«..Врачи, наконец, разрешили жене общаться с больным. Вручили мне ключи от двери, ведущей прямо из бокса во внутренний дворик больницы. Вроде бы я создаю впечатление тихого и вменяемого человека, мало способного на разнузданные поступки. Ага, в моем-то состоянии, когда каждый орган тела живет отдельной жизнью, и пищей для меня уже который день служат витамины из капельницы.. К тому же правилами нельзя пускать в бокс посторонних, пока меня окончательно не признают безопасным для общества — в медицинском смысле.. Я коротким шажками выбрался по стеночке за дверь и обессиленный прислонился к прохладной каменной стене, мгновенно опьянев от свежего воздуха, насыщенного острыми запахами внебольничного мира. Жена согласно рекомендациям врача стояла чуть в стороне, подальше от не излеченной еще заразы. Глаза грустные, лицо заплаканное. Несколько минут молча смотрели друг на друга, словно узнавая заново. Потом беглый разговор о домашних делах, быте, о моем самочувствии. И снова молчим, вглядываясь в родные черты, впитывая невидимые атомы любви и сострадания. Слезинка скользнула по ее щеке, оставив мокрую дорожку, потом другая.. Цвета окружающего мира вдруг обострились, в глазах потемнело, я непроизвольно завалился набок. Быстро опомнился, нащупал за спиной дверь. Пора в постель.
Вечером я ощутил знакомую тошноту, сопровождаемую мучительной, до крика невыносимой болью во всех суставах. От резко подскочившей температуры тело раскалилось так, будто его сунули в мартеновскую печь. Забегали сестры с тазами и ледяными повязками на голову. Приступ длился около часа, затем существенно полегчало. Врач называет это неизбежным при моих показателях рецидивом, но утверждает, что виден прогресс, что длительность приступа существенно сократилась и, возможно, он уже больше не повторится. И что теперь настало-таки время принять ядовитые как для моего организма, но больше для болезни три большие таблетки, способные окончательно вывести меня на твердый путь выздоровления. И что это счастливое везение — иметь для больницы дышащего на ладан с почти смертельным диагнозом пациента, который столь предусмотрительно захватил с собой редчайшее для нашей страны, единственно верное лекарство.
Как было с ней не согласиться?..»
Перед посадкой в Шардже я снял с вешалки парадную форму, сдул пыль. Тут с этим строго, в чем попало границу не пройдешь. Суровые полицейские, большей частью наёмники из Ирана и Пакистана, усатые и неразговорчивые, чётко блюдут дресс-код членов экипажа. Малейший изьян униформы, вплоть до неправильного цвета рубашки, будет ими замечен, хозяин рубашки опозорен и отправлен обратно на самолет. И пускай потом сам с командиром разбирается.
Я поправил погоны перед зеркалом. Рассовал документы по карманам. С трудом втиснул ноги в новые ботинки. Что-то я распух на африканских харчах..
А вот и Шарджа. Родной пейзаж..
Неровные зубцы покатых барханов, будто мелом расчерченный на строгие геометрические квадраты бетон летного поля, снующие по нему автомобили с галдящими индусами — главной рабочей силой здешних краёв. До боли знакомые очертания зданий аэропорта. Полгода моей жизни здесь прошло. Помню каждый закоулок и ангар, с закрытыми глазами могу водить экскурсии по вокзальным магазинам и помещениям, включая путаный муравейник узких служебных коридоров.
Накатили воспоминания.. О долгих ночных погрузках под стрёкот гигантских цикад в расколотой светом мощных прожекторов безглазой фиолетовой темноте, душно пахнущей остывающим песком. О неунывающих супервизорах Саймоне и Джордже, смешно щебечущих между собой на санскрите. О заливающих ноги по щиколотку декабрьских ливнях. И об испепеляющей майской жаре, когда невыразимо хочется опрокинуть на себя ведро колодезной воды и спрятаться в прохладной тени ангара, а приходится жариться на самом солнцепеке, пересчитывая телеги с багажом.. О покорно склонённых в сторону Мекки спинах молящихся на восход грузчиков..
Нас поставили прямо возле вокзала. Я решил воспользоваться ситуацией и, оставив Колю за старшего, двинул по старой памяти в сторону грузового терминала. Поймал попутку, объяснил шоферу:
— Карго терминал, оффис «Планета-тур», мистер Джой.
