Фев 022012
 

Роман толкнул массивную железную дверь и шагнул на залитую рассветом палубу.

Удушливый запах насквозь прокуренного салона фиолетовой тенью рванулся было за ним, но, столкнувшись с крепким средиземноморским бризом, сник и юркнул обратно.
Роман потянулся до хруста в костях. Надо ж было так лохануться с билетами, подумал он. Поскупились, взяли сидячие места. Итогом — бессонная ночь в общей каюте парома среди беспокойных итальянских семейств, возвращавшихся домой из отпуска. Женские пересуды, ругань картежников, бесконечное хныканье детей.. Какие-то нелегальные албанцы шумят на стюарда.. В угловатых металлических креслах ни прилечь, ни откинуться. Чашек десять кофе выпил, пока утра дождался. Ничего, через часик должны, наконец, причалить в Бари.

Из двери вышла молодая мамаша с ребенком на руках. Увидев изумрудное море, тот протянул к нему пухлую ручку и воскликнул:

— Аква!

Мамаша ослепительно улыбнулась и с восторгом подтвердила:

— Аква! Мадонна миа, аква!

Роман невольно залюбовался на итальянку. Лицом она неуловимо напоминала Софи Лорен из ранних кинофильмов. Тот же разлёт оленьих глаз, полный чувственный рот, густые черные волосы неряшливой копной. Фигурка только чуть тяжеловата.. Та же моментальная смена настроения. Еще пять минут назад мамаша нервно катала плачущего от недосыпа сына в прогулочной коляске по салону, изредка прикрикивая на него — «Баста!», и сверлила гневным взглядом кудрявого, как болонка, мужа, невозмутимо игравшего с приятелями в карты за соседним столиком. Однажды, не выдержав, она громко позвала его — «Джованни!». Муж, недовольный тем, что его оторвали от приятного занятия, лениво подошел к ним, полопотал о чем-то с сыном и вернулся к приятелям. Выстрелив ему глазами в спину, итальянка с раздражением продолжила катать ребенка.

А теперь счастливо улыбается. И весь мир счастлив вместе с ней.

На палубу вышла Екатерина, жена Романа.

— Ну как там, не видать берега?

— Рано еще.

— Почему же рано? Обещали к десяти приплыть.

— К десяти по местному. А по-гречески — к одиннадцати.

Путают людей с этим временем европейцы, подумал Роман. Здесь так, там эдак. В салоне часы не пойми что показывают.

Роман вытащил из барсетки телефон, проверил оператора. Недоступен. Будем ждать. Сунул телефон обратно.

— Кать, вы умылись? А то скоро народ попросыпается, очередь в сортир выстроится.

— Ой, точно… Пойду Светке скажу. Позавтракаешь с нами?

— Угу…

Это жена с подругой уговорили его в Бари скататься. К Николе-угоднику на поклон. Мол, тут от Греции рукой подать. Да и надоела уже эта растительная жизнь, жрать да загорать. Корфу островок махонький, развлечений ноль. Солнце, воздух и вода — как в детстве. Килограмма четыре, небось, уже наел. Так что однодневное путешествие в Италию не повредит. Вот только с билетами лоханулся.. Слава богу, хоть обратно догадались каюты взять.

За завтраком обсудили культурную программу. Как причалим — бегом на службу в собор, должны успеть. К обеду освободимся. Заглянем в пиццерию, перекусим — и пешком по лавкам, деньги жечь. Ближе к вечеру посидим в ресторане. Уже солидно, с вином и деликатесами всякими. Полюбуемся итальянским закатом — и обратно на паром. Наконец-то высплюсь, подумал Роман.

Задолго до швартовки немногочисленная группа русских паломников уже строилась рядами поближе к выходу. Среди них выделялся упитанный круглолицый батюшка, настойчиво всем рассказывавший:
— Шестой раз сюда еду. От болезни страшной излечился, детей родил. Вы даже не знаете, какие чудеса святой Николай творит, даже не представляете!

Батюшка и показал кратчайшую дорогу. Вдоль набережной, потом к старому городу под уже начинавшим палить солнцем. Перед храмом, выложенным белым известняком, раскинулась такая же белая совсем небольшая чистенькая площадь. Распахнув тяжелую дверь, Роман с удовольствием шагнул в каменную прохладу.

— Вот сюда, вниз, — батюшка увлек народ на узкую лестницу, ведшую в нижний православный предел.

Там уже вилась длиннющая очередь к мощам. Катя со Светкой пристроились с краю.

— Надолго это, видать? — как бы спросил жену Роман.

— Не знаю. Все равно стоять будем. Ты иди наверх, если хочешь.

— Ага. Пивка, может, лизну.

— Только барсетку мне оставь. Тут, говорят, шпаны много. А то давай с нами…

— Не, ну ты же знаешь…

Рефлекторно перекрестившись на полыхавшие золотом образа, Роман поднялся наверх.

Ну и ладно. К вере он относился с уважением, к религиозным обрядам — скептически. Возможно, и существует что-то высшее надчеловеческое в этом мире, только вряд ли оно изменит свое отношение к нему, к конкретному Роману, после молитв да поклонов. И сейчас поставит он свечку за упокой своих родителей больше в память о них, чем для милости божей. Вот Катька со Светкой, вот им это в кайф — вечерни, заутрени, посты. Чтоб все по ритуалу, да последовательно, да с соблюдением строгих правил.. Верят в это — ну и пусть верят. Всё полезней, чем пустышкой жить.

