно поблагодарил:
— Я же говорю, русские очень добрый народ..
И, с натугой подняв мешок, отправился к выходу.
На Толика стало приятно смотреть. Помахивая опустевшим чемоданом, он шел по коридору:
— Господи, как же хорошо.. Сразу всё из сумок переложу, а то затрахался таскать. Еще эта дура с люстрой..
Перед нашим купе я его остановил:
— Мой совет — не торопись. Продолжай изображать муки и тяготы. Иначе у некоторых товарищей появятся вопросы.
— Точно, — согласился со мной Толик. — Следует быть вне подозрений.
— И потом, — добавил я, — с тебя причитается. За посредничество.
— О чем разговор.. За мной рюмка пива.
Скорчив изможденную физиономию, он протиснулся в купе.
А я остался стоять и смотреть, как за окном расцветает чешская весна.
Пока мы выгрузились из поезда, пока дождались автобуса — стемнело. Город мирно засыпал в уютном ложе из невысоких лесистых гор.
Петляя, дорога уходила вверх, к покатым вершинам, над которыми уже зажигались одинокие холодные звезды.
Наконец, автобус въехал в ворота.
Раздав ключи, Вася дал подробный инструктаж:
— Отель называется «Алиса». Джуниор-хотэл, как написано в путевке. То есть — для молодежи. Столовая в здании рядом. Селимся на второй этаж. Кроме нас, тут еще две группы должны жить, из ГДР и Кубы. Братья по социалистическому лагерю, так сказать.. Завтра утром дружной колонной идем на первомайскую демонстрацию. Держимся плечом к плечу. Потеряться легко, тем более, что живем в пригороде. Тут до границы с ФРГ рукой подать.. Подчеркиваю — усиливаем б-бдительность.
То есть сечём друг за другом, чтобы сосед не перемахнул через забор в капитализм. Увлекательное занятие.
Из персонала в отеле была обнаружена лишь дежурная, зевавшая за столом у входа. На этажах — пустота. Делай что хочешь. Отличное место для отдыха. Но это завтра, сейчас надо поспать.
В номере душа не было. Взяв полотенце и мыло, мы с ребятами отправились искать душевую. Нашли в конце коридора по характерным звукам льющейся воды. Распахнули дверь — и замерли. Под упругими струйками резвилась стайка голых девушек. Заметив нас, они ничуть не смутились, а только прыснули от смеха. Потом что-то выкрикнули на немецком, что-то жизнерадостное.
— Что говорят-то? — спросил потрясенный увиденным Шурик. — Вроде не гонят.
— Говорят, что скоро уйдут, — подтвердил Миша.
— Симпатичные.. Не то что наши крысы. Ты скажи им, пусть не торопятся.
— На школьниц похожи. Лет восемнадцать, не больше.
Так мы и стояли у открытой двери, разинув рты. Немки, не стесняясь, обтерли свои гибкие юные тела полотенцами, накинули халатики и, хохотнув, убежали в номера, где-то рядом с нашими.
Интересное соседство. В чем-то вдохновляющее. На определенного рода подвиги. Но не сейчас. Уж больно спать хочется. Притомились сегодня..
На завтраке Вася еще раз повторил инструктаж. Про то, что дружной колонной, про бдительность и прочее.. Мужики его почти не слушали, а больше слюняво глазели на молоденьких немочек, кушавших по соседству.
— Вечером брататься будем, — хитро щурился Насреддин, — за праздничным столом.
Действительно, сегодня вместо ужина был намечен первомайский банкет.
— Надеюсь, — продолжал Насреддин, — кубинки тоже не подкачают.
Мы вышли из отеля к остановке, радуясь теплой, солнечной, вполне летней погоде.
— Наш автобус номер семь, — предупредил Вася.
Через полчаса, петляя между залитыми солнцем горами, автобус вывез нас к центральной площади города.
Народу-то сколько — ужас, не протолкнуться.. В руках у демонстрантов вместо привычных советскому глазу портретов вождей мелькали квадратные таблички с ярко намалеванными эмблемами местных предприятий. На каждой второй табличке была изображена ребристая зеленая бутылка. Присмотревшись, я различил написанное под пузырем мелкими буквами название — «Бехеровка».
— Травяной ликер, типа вермута, — пояснил всезнающий Насреддин. — Стоит прикупить к вечеру. Девчонок порадуем. В смысле — немок с кубинками..