— О, вы знакомы с мистером Джоем? — индус попался разговорчивый. — Очень уважаемый бизнесмен.
— Я знаю. Работали вместе полтора года назад. А Саймона с Джорджем знаешь?
— Конечно! Замечательные люди, хорошие товарищи. Саймон недавно домой ездил, в отпуск, к жене. Ему все завидовали.
Немудрено, думаю. Тут люди по несколько лет без выходных пашут, лишь бы семья на далекой родине имела что покушать. Я знавал пакистанца, который восемнадцатый год безвылазно торчал в Эмиратах. Всё уговаривал меня стать правоверным мусульманином, окончательно и бесповоротно. Проводил религиозную пропаганду, но без нажима. Говорил он примерно так:
— Начни с малого, купи коврик..
А вот и терминал. Под крышами просторных, как стадион, ангаров терпеливо ждут отправки в разные концы мира тонны ширпотреба.
Я поблагодарил шофера и по знакомой лестнице вспорхнул в оффис. Дверь открыта. Внутри пусто. Только на столе привычный беспорядок: копии накладных разбросаны, сквозняк шелестит смятыми газетами, прилипшие к пластиковым тарелкам остатки риса распространяют по всему помещению терпкий запах карри.
Похоже, дома индусы мои прохлаждаются. Работа у них ненормированная, расписание рейсов известно на день вперед. В редкие часы досуга они отъезжают в город на казенную квартиру, отоспаться да поесть как следует, без спешки и суеты. Целые кварталы им под это отведены. Со своими кафешками, кинотеатрами, клубами и прочими мирскими развлечениями, о которых Саймон не рассказывает, а только прыскает по-детски в кулачок.
Я вышел из ангара, оглядел стоянку. Так и есть, ни одного открытого борта.
Жаль. Хотелось еще раз повидать этих двух молодцов, одновременно разных и одинаковых. Джордж — невысокий, с блуждающим по пухлому лицу хитроватым взглядом, вечно бубнящий что-то под нос, руки прячет в карманах безразмерных штанов. Ходит смешно, косолапит. Однажды мне посчастливилось видеть его бегущим, и сразу стало понятно, почему в мире спорта ничего не слыхать об индийских легкоатлетах. Саймон, наоборот, — рослый, осанистый, простодушный до умиления. Стозубая улыбка не сходит с лица. Походка пружинистая, лёгкая, хотя энергичным я бы его тоже не назвал. Темнокожий, почти как негр. Оба выходцы из южного Мадраса.
Я представил их искреннюю радость при встрече со мной:
— Как деля? — по-русски прокричал бы Саймон, со смехом сжимая в обьятьях, а потом уже на английском куда-то внутрь ангара: — Джоджи! Гуд ньюс! Мастер приехал!
Серьезный Джордж неожиданно вынырнет из-за контейнера, протянет руку:
— Рад видеть тебя! Очень рад! Подарки какие-нибудь привез?
Он, в отличие от Саймона, мелочен и расчетлив..
А роднит их общий индусский менталитет. Суть которого, в моем понимании, проста и незатейлива: радуйся жизни и неси счастье окружающим. Делай своё дело, люби людей. И они тоже будут любить тебя. Гони зло из души. Верь в доброту и справедливость.
Вот ведь как просто. И как сложно.
Закончили разгрузку под вечер. Перед границей посетили фри-шоп, набрали всякой всячины. Я ограничился изящной моделью автомобильчика, всегда их сыну отсюда привожу. У выхода нас ждал автобус в гостиницу «Нова-парк».
Портье, знакомая еще по прошлому году русская девушка Анюта, раздаёт ключи. Я её подкалываю:
— Бассейн функционирует?
Она поднимает глаза и, узнав меня, смеётся:
— Круглые сутки! Всегда рады вас там видеть!
Прошлой зимой мы с товарищами по грузовой «тушке», маленько перепутав, по ошибке нырнули в технический бассейн для хранения слива хладогента морозильных камер. Анюта хохотала так, что краска на глазах поплыла. Два дня потом джином грелись..