Роман обошел католический храм по периметру изнутри, пощелкал фотоаппаратом на память. Украшеные витражами высокие окна, потолочные росписи, муляжные фигурки мучеников в стеклянных саркофагах. Даже тихо дремавшего в пустой исповедальне благородного седого падре щелкнул. Затем вышел на воздух курнуть и глянуть окрестности.
Площадь, залитая душной жарой, была неуютно одинока. Лишь возле глухого забора напротив млели, найдя тающий кусочек тени, двое полицейских в опереточной униформе. Забавно бы они смотрелись на своих аксельбантах, подумал Роман, где-нибудь в нашем районном отделении. Или на подмосковной трассе с гаишными палками. Интересно, кого они тут стерегут?

После сигареты резко захотелось пить. Через незаметный проход в углу площади Роман выбрался на тесную улочку. Заглянув в крохотных размеров забегаловку, сел у стойки и попросил кружку пива. Точивший лясы с помощницей жирный хозяин услужливо выполнил заказ и продолжил болтовню. Когда-то в молодости Роман увлекался изучением разных языков, в том числе итальянского, и теперь выхватывал обрывки фраз. Что-то про соседского булочника и его дрязги с женой из-за любовницы. Мир одинаков.

С глотками теплого пива к Роману пришло философическое настроение. Как там у поэта — «путь жизненный пройдя до половины…» К тридцати пяти годам Роман имел работу со стабильным доходом, хорошенькую глуповатую жену, дочь двенадцати лет, квартиру в неплохом районе, качественный автомобиль и полное отсутствие грёз и желаний. Его в последнее время не покидало тоскливое, щемящее ощущение, что все в этой жизни он уже совершил во всех направлениях, и вторую половину существования он обречен влачить, нанизывая одинаковые дни, словно блеклые грошовые бусины на нитку. Пока не сложится финальное ожерелье, унылое и никому не нужное. А хочется расцветить его бриллиантами тончайшей огранки, дышащими сиреневой дымкой топазами. Или обрезать нитку, высыпать бусы и оставить на память о себе потомкам гранатовый рубин с кулак. Неужели так ничего и не произойдет с ним в этой жизни? Неужели череда мещанских ожиданий — закончить институт, устроиться на работу, жениться, родить, подняться по службе, съездить в отпуск на море, поиграть в биллиард с друзьями, — так по нисходящей и приведет его к старости, кефиру и клизме на ночь? А ведь как он прекрасно мечтал в детстве: вырасту — стану космонавтом, или разведчиком, или знаменитым моряком. А в юности — напишу великий роман, сочиню музыку на века.. Все утонуло в жиже бытовых частностей..

Толстяк-хозяин выразительно показал на пустую кружку Романа. Может, повторить?

Роман бросил мелочь на стойку:

— Но, троппо калдо. (Нет, слишком теплое).

За прошедшие четверть часа облик площади изменился. У входа появились две машины, вокруг них стояла группа людей в праздничных, судя по бантам в лацканах мужских пиджаков и цветам в руках женщин, одеждах. Возраста разного, но преимущественно среднего и старше, молодежи практически не наблюдалось.

Чуть поодаль, возле униформистов в аксельбантах, затаился полицейский автомобиль.

Роман через боковую дверь проник внутрь собора. Сел на дальнюю скамейку. Мимо него пробежал церковный служка к выходу. Через минуту он, пыхтя, сосредоточенно шагал обратно, разматывая красную ковровую дорожку до самого алтаря. Возле кафедры суетились какие-то парни с осветительными стойками и кинокамерами.

«Что-то любопытное намечается», подумал Роман.

Нарисовался падре, но не тот престарелый из исповедальни, а другой, молодой и энергичный. Подметая пол белой сутаной, он бодро забегал по пространству перед алтарем с какими-то бумажками. Потом подозвал служку, о чем-то с ним пошептался и исчез за кулисами.

Постепенно народ с площади начал заполнять храм. Садились по обе стороны. Большинство составляли женщины, даже одна монашка мелькнула.

Операторы настроили свет. В проходе появилась группа молодых мужчин. Во главе нее шел кругленький итальянец примерно одних лет с Романом, в безупречном костюме, настроенный явно торжественно. Остальные негромко переговаривались, сдержанно пряча радостные улыбки за благочестивыми лицами. Дойдя до алтаря, они свернули на правую сторону и сели в первом ряду.

«Похоже на свадьбу, едрёнть. А этот щекастый — вылитый жених».

Роман повернул голову к дверям. Как раз в этот момент на пороге появилась невеста под руку со статным седовласым мужчиной, очевидно, ее отцом.

«Ух-ты какая!»

В ослепительно белом платье и воздушной фатой на голове итальянка шла мимо Романа. Совсем молоденькая, еще и двадцати нет. Изящный носик с горбинкой, тонко очерченные губы, стреляющие по сторонам веселые карие глаза — фантастика! Невеста зацепилась взглядом за Романа и слегка улыбнулась. Тот, чуть приподнявшись, улыбнулся ей в ответ. Счастливый отец на всякий случай сдвинул брови и осуждающе посмотрел на дочь. Пара прошла к алтарю и села по левую сторону.
Церемония началась с длинной речи бойкого падре на латыни. Певуче, с достоинством, произнося стертые временем слова, он играл интонациями, то делая строгое религиозное лицо, то озаряясь улыбкой и поднимая глаза к небу. Когда он умолкал, в паузах под сводами храма вступала мелодия органа. Возле обыкновенно одетого пожилого музыканта чинно сидел его внук на крохотном стульчике и с трепетным вниманием наблюдал за движениями дедушкиных ног и пальцев.