Многие чехи стояли с бутылками пива в руке и время от времени отхлебывали из них.
— Неплохо устроились.
На сколоченную из досок трибуну периодически выбирались местные бонзы и толкали речь. Как правило — короткую и заздравную. На что разогретые демонстранты реагировали ликующими воплями и поднятием бутылок. Бонзы, в отличие от наших советских, одеты были просто и в чем-то даже вольнодумно — джинсы, рубашки с распахнутым воротом. Благо, погода позволяла. Один из них, пузатый здоровяк с рыжей бородой, воодушевленно зачитал пламенное стихотворение, в тексте которого я различил два слова: праздник и бехеровка.
— Во люди живут.. И никаких тебе транспорантов с флагами, колонн и групп скандирования. Может, и у нас когда-нибудь так будет..
Митинг вскоре завершился. Толпа густо потекла по улице, заставленной с обеих сторон сувенирными и пищевыми лавками.
Мы, как учили, старались держаться единой группой. Шурик с бутербродом впереди, люстра сбоку клеится к Толику, сзади Миша щелкает фотоаппаратом. Все из себя радостные, улыбающиеся. Я, впрочем, тоже. Кручу головой, высматриваю сам не знаю что. Надо бы, думаю, приобрести что-нибудь на память. Взгляд случайно упал на заставленный всякой разностью прилавок. Я принялся внимательно изучать ассортимент. Открывашки, значки и прочая фигня по три копейки. Флажок купить, что ли? Нет, лучше путеводитель по Варам, а заодно и набор открыток с местными видами. Полистал, подумал — надо посоветоваться. Повернул голову — а наших-то и след простыл. Вокруг одни чехи толкаются.
Вот так я заблудился.
Рванул вперед, высматривая знакомые рожи, — никого. Может, назад пошли? Или по мостику через речку?
Метнулся туда, сюда.. Тщетно.
А толпа густеет на глазах, несёт меня куда-то.
Потратив полчаса на поиски, я понял их бесперспективность. Первый день в незнакомом городе, хрен знает, куда они пошли. Может, в пивную или ресторан, или по магазинам пройтись решили. А может сразу в отель уехали. Хотя вряд ли, до обеда еще далеко. И спросить не у кого, да и нечего.
Ладно, думаю, лучше проведу это время с пользой.
Оглядевшись, я догадался, что город Карловы Вары, расположенный в узкой долине, имеет одну самую главную улицу, текущую вдоль хилой речушки и заставленную старомодными гостиницами. Вот и направление для экскурсии. Трудно заблудиться.
Долго я гулял. Пока не кончились дома прошлого века, и не начались современные здания. А я все иду и иду. По пути захожу в магазины, открытые несмотря на праздник. Кто сказал, что здесь шмотки не продают? Витрины ломятся. Жаль, что денег с собой не взял, так, мелочь в кармане.
Купил дешевые солнцезащитные очки. Запил кружкой вкусного пива. Таки купил путеводитель с открытками. Еще раз запил. Представил, как психуют соратники по группе. Небось, в шпионы уже записали. На здоровье.. Теперь тёмненького пригублю..
На часах уже два. Ух ты, полдня пролетело. Пора возвращаться.
Я дошел до автобусной станции. По расписанию седьмой номер должен ехать минут через сорок. Успею еще тёмненького кружку махнуть, не спеша..
В автобусе, кроме меня, ехали две тетки и пожилой мужик. Медленно поднимались по дороге, ведущей вверх к горам. Вроде правильно едем. Только вот зря я столько пива выпил. Ничего, потерплю.
Одна тетка сошла, другая. Дорога везде одинаковая — справа лес резко в гору, слева обрыв. Остановки тоже все похожие. Когда же моя-то? Надо спросить.
Я с натугой вспомнил название отеля. Точно, как у «Смоки» в песне.
— Сорри, — обратился я к мужику по английски, — из зис Элис?
Тот повернулся и замотал головой:
— Найн, — и махнул рукой вперед, типа — дальше твоя элис.
Из немцев, видать. Ну да, здесь же рядом.
Едем дальше. Терплю пока. Не выходить же..
Одна остановка, другая..
— Элис?
— Найн, — и рукой машет.
Невмоготу уже совсем. Закрыл глаза, еле сдерживаюсь. Все мысли о мочевом пузыре.
— Элис?
— Найн!
Да сколько ж можно ехать! Сейчас рожу.