Отель, предназначенный для проживания русских челноков и летных экипажей, по деловому скуп на развлечения и удобства. Узкие номера с кухонькой для экономных, тесное фойе, скромный ресторан с коротким меню, — ничего лишнего. Но обязательно — склад для габаритных покупок. Обычно набит тюками, каждый размером с небольшой воздушный шар, угловатыми занозистыми ящиками из-под холодильников и кухонных плит, коробками с электроникой и прочим хламом. Для его перевозки в аэропорт существует специальный прицеп для автобуса. Всё это хозяйство мне хорошо знакомо, именно его мы и возили в прошлом году.
Мы с Колей, приняв долгожданный душ, раскинулись на койках. Надо поспать, ночью вылет в Тегеран. Но разве с нашими архаровцами поспишь..
Без стука в комнату ворвался Жора:
— Айда по лавкам!
От традиционного похода по магазинам увильнуть не удалось, как я ни пытался. В Эмиратах это мероприятие столь же неизбежно, как баня в России. Длинные и протяжные, словно крик муэдзина, улицы Шарджи по обе стороны облеплены торговыми точками, от стеклянных универмагов с золотыми рядами до скромного лотка чахлого индуса, спекулирующего носками. В свое время я здесь купил все, что возможно купить, и теперь, чисто за компанию, отправился сопровождать товарищей и помогать им в нелегкой борьбе с хитрыми продавцами.
Веня приценивается к утюгу. Хозяин за прилавком называет астрономическую цену. Но, почувствовав внезапно охладевший интерес покупателя, скашивает ее вдвое. Веня в азарте сбрасывает пару баксов, араб столько же накидывает. Диапазон предложений медленно сужается, пока торжествующий покупатель, наконец, не получает пакет с вожделенным утюгом.
— Вот нет чтоб сразу нормальную цену заявить, — сетует Веня, размахивая покупкой. — Скучно ему, вот и торгуется.
Жора продолжил мысль:
— Это ритуал целый на востоке. Без торга нельзя. Логики в этом не сыскать. У меня друг на заре перестройки кооператором был. Шмотки разные, челноком по Союзу разъезжал. В Ташкент приехал одеяла покупать. Там рупь, дома — чирик. Нашел узбека на рынке, спрашивает: «А за десять одеял сколько возьмешь?». Узбек отвечает — «Десять рублей». — «А пятьсот одеял у тебя есть?» — Узбек напрягся, говорит : «Найдем». — «А за них сколько возмешь?» — с надеждой в голосе, мол, скидка должна присутствовать. Узбек отвечает: «Восемьсот рублей». Друг мой глаза вытаращил: «Чего так много?!». А узбек щурится и с улыбочкой: «Э-э, раз много берешь, значит деньги есть!».
Пока то один, то другой мой попутчик отскакивает в лавку, я любуюсь видами ночного города. Как быстро всё здесь меняется! На месте прошлогоднего пустыря выросло плоское здание новомодного отеля. И развязка дорожная перестроена. Дальше — супермаркет мигает витринами. Ребята тащат в разные стороны, а мне гулять хочется. Хоть и жарковато, даже вечером. Возьму минералки холодной, обольюсь, открывая, — а так даже лучше. Над тротуарами скользят ароматы пряностей и жареного мяса. В толпе прохожих почти не видно местных бабаев, всё больше наши челноки. Которых легко узнать — по цепкому взгляду и энергичной, целеустремленной походке. Изредка попадаются беспечные европейцы, смешно глазеющие по сторонам — куда мы попали, что за непонятная ярмарка?
А бабаи тоже гуляют. Но здесь им суетно и шумно. Их, любимых и уважаемых коренных жителей, в стороне от лавок ждут искуственно выращенные зеленые полянки. Подоткнув белоснежные, слабо мерцающие в душном полусумраке халаты, бабаи вальяжно, по-хозяйски развалились на свежей травке, подставляя руки под невидимо бьющие из-под земли фонтанчики воды. Рядом веселится с мячиком ребятня под бдительным присмотром закутанных в прочную паранджу мамаш. Всё скрыто и бесформенно, только блеск страстных темно-вишневых глаз из прорезей танковых бойниц.
Два цвета, черный и белый, господствуют в аравийских странах. Две стихии, два божьих лика. Никаких полутонов и ярких красок. Днем те бледнеют и умирают под палящим солнцем. Ночь — томная, шелковая, пугающая, — довершает работу и накрывает пестрые останки плотным саваном темноты, оставляя нетронутыми только сухие электрические огни..