«Вот так и пятьсот и тыщу лет назад всё происходило. И еще тыщу лет не изменится».

Падре призвал к себе молодоженов. Уже на итальянском он спросил жениха, согласен ли тот взять в жены эту девушку. Сурово предупредил, что, мол, на всю жизнь, хорошенько подумай. Жених моментально согласился.
Дальше пошло непосредственно венчание.

«Во как — а невесту-то и не спрашивают! Правильно, раз пришла — значит согласна».

Подчиняясь правилам обряда, гости периодически вставали и повторяли какие-то значимые фразы вслед за падре. Потом они поприветствовали друг друга нежными обьятиями и поцелуями. Во время всей церемонии Роман украдкой делал снимки с выключенной вспышкой, чтоб не отвлекать собравшихся, отчего фотографии выходили мрачными, больше похожими на средневековые гравюры.

Под занавес, когда гости скопились возле молодых с поздравлениями, Роман вышел на воздух покурить.

У свадебного автомобиля стоял водитель.

— Ну как там, — осведомился он, — закончили?

— Ага.

Роман сам удивился, как быстро он вспомнил язык.

— А чего машин только две? Куда гости поместятся?

Водитель усмехнулся:

— Сразу видно, что иностранец. Гости потом на виллу приедут. А молодые с друзьями сейчас пойдут на смотровую площадку к морю.

— А родители?

— Они прямо сейчас на виллу поедут проверять, все ли готово.

Из дверей повалили гости, прощаясь до вечера. А вот и молодежь…

Роман осмелился поздравить жениха, подчеркнув красоту невесты. Жених расплылся в улыбке:

— Да, я счастливчик. Моя жена — самая красивая девушка во всей округе!

И, подмигнув, шепотом доверительно добавил:

— К тому же из очень влиятельной и богатой семьи. Тс-с…

Потом вдруг громко предложил:

— Уважаемый, а давай с нами двинем на смотровую. Я приглашаю!

Роман прикинул в уме — Катя освободится часам к двум, не раньше. В крайнем случае, позвонит.

— А чё, поехали!

Ехать пришлось недалеко. Сразу за стеной старого города высился уступ, оформленный в виде античной беседки с колоннадами.

Салют из шампанского, веселые крики, смех. Искренние приветствия проходящих мимо горожан. Огромное бирюзовое небо невидимо сливается на горизонте с изумрудно-голубым морем.

Романа обступили друзья жениха:

— Русский? Надо же, русский! Молодец, хороший парень! Выпьем!

Одна из подружек невесты, смазливая шатеночка в мини-платье, взяла Романа под руку:

— Говорят, русские очень сильные люди. Поднимите меня на эту стену, на самый край, чтобы я стояла выше всех!

Роман, наклонившись, ухватил ее за крепкие бедра и без труда поставил на стену. Все радостно зааплодировали.

— Ой, упаду, мне страшно, сними меня!

Опускаясь, она обвила руками его за шею и жарко впилась губами в его губы.

— Поехали, на виллу!

Шампанское вдарило Роману в голову. Он сам не понял, как очутился в машине. Бессовестная шатенка села ему на колени и прижалась щекой к его лбу.

Веселье продолжилось в загородном поместье. Публики собралось человек сто с гаком. Пили, ели, плясали. Среди них неожиданно мелькал молодой падре из храма.

Романа представили главе семейства, седому старику с крупно вылепленным лицом.

— Дон Фелипе, это наш русский гость. Он уже успел очаровать вашу племянницу Клаудию.

Старик внимательно посмотрел на Романа. Тихо произнес:

— У русских хорошая кровь, крепкая. Может, толк выйдет.

Едва сгустились сумерки и веселье начало понемногу стихать, Клаудия увлекла Романа в дальнюю комнату. Сбросив одежду, она набросилась на него, приговаривая:

— Ты мой римлянин, ты мой бог… И всегда будешь со мной, всегда…

Так продолжалось три дня. Роман потерял голову окончательно. Словно он вылетел из родного тела и наблюдает за своим двойником со стороны.

Утром его позвали к дону.

— Что ты умеешь делать? — прямо спросил старик.

Роман замялся:

— Ну, секу в строительстве немного… Когда-то инженером по электрике трудился. Последнее время в офисе отчетами занимался важными.

— Языки знаешь?

— Английский хорошо, чуть-чуть французский, испанский. Русским владею, естественно.

Помедлив, старик кивнул головой:

— Хорошо. Сейчас сбор урожая. У меня много полей. Там трудятся всякие, славяне в том числе. Поработаешь старшим у них, дальше видно будет.

Так Роман стал кем-то вроде колхозного бригадира. В его обязанности входило: следить за порядком, не допускать простоев, распределять транспорт для уборки. Вовремя сдавать отчеты. Решать бытовые проблемы вроде пьянства и ссор между рабочими, большинство которых составляли молдаване и хохлы с румынами. А также заниматься их снабжением и питанием.

Свободного времени хватало только на шестичасовой сон. С утра до вечерами он мотался между бескрайними садами на стареньком фиате, едва успевая перекусить.