Наконец, автобус остановился, немец встал, повернулся ко мне и с довольным видом объявил:
— Я, я! Аллес!
И вышел. Я за ним.
Автобус на узком пятачке развернулся и покатил обратно.
Я огляделся. Никакой гостиницы не наблюдалось. Странно, ведь наша остановка, помнится, прямо напротив ворот была.
Немец растворился среди деревьев. Дальше дороги не было.
Мать моя! Он же немец! И расслышал мою «элис» как свой «аллес». Конец, то есть. Финита ля дорога.
Стою ошарашенный. По одну сторону — крутой подъем, по другую — обрыв. Внутри — вздымает волны, штормит и рвётся наружу океан пива.
По идее, надо идти обратно. Но как?! Шаг сделать невозможно.
Осторожно переступая, я бочком поковылял вниз. Минут через двадцать, показавшихся вечностью, когда я уже готов был плюнуть на предрассудки и устроить чехам ниагарский водопад, из-за поворота выглянула знакомая вывеска.
Дежурная искала ключи триста лет.
Вот и родной номер.
Наступили счастливейшие мгновения моей жизни..
Потом я рухнул, обессиленный, на кровать. И заснул сном младенца.
Первым, что я увидел, проснувшись, было лицо нашего старшего Васи, сидевшего напротив.
— З-здравствуй, дорогой, — грустным голосом сказал он.
Я сладко потянулся:
— Так виделись уже сегодня..
— Давно не виделись, — ответил Вася, пристально глядя на меня. — Ты где был, дорогой?
— А что такое? Ну, потерялся, заблудился. Гулял по городу. Масса впечатлений.
Вася встал. И начал долго говорить о том, что надо думать о товарищах. Что все извелись в догадках, куда я делся. Что некоторые (уж не Боря ли?) высказали сомнения в моей порядочности и верности Родине. Что теперь по приезду он как руководитель должен отразить мой поступок в отчете для райкома. Что никому не известный стукач — а он наверняка есть среди нас! — донесёт куда следует про мою измену. И так далее..
В общем, кошмарные перспективы. Я сам уже стал ощущать себя шпионом, тайком сбежавшим на встречу с резидентом западногерманской разведки и сообщившим ему сверхсекретные данные о численности нашей тургруппы, количестве сбытых налево толиных сковородок и поносе Шуры.
Картинно запрокинув лицо, я сдавленным голосом спросил:
— Пообедать успею? До того, как на меня наручники наденут?
Тут Вася расхохотался. Всё-таки доктор наук, из интеллигентов, человек умный.
— Эту речь я тебе должен был сказать согласно своим обязанностям. Да всё я понимаю, — он ухмыльнулся и обратно сел на стул, — тут блудануть в три секунды можно. Первый день, всё такое.. Давай договоримся, чтоб потом не было противоречий. Сидел, мол, в пивной, никуда не ходил, приехал на автобусе. Ага?
Тут уже моя очередь пришла ухмыляться:
— Так ведь оно так и было почти.
Вася кивнул:
— Правильно, вот так и говори.. Город-то посмотрел?
— Могу экскурсии водить.
— Не стоит это афишировать.
Он встал, подошел к двери:
— Ребята обедают, можешь спуститься в столовую. Да, и насчет стукача.. Я сам ничего писать не буду. Мелочь, несерьезно.. Так что если у органов возникнут к тебе вопросы, то это точно не моя вина. Ферштеен?
— Я, я.. Еще вопрос, из насущных, — кубинки приехали?
Вася как-то странно пожал плечами:
— В принципе, приехали. Заселяются. Сейчас увидишь..
Дождавшись, когда за ним закроется дверь, я быстро умылся, причесался, сбрызнул тело одеколоном и выскочил из номера. Может, встречу кого из новеньких, из негритяночек, оценю..
Оценил.
По широкому коридору навстречу мне шла ватага накаченных, будто сошедших со страниц спортивного журнала атлетичных здоровяков цвета молочного шоколада. Они смеялись и напевали, приплясывая на ходу. Одеты братья по социализму были вызывающе — ослепительно белые майки выгодно обтягивали мускулистые торсы, свободные адидасовские штаны подчеркивали спортивность фигур. А зубы — столько зубов не бывает..
Возвращавшиеся с обеда немочки, застыв у дверей, восхищенно и вожделенно смотрели на кубинцев. Те поприветствовали их радостным шумом, совершенно не замечая меня.