Перед посадкой в Тегеране Ахмед порадовал:
— Отдых два дня. Гостиница «Лейла», прекрасная, самый центр.
Аббас дал инструктаж по поведению в городе:
— Помните, что Иран есть страна мусульманская. Об алкоголе и думать забудьте. К женщинам не то что приставать, даже заглядываться не рекомендую. Вдруг рядом муж? В остальном — всё прекрасно. Еда, питье — никакой тревоги. Магазинов полно, товар местный, приличный. Дискотек и клубов нет. Рекомендую сходить на рынок, набраться впечатлений. Да, чуть не забыл, — он нахмурился. — Завтра пятница, выходной. В принципе, всё работает, но.. Короче, всякие жулики ходят. Есть случаи облапошивания инстранцев под случайными предлогами. Не поддавайтесь на провокации. Документы показывайте только полицейским.
Мы кинулись перебирать манатки. Заставили холодильник фришопными бутылками:
— В Африке скушаем..
Зал прилета тегеранского аэропорта тесен и извилист. Очереди какие-то непонятные.. Иранцы, намекнув на таможенные строгости, ускакали вперед готовить транспорт в гостиницу. Мы стоим, болтаем с летчиками. Упомянули о предостережениях Аббаса. Быков схватился за голову:
— Мать честная, у меня ж в сумке джина полпузыря!
Он кинулся искать глазами урну. Наткнулся на жёсткий взгляд командира:
— Чтоб незаметно, а то всех спалишь!
Кое-как Сереге удалось, не привлекая внимания, засунуть бутылку в кучу барахла за сувенирной лавкой. Народ подкалывал:
— Небось, слезами обливался, когда выбрасывал. Хоть глотнул на прощанье-то?
Очередь еле движется. Крепко потянуло в сортир. Компанию составил флайтмастер Игорь.
Под лестницей нашли кафельное помещение. Все чистенько и аккуратно, никаких мерзких запахов.
Я вышел из кабинки. А Игоря всё нет и нет. Наконец, вышел и он. Слегка озадаченный.
— У тебя там всё на месте было? — спрашивает.
— В каком смысле?
— Ну, типа, унитаз и прочее.
Тут пришла моя очередь удивляться:
— Конечно был. Не в музей же пришли. Где ему быть, как не здесь?
— И бумага была? Вот счастливчик.. А у меня — дыра в полу и кувшин с водой. И всё. Где тут умывальник?
Пока Игорь усердно мылил руки, я прочитал ему лекцию о традиционной арабской чистоплотности и разнице наших менталитетов. Закончил патетически:
— И никогда Востоку не слиться с Западом!
Вернулись как раз вовремя. Экипаж уже проходил границу. Таможенники шмонали выборочно, на глазок. Быкова не тронули. Тот, донельзя огорченный, вздыхал, оглядываясь куда-то назад:
— И что теперь вечером делать?
Иранцы в окружении стайки таксистов ждут на автостоянке. Рассовали нас по автомобилям. Я оказался в компании пилотов.
Пока ехали в гостиницу, разглядывали окружающий мир.
— Женский пол определенно недоступен, — сопел Муратов. — Одно личико торчит из одежды.
— А машины-то, машины, — удивлялся Быков. — Тридесятых годов, американские. Мамонты! Жрут по сто литров.
— Тут бензин копеечный, сами качают.
— Наши тоже сами качают, а что толку? Деньги они из нас качают.. Смотри-ка, сколько арабов — и ни одного в халате.
Действительно, наряд практически любого иранца состоял из неяркой рубашки и сшитым по шароварной выкройке штанам. Редко кто в пиджаке.
— Запомни, — назидательно сказал Муратов, — здесь живут не арабы, а персы. Другой стиль жизни. Традициям тыщи лет. Да и холодновато им тут в халатах будет, все ж таки — горы.
Гостиница тоже оказалась дамой в возрасте. С потемневшей от времени кожей стен, тусклыми глазницами окон. В тщательно маскируемых морщинах бетонных трещин. Длинные антенны острыми заколками беспорядочно торчат из крыши.
Расселившись по номерам и приняв душ, собрались обедать всей техбригадой. Гидом, как обычно, выступал я.
— А платить тут как, самим? — спрашивал народ.
— Ахмед дал карт-бланш, — отвечал я, — ешьте, говорит, сколько влезет, а чек он потом оплатит.