В редкие выходные дни к нему приезжала Клаудиа. Они прятались в заброшенном сарае с корзиной вина и фруктов. Вечером, обессиленный от ее безумных ласок, он провожал итальянку до дороги и падал в кровать, ничего не помня. Былая российская жизнь казалась зыбким воспоминанием о давно прочитанной книге.

Месяца через два Клаудиа ему сказала:

— Дядя просил тебя приехать. Садись, как раз к нему направляюсь.

Дон Фелипе ужинал. Пригласил за стол.

— Я к тебе пригляделся. Вроде годишься для хороших дел. Отдохни денька два. Потом сведу тебя с нужными людьми. А пока — кушай.

Ели молча. После трапезы, вставая, старик обронил:

— С Клаудией завязывай. А то влюбится, не дай бог. Ей замуж пора, кандидатура есть хорошая.. Короче, я тебя предупредил.

Роману дали комнату на первом этаже. Только он заснул — в окно постучала Клаудиа:

— Мой римлянин меня ждет?

Он впустил ее внутрь. Завел разговор, что вряд ли у них есть совместное будущее, что рано или поздно придется расстаться. Роман на самом деле уже порядком устал от нее.

Клаудиа закатила истерику:

— Это все дядя тебя подговорил!

Потом, успокоившись, выпросила остаться на ночь, на последнюю. Ну что с ней поделаешь?

Встреча с серьезными людьми вышла неожиданная. Первым, кого увидел Роман, был кудрявый Джованни с парома. Второй был незнакомый приземистый толстяк, постоянно жевавший потухшую сигару.

После обыденных слов перешли к делу. Требовалось принять на судно груз в Албании и оттранспортировать его в тихую бухту близ города. Характер груза не обговаривался. Контрабанда, подумал Роман. Сами не хотят подставляться, а то вдруг прищемят. Он задал вопрос насчет своего статуса и документов на всякий пожарный случай.

— Вот паспорт, — произнес толстяк, вытаскивая из кармана документы, — на имя Романо Микеланджело.

— Буанаротти? — сострил Роман.

— А? А-а.. Деньги тебе выдаст Джованни.

Выплывать назначено на рассвете. Яхта называется «Фортуна». Бумаг на груз нет. Капитан знакомый, правильный, лишних вопросов задавать не будет. Там Романа встретит человек по имени Хасан. Вернуться надо вечером, под сумерки.
Яхтой оказался ржавый шлюп с мотором. Хмурый молчаливый капитан, ни слова не говоря, показал рукой место Романа на свернутых кольцами толстых канатах и завел мотор.

Едва отплыли — на море пошла волна. Романа кидало из стороны в сторону, аж чуть дурно не сделалось. Он перебрался в кабинку к капитану. Тот лишь зыркнул черным взглядом, ничего не сказав.

Наконец, показался берег. Они подошли к покосившейся пристани, но швартоваться не стали. Кинули якорь рядом, благо волна была тихой. Вскоре подплыла лодка, груженая мешками. На борт забрался плюгавый мужичок, представился Хасаном. Скомандовал своим в лодке, и они стали перекидывать мешки на яхту. Роману пришлось самому распределять их по палубе и швартовать пахнувшими тиной рыбацкими сетями. Хасан пересчитал груз, записал что-то на бумажке и попросил расписаться. Пришлось поставить закорючку на русском языке, во дела..

Простояли на якоре до утра. Свежий морской воздух плюс бутылка вина с хлебом и пахучим домашним сыром сморили Романа так, что капитан еле добудился его.

Обратно плыли спокойно, без сильной качки. К бухте подошли, как и договаривались, под сумерки. Ориентировались по огням.

Встречал судно Джованни. Свистнул людей, те быстро закидали мешки в грузовик и уехали.

Джованни о чем-то пошептался с капитаном и передал ему сверток. Потом вернулся.

— Поедем ко мне, — сказал он Роману. — Отдохнешь, через день новый рейс.

Итальянец жил на окраине Бари, ближе к футбольному стадиону, в высокой многоэтажке. Дверь открыла его жена. Увидев Романа, вопросительно подняла брови.

— Это товарищ по работе, — опередил ее Джованни. — Поживет у нас два дня. Знакомься — моя жена Стефания.

Он повел Романа в столовую, даже не сняв ботинок, оставлявших мокрые следы на сиявшем чистотой паркете.

— Стефа, что у нас на ужин?

Жена устало вздохнула, поправляя волосы под косынку:

— Паста, салат. Не успела с готовкой, Джузеппе долго спать укладывала. Хныкал, кашлял, наверно заболел.

— А мясо где? — развел руками Джованни. — Могла бы и позаботиться о муже.. Дай граппы, обмоем с товарищем первое его дело.

Стефания хлопнула полотенцем об стул:

— Сколько можно? Целыми днями не появляешься, а когда дома — пьянствуешь напропалую. Весь дом на мне…

Джованни громко возмутился:

— А кто тебе деньги зарабатывает? Кормит и поит вас?

— Тихо, ребенка разбудишь, кормилец…

Она поставила графин с водкой на стол, разложила еду по тарелкам и ушла в комнаты.

— Вот так, — Джованни разлил по рюмкам, — вот только так с ними и надо. А то ишь, раскомандовалась…

Они выпили по одной, по другой.. Быстро захмелев, итальянец продолжал ругать жену. Роману было дико неудобно присутствовать при семейном скандале. Быстро поев, он сослался на усталость. Ему постелили на диване в зале. Засыпая, Роман слышал тихий плач Стефании за стенкой.