Похоже, наше праздничное мероприятие обещает стать сугубо локальным.
Я спустился в столовую. Ребята встретили меня смехом:
— Вот он, явился с повинной! Рассказывай, где шлялся..
Коротко обрисовав свои приключения, я перевел разговор на кубинцев.
— Да, — согласились ребята, — облом вышел.
Насреддин горестно вздохнул:
— А я две бехеровки купил, дурень..
Вечером накрыли столы. К местным деликатесам приплюсовались оставшиеся еще с Москвы поллитровки.
Первый тост произнес Вася:
— С праздником вас, дорогие д-друзья!
И понеслось. Миру мир, землю рабочим, фабрики крестьянам.. Ленина вспомнили с Марксом..
Где-то посередине решил сказать слово и я:
— Скоро грядет наш самый великий праздник, День Победы. Хотелось бы поднять бокалы за тех, кто победил в страшной войне! Ведь окончательную точку поставили именно здесь, в Чехословакии!
Присутствующие с радостью поддержали мой тост. Какой-то горкомовец даже похвалил меня:
— Молодец! А мы-то чуть не забыли..
И тут же громогласно добавил:
— Выпьем также за наших чехословацких товарищей, которые своей работой в глубоком подполье приближал славный День Победы!
Я про себя усмехнулся. Ну в очень глубоком подполье они сражались.. Каждый второй немецкий танк был собран здесь, на местных заводах. Теми же руками, которые в мае 45-го хлопали по плечам наших солдат. Ладно уж, не буду поднимать эту тему. Достаточно косяков..
Ко мне подошел Боря. Протянул рюмку:
— Спасибо тебе за добрые слова в адрес наших отцов. От всей души.. Как же я в тебе ошибался!
А вот я в тебе — нисколечки.
Заводной Насреддин подмигнул:
— Может, замутим что-нибудь с немками?
Услышавший его Миша скривился:
— Вряд ли.. Сейчас выходил покурить. Там у них в душевой такое братание с кубинцами идет — стены дрожат.. Придется довольствоваться своим контингентом.
Всё к этому и шло. Толик нежно обнимал люстру, приговаривая: «Лариса, Ларисочка..». Близорукая толстуха пересела к Мише и тыкала его жирными коленками. Вокруг меня вовсю увивалась рыженькая подружка люстры. Хоть и одета в стильный замшевый костюм, хоть и накрашена вызывающе — все равно не мой типаж. Подначивала меня:
— Давай, спой про Голицына, это наша любимая..
Не люблю таких приставучих девиц.
Есть женщины как мармелад. Сладкие, тягучие, слушают тебя, раскрыв рот, постоянно улыбаются чему-то. Почти не говорят, а если говорят, то только приятные тебе вещи, причем не заставляя тебя слушать, а просто так, в пространство. Скромны, но податливы. Пахнут свежими цветами и губной помадой. Надоедают за три дня.. Есть женщины как острый перец. Во всем тебе перечат, требуют постоянного внимания. Взбалмошны, в поведении изменчивы, как апрельская погода. То страстные, то равнодушные. Постоянно употреблять невозможно, да и вредно для организма. Но щепотка к воскресному обеду не помешает, встряхнуться.. Есть как крепкий бразильский кофе, и горькие и сладкие одновременно. От них заряжаешься энергией и силой. Их натура бездонна, их аромат пьянит и манит. Они наизусть читают Цветаеву, понимают мужской юмор, не киснут от скуки и не дают киснуть тебе. Но лично у меня от частого употребления кофе кишки болят.
Короче, много на свете всяких продуктов и напитков. Рыженькая почему-то напомнила мне ломкое засохшее невкусное печенье.
Скоро начались шумные танцы под невесть откуда взявшийся магнитофон. Шумно, весело стало.. Вот и бехеровка мелькнула на столе, и пиво пошло..
На завтрак пришли не все. Присутствовавшие большей частью ограничивались напитками. При этом громко вздыхая.
Сильно помятый со вчерашнего Насреддин хриплым голосом заметил:
— Блевать некрасиво, но физиологически — полезно.
В Карловых Варах мы действительно отдыхали. Утром ехали на автобусе в город. Гуляли по единственной улице. Кормили крошками хлеба крупную, килограмма на два каждая, форель, огромные косяки которой резвились в неглубокой речке. Миша фотографировал и жаловался:
— Эх, сейчас бы удочку да на мостике часок постоять..