Рестораны располагались на первом и последнем этажах отеля. Решили начать с верхотуры.
Выйдя из лифта, увидели таблички с наименованиями залов. Тут и мусульманская кухня, и европейская, и даже полинезийская. Я предложил ознакомиться с последней.
— А нас там не съедят? Стрёмно как-то..
Ладно, выбрали европейский зал. Едва сели за стол, подбежал низенький улыбчивый халдей с меню. Я принялся переводить позиции, записывая на салфетке количество выбранных блюд. Чем дальше читал, тем больше поражался. Мясо, креветки, икра черная, икра красная, лососина, осетрина.. Кебабы всякие.. Сладостей — море..
На наш общий заказ можно было сыграть неплохую свадьбу. Дойдя до рыбы, я подозвал халдея:
— А пиво у вас имеется?
Халдей хитро прищурился:
— А как же!
— Так неси!
Через минуту передо мной стояли две низеньких бутылочки безалкогольного пива.
— Уноси взад, извращенец!
Насытившись, я попросил чек. Со страхом взглянул на сумму.
— Это в долларах?
— Нет, что ты!
Я поделил на местный курс. Удивленно поднял глаза на халдея:
— Это за всё?! С чаевыми?
Тот угодливо закивал.
— Братцы, — говорю, — чтоб я всю жизнь так питался! По чирику на брата вышло. Волшебная страна!
Народ зашевелился:
— Может, повторим к вечеру?
— Нет, — говорю, — Ахмед зарежет. В ресторане только обед. Завтрак штатный, шведский. Ужин отдай врагу.
Вечером, после растянувшейся на несколько часов сиесты, я спустился к ресепшену и, встретив Ахмеда, отдал ему сложенный втрое чек. Иранец заметил сумму и нахмурился:
— Вы бы поумерили аппетиты. Дороговато вышло.
— Дороговато? — отвечаю. — Да в Европе за эти деньги дадут только поглядеть на котлету!
Ахмед строго посмотрел на меня:
— Ты нас с ними не равняй. У нас человек человеку друг и товарищ! Зайди в любой дом — там и накормят, и согреют, и спать уложат. И на деньги дружбу не меряют. Тоже мне, Европа.. Ты еще про Америку вспомни.. Вонючки звездно-полосатые..
— Не любите вы пиндосов.
— А чего их любить? Весь мир засрали своим дерьмом. Но до нас им не добраться. Под мудрым руководством духовного лидера имама Хомейни, — почти кричал он, — наша страна крепнет и процветает! И даст отпор любому врагу!
Я подождал, пока он закончит митинговать.
— Тебе сколько лет, Ахмед?
— Сорок семь. Офицер авиации в отставке, если интересно.
— Значит, и при шахе жил?
Он смутился и отвел взгляд:
— Приходилось..
— Ну, и как у вас тогда было?
Иранец вздохнул и ответил почти шепотом:
— В общем, тоже неплохо.. Ни с кем не воевали, жили себе дружно.
— Ты про Хусейна?
— Ага.. Много народу потеряли. У меня младший брат погиб.
Ахмед снова вздохнул, поднял на меня тёплые карие глаза. И столько в них было печали, и воспоминаний, как они с братом, еще мальчишками, помогали дядьке пасти овец в горах, и холодный вязкий туман накрывал их спящими поутру, и как он учил брата вырезать пахучие свистульки из веток, а потом учил охотиться на птиц и бороться в круге, и тот вырос сильный и красивый, и как невесту ему выбирали, и дом собирались строить..
Я сочуственно приобнял Ахмеда за плечи. Он на секунду замешкался, затем добавил:
— Погрузка завтра к ночи. Надо работать.
До отвала позавтракав, мы с Колей решили прогуляться по городу. Техники на призыв составить нам компанию откликнулись несколько вяло:
— А чё тут смотреть-то? Чай, не Париж.. А покупки выгоднее в эмиратах делать.
Мы вышли на залитую палящим солнцем улицу. Запомнили ориентиры, чтоб не заплутать, и втиснулись в бурлящий поток пешеходов. На первой же остановке общественного транспорта я обратил внимание Коле:
— Глянь, в автобус заходят по половому признаку. Мужчины в переднюю дверь, женщины в заднюю. Всё как положено.. И места сзади в основном стоячие.