Так продолжалось еще месяц. Ходка в Албанию, два дня отдыха, и по новой.. В свободное время Джузеппе водил его на стадион поболеть за местную команду. По воскресеньям они частенько зависали в ресторане с друзьями-итальянцами, громкими разбитными мужиками, от которых пахло сыром и дешевыми сигаретами. Роману все это опостылело, но деваться вроде некуда. Иногда он оставался дома на правах друга семьи и играл с маленьким Джузеппе. Разговаривал со Стефанией. При муже хмурая и покорная, с Романом она преображалась. Звонко смеялась его шуткам, с интересом слушала рассказы о разных странах. Роману чувствовал ее внутреннюю доброту и огромный запас любви и нежности, который она не желала тратить на своего дуболомного супруга.

Несколько раз Джузеппе просил его взять на судно лишний мешок-другой, но никому про это не говорить. Маленький личный бизнес, как он утверждал.

Вскоре их позвал дон Фелипе. Старик выглядел сердитым.

— Мне не нравятся люди, которые меня обманывают, — начал он. — Таких людей я презираю и гоню от себя. Ты слышишь, Джованни?

Тот побледнел:

— Что вы, дон, как вы могли подумать… Даже и в мыслях не было…

Старик бросил на него тяжелый взгляд.

— Я запомню твои слова… А теперь к делу. Твой дружок Марко, наконец, наладил новый маршрут через Турцию. Сходи с ним разок, опробуй, потом расскажешь. А ты, Романо, погости здесь у меня недельку.

Проводив Джованни, Роман сел пить вино в беседке. Вскоре туда зашел дон Фелипе.

— Есть у меня к тебе разговор. Я хочу выдать Клаудию замуж. Мужик хороший, из мэрии. Я его в депутаты двигаю. — Старик налил себе стакан и медленно выпил до дна. — Но ты же ее знаешь.. Совсем взбесилась, кричит, не выйду за этого мудака… А надо! Далеко пойдет человек. Про семью бы подумала. О тебе с ума сходит. Вся в мать, такая же взбалмошная… Короче, поговори с ней, образумь. Завтра она здесь будет.

Он встал, вздохнул, потом добавил:

— Я тебя старшим хочу назначить над этими обормотами Марко и Джованни. Ты языки знаешь, большие дела можно с тобой делать… До завтра.

Увидев Романа, Клаудиа завизжала от восторга:

— Римлянин ты мой! Дядя, я знала, что ты меня любишь!

После объятий и поцелуев Роман отвел ее подальше в беседку. Начал говорить. Долго говорил.. Клаудиа слушала молча, только слезы вытирала. Затем встала:

— Вы все против меня. Ну и ладно.. Только запомни — мы еще обязательно встретимся. Я загадала…

Вечером того же дня она уехала, даже не попрощавшись.

За ужином дон Фелипе сиял:

— Вот и славно. Готовим свадьбу.

Обратился к Роману:

— А тебе я тут домик присмотрел симпатичный поблизости, скромный, но с садом. Живи, наслаждайся природой. Но не расслабляйся — скоро дело делать будем.

Дом действительно оказался хорошим. Каменный, просторный, вокруг апельсиновые деревья растут. Хозяйством занималась пожилая итальянка из деревни. Отдохнув денек, Роман позвонил на квартиру Джованни. Трубку взяла Стефания. Отвечала, что муж уехал вчера, сказал, надолго. И как назло, сквозняком окна в детской побило. Не знает, кого просить. Может, поможешь?

Роман примчался как ракета. Договорился с управдомом, и через час стекольщик закончил работу.

Стефания долго благодарила Романа.

— Может, поужинаешь? Я рыбу приготовила на решетке, с сыром и овощами.

Они сидели на кухне до темноты. Пили вино, ели вкусную рыбу. Джузеппе бегал по квартире с игрушечным автоматом. Стал тереть глаза пухлыми кулачками:

— Мама, бай-бай…

Стефа уложила сына, вернулась на кухню. Пристально посмотрев на Романа, положила руку ему на голову, взъерошила волосы. Тихо произнесла:

— Оставайся…

Это была незабываемая ночь. Открытый космос — боль, желание, страсть смешались в едином океане любви. Ни с одной женщиной Роман не испытывал подобного счастья. Как будто они были единым существом, греховно вожделевшим самого себя..

Вечером следующего дня позвонил дон Фелипе. Коротко выдохнул:

— Приезжай.

Рядом со стариком сидел незнакомый смуглолицый человек.

— Это Николо, — представил незнакомца дон, — из Сицилии. Будешь работать с ним. Он тебе расскажет.

Николо без лишних слов приступил к делу. Едем на машине с грузом в Марсель. Встречаемся с людьми, меняем груз на деньги. Отдаем их доверенному человеку и возвращаемся налегке.

— Груз чистый? — поинтересовался Роман.

— Главное, что деньги чистые.

Во дворе их ждал видавший виды рено. Они откинули кресло и положили небольшой мешок в тайник.

Когда они сели в машину, Николо протянул Роману пистолет.

— Спрячь за поясом. Мало ли… На дороге не дергайся, полиции не бойся.