Заходили в центральный пивбар «Будвар», размещавшийся в двухэтажном старинном особняке. Да там таких особняков уйма, главным образом отведенных под гостиницы. Мимо нас степенно гуляли страдающие желудком и приехавшие сюда на лечение многочисленные европейцы. Не редкость было услышать немецкую или английскую речь.
По городу разбросаны беседки, в центре которых из старинных умывальников льется живительная минералка. Ужас какая невкусная, без газа, теплая, почти горячяя. Бр-р-р.. Боржоми значительно лучше.
Шура приобрел чашку с носиком для употребления воды. Зазвав нас в центральную минералопоилку — длинное мраморное здание с сотней краников, — он по очереди пробовал из каждого источника, булькая ртом. И не рассчитал — к вечеру его опять прохватила жесточайшая диспепсия. Ну да ему не привыкать.
Люстра с подругами не совсем органично, но все-таки влилась в нашу компанию. Я понял ее намерения — деньги-то все потратила, а отдыхать как люди хочется. Вот и окрутила Толю. Он после того, как свой чугун не без моей помощи сбыл, ослабил бдительность, добрым стал, податливым, как пластилин. Вот и попал в люстрины сети. Теперь угощает ее на халяву, за то, что она глазки строит. Кстати, про меня Толик забыл напрочь, насчет благодарности. Неправильно это.
После обеда в отеле, вздремнув, мы возвращались обратно в город до самой ночи. От рыженькой отвязаться мне никак не удавалось, да и лень было, и вообще — нехорошо так с девушками поступать. Потерплю до Москвы, там само рассосётся.
Когда спускались сумерки, нам нравилось всей компанией заходить в центральный санаторий «Термаль», чтобы поплескаться в бассейне. Он расположен на горе, и, подплыв к самому бортику, можно было насладиться видом сиявшего ночными огнями города. Наполнялся бассейн природной минералкой, как уже упоминалось — горячей, так что персоналу ее приходилось даже охлаждать. Вечером, чтобы подтолкнуть купальщиков к выходу, охлаждали все сильней и сильней. Большинство уходило. Кроме нас, оставались лишь наши немногочисленные соотечественники, приехавшие по профсоюзной линии. Клацая зубами, они еще умудрялись заказывать прямо к бортику кружечку пива.
Потом шли в ночной клуб с неоновым попугаем над входом. Денег там особо не тратили, в основном плясали залихватски и глазели на окружающих. Пили кока-колу, скромно закусывая яичницей.
Возвращались на последнем автобусе. Вася очень следил, чтобы ночью не шлялись.
Насреддин регулярно хаял кубинцев:
— Эх, такую малину обкакали..
Пять дней пролетели незаметно.
Сколько раз после этого я был за границей, но никогда больше не испытывал такого ощущения беспечной лёгкости, как тогда в Карловых Варах. Я готов простить всех, кто доставлял мне там неудобства или даже брезгливое отвращение, как Боря. Я готов каждый день покупать цветы и улыбаться (но не больше!) невзрачной рыженькой девушке. Слушать васины проповеди и терпеть горкомовских снобов.
Лишь бы вернуться обратно в свою юность. И снова зайти в райком комсомола, чтобы сдать томной секретарше Вере взносы первичной ячейки.
— Ну как, понравилось? — спросила она, пересчитывая денежку.
В ответ я широко улыбнулся:
— Очень! Каждый год бы ездил.
— Закатай губу обратно, — ухмыльнулась Вера. — В лучшем случае через пару лет. И то, если повезёт.. Как компания подобралась, нормальная?
— Нормальная, — скромно подтвердил я и озабоченно спросил: — А правда, что в каждой такой тургруппе есть человек из органов?
Вера с вопросом посмотрела на меня:
— Были неприятные инциденты?
— Да так, — я потупил глаза. — Вроде без них обошлось.
Досчитав взносы, Вера отдала мне ведомость:
— Не волнуйся. Вы же от горкома ездили. В подобные компании стукачей не суют. Мало ли.. Старшего достаточно.
Уже у дверей я, вспомнив, вытащил из пакета аккуратно завернутую вазу со странными впуклостями.
— Как и обещал — презент.
— Ух ты! — на лице Веры отразилось восторженное недоумение. — А что это?
— Богемское стекло. Последний писк европейской моды. Используется исключительно для эстетического наслаждения. Утилитарного значения не имеет.
Как и весь этот рассказ.