Гнали быстро, меняясь за рулем. В Марселе они долго плутали, пока не припарковались возле заброшенной автосвалки. Дождались темноты, заехали внутрь. Из сарая вышли два негра. Вращая белками глаз, грубо заговорили по-французски. Из их речи Роман понял, что груз надо передать им, а деньги подвезут позже. Николо это не понравилось. Негры еще покричали и стали звонить. Прошел час. Наконец, вильнул свет от фар. Из кадиллака вышло двое белых. Николо вытащил мешок, получил саквояж с деньгами. Сев в машину, стал пересчитывать.

И тут бабахнули выстрелы. Роман мгновенно сообразил, что является удобной мишенью посреди пустыря, выключил фары и рванул между сараями. Раздался металлический звон, левое зеркало как бритвой срезало. В темноте мелькнул огонек, на секунду осветивший ржавые полузакрытые ворота. Роман на полной скорости влетел в них, инстинктивно притормозил — и правильно, чуть не напоролся во вкопанный рельс. Бросил руль вправо, снес мусорную тумбу, потом сквозь кусты вылетел на дорогу. Где-то сзади трещал автомат.

Через полчаса они курили в кафешке за городом.

— А ты молодец, — сухо произнес Николо, щелкая телефоном. Отойдя, пошептался. — Сейчас человек подъедет.

— Откуда стрельба-то возникла? — спросил Роман.

— Негры воюют между собой. Нас это не касается.

Человеком оказался пожилой итальянец в костюме с галстуком. Молча приняв саквояж, он нырнул в густую фиолетовую темноту.

На трассе их остановила полиция. Проверили документы, попросили показать машину. Долго все там щупали и смотрели. Отпустили.

Дон Фелипе остался доволен.

— Теперь я вижу, что тебе стоит доверять, — сказал он Роману. — Послезавтра с Джованни и Марко поплывешь в Турцию. Как обычно, но там ты будешь за старшего.

Роман вернулся к себе в дом. Принял долгожданную ванну и лег отдыхать. Его разбудил телефонный звонок.

— Здравствуй. — От низкого грудного голоса Стефании по спине Романа пробежали холодные мурашки. — Я к маме собралась с сыном. Можно заехать?

Он показал ей дом, сад, угостил фруктами. Оставив Джованни на попечение служанки, они уединились в спальне.

Позже она стояла у окна и смотрела на закатное солнце. В ее огромных глазах блестели слезы.

— Я его ненавижу. Грязно лезет ко мне пьяный. А вчера ударил. Ненавижу…

В Турцию путешествовали на широком баркасе. Джованни с Марко всю дорогу резались в карты. Приглашали Романа, но он отказался.

Принимавший их турок попросил в следующий раз привезти в подарок бочонок деревенского вина.

— Наше мне не нравится, кислое, — твердил он, пересчитывая деньги.

Так и пошло — рейсы через море, вынужденное пьянство с итальянцами, редкие встречи со Стефанией. Роман ждал их, как никогда не ждал свиданий с другими женщинами. Они понимали друг друга с полувзгляда, и даже в молчании оставались единым целым.

Постепенно Роман проникнулся раздражением к Джованни. Злила вечная расхлябанность итальянца, необязательность в делах, лживость и притворство в поведении. Но больше всего, конечно, — то, что он муж Стефании. Роман представлял, как Джованни ночью ее обнимает — и его охватывала свирепая ненависть, до скрежета зубов.

Как-то раз неожиданно, копаясь в подвале, он услышал, как во двор заезжает машина. Странно, кто бы это мог быть. Без предварительного звонка…

У дверей в дом стояла Клаудиа. Хорошенькая, в золотистом облегающем платье любимого мини-покроя, выгодно открывавшем ее стройные мускулистые ножки.

— Я же говорила, мы еще встретимся. Пустишь к себе?

Они сели в кресла. На ее пальце он заметил обручальное кольцо с бриллиантом.

— Поздравляю..

— С чем? А, давно уже.. По телевизору нас показывали в новостях. Дядя такую свадьбу устроил.. Теперь я — городская депутатка. Через пару лет будем в парламент баллотироваться, ага.

Клаудиа закурила, небрежно пуская дым кольцами к потолку.

— А у тебя как жизнь? Дядя говорит — продвинулся. Я сразу поняла, что ты сильный мужик. Еще тогда, на смотровой площадке.

Роман прокрутил ролик своей новой жизни к самому началу. Заломило виски.

— У меня все нормально, как видишь, — равнодушно произнес он. — Муж-то как, очень тебя любит?

Клаудиа презрительно скривилась:

— У него все по расчету. На сто лет вперед расписано. — Загасила сигарету: — Он деньги любит, и власть. Даже в постели про это думает. Чурбан чурбаном… Ему мобильник дороже, чем это…

Она встала и пальчиками игриво приподняла платье, обнажив ничем не прикрытый курчавый рыженький треугольник.

— Помнишь? — она облизнула пальцы и запустила их между ног.

Роман устало вздохнул:

— Мы ведь уже закрыли эту тему.

— Ты закрыл. Но не я.

С этими словами Клаудиа оседлала его, целуя лицо и попутно шаря по джинсам.

Роман отстранил ее ласки:

— Все давно прошло. Кроме того, дон Фелипе будет очень недоволен.

Клаудиа не отставала:

— Позволь мне самой перед ним отчитываться. Твое дело маленькое — залезть в мою пещерку и оставить там память на всю оставшуюся жизнь.

— Не понял…

Клаудиа расхохоталась:

— Тебе и не надо понимать! Снимай штаны скорее, а то я их разорву! У-у, римлянин…

Час спустя она снова курила в кресле. Роман от нее уже тошнило, так надоела со своими навязчивыми ласками.

— Мне выспаться надо, — сказал он. — Завтра на рассвете уплываю. Езжай домой. И больше не приезжай.

— Вот докурю и уеду. Какой-то ты не такой стал. Сразу видно, бабой обзавелся. Расскажи про нее! Кто? Неужели лучше меня?

— Клаудиа, отстань. Ей-богу, не надо больше. Сгинь.

Одернув платье, она резко встала и расхохоталась:

— Все равно тебя люблю!

И уехала.

Поездки в Турцию чередовались с французскими командировками на автомобиле. Роман открыл счет в банке, там уже накопилась изрядная сумма. Он уже стал подумывать о покупке виноградника.

Очередной рейс на баркасе они делали вдвоем с Джованни. Последнее время тот ходил злющий и под градусом. Роман ему теперь ничего не доверял, кроме грузовых работ.

Едва приплыли, капитан заявил, что с мотором какая-то беда. Перезвонив дону, Роман решил зависнуть в ближайшей гостинице, пока мотор не починят.

Джованни, поддав вечером где-то в городе, привел в их двухместный номер разбитную девку, пьяную в клочья. Нисколько не стесняясь, они стали ласкаться прямо на глазах Романа.

Тот резко заявил:

— Гони ее отсюда. Сам заразу подхватишь, Стефу заразишь. Хоть жену пожалей.. И вообще, мешаешь отдыхать.

Джованни посмотрел на него мутными глазами:

— Тебе какое дело? Закройся одеялом. И про жену мне не напоминай. Сука она, тварь.

— Хватит ее оскорблять! — рассвирепел Роман. — Она — мать твоего сына. И богом с тобой венчаная. Еще одно слово — получишь в рыло, скотина.

Итальянец поднялся с кровати:

— Это ты мне говоришь? Ты, грязный славянин, мне, гордому потомку Цезаря?

— Погляди в зеркало, Цезарь. Вонючка, хуже албанца…

Неожиданно Джованни вдруг надел штаны с рубашкой, обулся и выскочил в коридор.

— Бабу забыл!

Роман стал выталкивать девку. Та путалась в одежде, падала и не хотела никуда идти.

Вдруг дверь распахнулась. На пороге стояли два широкоплечих полицейских. Увидев их, девчонка сразу куда-то исчезла.

— Вы арестованы! — заявил один из полицейских.

— За что?

Ответом ему был щелчок наручников на запястьях.

В отделении ему предъявили обвинение в изнасиловании. Поместили в грязную камеру, где уже сидели два типа зловещей наружности. В первую же ночь они полезли к Роману с неясными целями, за что были наказаны: один — сломанной челюстью, другой — вывихнутой рукой. Пришлось вспомнить навыки самбиста-разрядника…

На следующий день к обвинению было добавлено покушение на жизнь подданых государства Турция.

Следователь прямо сказал на допросе:

— Твое дело — швах. Упекут в каменоломню на цепь, будешь вспоминать тюрьму как рай.

И объяснил:

— Расскажи про свои делишки. Паспорт-то липовый. Ведь зачем-то ты здесь оказался? Возможно, тебе это зачтут в приговоре.

Роман от всего отказывался. Напирал на то, что свидетелей нет. Следователь только отмахивался:

— Кому они нужны…

Назавтра к нему напросился посетитель. Джованни.

— Плохо тебе? — спросил он ехидно. — Вижу, что плохо. Кормежка хреновая, вода гнилая. Вот как осунулся и почернел..

И добавил:

— Так кто из нас вонючка теперь? Помрешь, и никто про тебя не узнает. Дону скажу, что растворился, мол, без осадка. Быстро все тебя забудут. И дон, и племянница его. И Стефа, прелесть моя. Ты думаешь, я ничего не знаю?

Он рассмеялся.

— Все знаю! Служанкой у тебя соседка моей троюродной тетки работает. И все про твою жизнь сообщала. Стефа свое получит по приезду, не беспокойся…

Роман бессильно сжал кулаки в наручниках.

— И дону я сообщил давеча, про то, что Клаудиа к тебе наведывалась. Непонятно, зачем… Позорить славное имя семьи?

Джованни встал:

— Получается, что ты или помрешь здесь на каторге бессловесный и забытый, или расскажешь все полиции, и тогда дон тебя на куски разрежет. Мне-то он больше верит, как итальянец итальянцу. Чао, мотор починили, отплываем…

В камере Роман провел два месяца. Соседей подселили к нему тихих, учитывая его строгий нрав. Оба торговцы, пойманные за жульничество. Один из них подарил Роману разговорник англо-турецкий. К концу он уже сносно общался с сокамерниками на их родном языке.

Долгими ночами, ворочаясь на жестком соломенном матрасе, он вспоминал Стефанию. Ее серые оленьи глаза, мягкие припухшие губы, шепчущие слова любви…

Кормили в тюрьме отвратительно, мерзкой баландой и сухим лавашом. Хорошо, хоть стены каменные, не так жарко было.

Следователь брал измором:

— Смотри, после суда поздно будет каяться.

Роман молчал. Все равно никто не поверит.

Наконец, его повезли в суд. Тощий очкастый судья с пышными усами развернул бумаги и прочитал:

— Освобождается под залог.

Романа, изможденного и плохо понимающего происходящее, вытолкнули на улицу. Там из машины его окликнул Николо:

— Садись, мученик.

Они заехали в прибрежную харчевню. Заказав полное меню, Роман медленно, чтобы с непривычки не надорвать организм, уничтожал содержимое тарелок.

Николо пил минералку и курил ароматную сигару.

Роман, наконец, решился спросить:

— Кто меня вытащил?

Николо затушил сигару. Ничего не ответил. И только сажая на знакомый баркас, проронил:

— Сразу к дону Фелипе.

На борту, кроме хмурого капитана и матроса, никого больше не было. Весь путь до Италии Роман пытался узнать хоть какие-то новости, но натыкался на равнодушную стену молчания.

Старик отдыхал в любимой беседке, кушая овечьий сыр и заедая черным виноградом. Подняв голову, показал на стул:

— Садись.

Не спеша доел, вытер рот и руки полотенцем. Роману еды не предложил.

— Жизнь, — заговорил дон Фелипе, — странная штука. Иногда широкая, как шоссе, а потом вдруг узкая, как цирковой канат. Неверный шаг — и упал в пропасть.

Роман напряг лицо:

— Где Джованни?

Старик невозмутимо продолжал:

— Надо жить так, будто ты всегда на канате. Не расслабляться, не думать, что твоя дорога будет широкой до самого конца.

— Где Джованни? — повторил Роман. — Что он вам рассказал?

Старик впервые посмотрел Роману прямо в глаза:

— А зачем он тебе? Хотя… — он приподнял бровь: — Нет Джованни. Утонул. Зачем-то пьяный полез ночью в море. И утонул. Спаси, господь, его грешную душу… Грешную…

Внутри Романа будто кусок льда образовался.

— Как так? Никогда не замечал в нем особой любви к воде.

— Тяжело ходить по канату. — Старик не сводил с него взгляда. — Был человек — и вдруг нет его. Исчез.

Он встал:

— Завтра отпевание в храме святого Николая. После этого ты тоже должен исчезнуть из моей жизни. Навсегда.

Роман изумился:

— Почему? Я делал все так, как надо. И хорошо делал. Почему?

Дон Фелипе, тяжело ступая, сделал несколько шагов по направлению к дому. Обернулся:

— Слишком хорошо. Ты должен был исчезнуть еще там, в Турции. Ты второй, и последний, кто знает то, что никто не должен знать. Но я милостив… Клаудиа на коленях просила за тебя. А в ее положении волноваться нельзя… Возвращайся в свой дом. Последний раз.

Едва приехав, Роман набрал телефон Стефани. Никто не отвечал…

На рассвете он собрал вещи в сумку, на всякий случай посмотрел в компьютере состояние счета. Круглый ноль.. Бросив сумку, он вызвал такси и налегке отправился в старый город.

Целый год здесь не был. Роман постоял на смотровой площадке, заглядывая туда, за горизонт, где море встречается с небом.

У входа в храм он увидел группу людей. Там были Марко, знакомые итальянцы, какие-то старухи в темных платках. Спрятавшись за углом, он дождался, когда появится Стефания. Вот она вышла из машины в сопровождении матери и других родственников. Их взгляды встретились. Стефания замерла, потом опустила глаза и вошла в храм.
Роман через боковую дверь пробрался внутрь и сел подальше с края.

Церемонию вел почтенный старый падре. Долго читал на латыни. После прощальной мессы и слёз народ потянулся к дверям.
Стефания шла, облокотившись на руку Марко. Роман, откинув приличия, резко встал и посмотрел ей прямо в лицо. Но она шла, будто не замечая его…

Последние люди из траурной процессии покинули храм. Служка свернул ковровую дорожку и загасил свечи у алтаря. Падре вернулся на свое место в исповедальне и задремал.

Роман сидел, тупо глядя перед собой. Его раздирал гнев, и одновременно унизительная жалость к самому себе, ощущение безысходности, желание рвануться и догнать Стефанию, дождаться от нее хоть слова..

Из православного предела по лестнице стал подниматься народ. Во главе шел круглолицый батюшка, беспрерывно крестившийся и приговаривавший:

— Господи, спасибо тебе!

Чуть сзади шагали возбужденные Екатерина со Светкой.

Заметив Романа, радостно зашумели:

— Лучше б с нами остался. Так здорово! Нас к мощам пустили, потом служба была, вот и задержались. Я хотела тебе позвонить, так ведь телефон твой в барсетке, а барсетка у меня! Прям даже смешно…

Они раскрыли сумки:

— Пошли, перекусим на воздухе сухим пайком из гостиницы, чего греческим бутербродам пропадать. И гулять пойдем, по магазинам. Тебе курточку кожаную присмотрим, тут они дешевые, а я себе гардероб обновлю полностью, давно пора. И дочке всего накупим. Ой как тут хорошо! На следующий год обязательно сюда вернемся… Ну, пошли, чего сидишь-то?

Роман поднялся, провел ладонью по лбу. Мокрый.. На ватных ногах двинулся к выходу. Замедлил шаг, проходя мимо открытой исповедальни. Седой падре открыл глаза, понимающе улыбнулся и перекрестил Романа тонкими дрожащими пальцами.

 Опубликовано в 19:18

  2 комментария в “О, Бари…”

  1. Ты сам это сочинил?

 Оставить комментарий

Вы можете использовать HTML теги и атрибуты: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>

© 2012 Деревенский щёголь При поддержке docfish.ru