Вдоль тротуаров теснятся точки общепита в виде коротких прилавков с фруктами и сладостями. Мясистые продавцы, все как один усатые, в мятых фартуках, неспешно перебирают товар и громко зазывают прохожих. Наскребя мелочь, мы взяли кулёк с клубникой и всяких орешков засахаренных. Вкусно-то как!
— А откуда столько народу без дела гуляет? — удивился Коля.
— Пятница, выходной день у мусульман.
Крепкие каменные дома дышат прохладной тенью. Возле одного из подъездов аккуратными рядами разложены пары изрядно ношеной обуви.
— Распродажа, что ли?
В этот момент из подъезда вышел человек в одних носках. Выбрал себе туфли и исчез в толпе.
— Это мечеть, — догадался я. — Здесь роскошь не принята. Вера является частью быта. Этим и крепка.
Идём дальше. Встретился пятиэтажный супермаркет.
— Заскочим?
Послонялись по этажам. Как-то вот не очень.. Понятно, что на себя местный костюм покупать не будешь, фасон не тот. Но и прилавки с женской одеждой особого воодушевления не вызвали. Может, конечно, товар и добротный, и натуральный, но вот красок жизни явно не хватает. Всё блёкло и серо. Вполне в духе традиций.
Купили еще сладостей и идём дальше. В витрине мелькнувшего бутика развешен всякий бабский трикотаж и кофточки. Отдельно — паранджи, от скромного куска тонкого сукна до нарядной, шитой золотом в районе лица мантии. Что самое интересное — ни одного манекена.
Я решил зайти в бутик поискать что-нибудь для жены. Но, едва зайдя в дверь, был остановлен суровым товароведом в чалме. Гневно вращая глазами и шевеля густыми усами, он вытолкал меня обратно на улицу.
— Что-то плохо они покупателей любят, — проворчал я.
— Думают, что подсматривать будешь за женщинами в примерочных, — пояснил Коля. — Типа, мужикам вход запрещен.
— А что мешает ему самому подсматривать?
— Видать, разрешение есть от властей.
Возле нас притормозил автомобиль. Из окна высунулся грозного вида мужик и стал что-то требовательно кричать.
— Пойдем-ка отсюда побыстрее, а то повяжут ещё за неправильное поведение. Тем более в пятницу.
Мы свернули на соседнюю улочку. Народу поменьше, и лавок поменьше.
Желтыми брызгами обдал ювелирный магазин.
— Аббас говорил, золото тут дешевое.
За прилавком, потея, пил чай скучающий немолодой мужчина с крупными залысинами. Увидев нас, вскочил и гостеприимно залопотал на родном языке.
— Видит же, что иностранцы, — удивился Коля.
— Это ты для них иностранец. В шортах, головой вертишь. А я в брюках, хожу степенно. И внешность вполне себе арабская.
Я на английском поздоровался. Хозяин попытался мне ответить, потом, отчаявшись, кликнул помошника из подсобки. Вышел молодой совсем парень лет пятнадцати. Аккуратно и правильно выговаривая фразы, он нас поприветствовал и осведомился о наших предпочтениях.
— Сами не знаем. Дай оглядеться..
Хозяин молча вынес на подносе чашки с чайником и тарелку сладостей.
— А вот здесь уважают покупателя!
Мы стали придирчиво изучать товар. Собственно, особого желания что-то купить у нас не было. Так, для интереса..
Помощник помогал нам разбираться с ценами. Судя по довольному лицу хозяина и его ласковому взгляду, парнишка был его сыном.
В конце концов, подумал я, если с трикотажем для жены облом вышел, так хоть цепочку куплю золотую. Давай-ка вот эту, поувесистей.
Хозяин назвал цену. Я по привычке сбросил процентов тридцать. Хозяин сбавил червонец. Я червонец поднял. Как в карты играем.. В итоге сошлись посередине.
Парнишка упаковал цепочку в футляр и тепло поблагодарил за покупку. Я в ответ похвалил его хороший английский. Сказал хозяину, что он может гордиться таким перспективным сыном. Дескать, далеко пойдет.. Иранец расплылся в улыбке и, пригладив ладонью остатки волос, сбросил еще пятерку.
Выйдя на улице, Коля покачал головой:
— Надо же.. Товара на кучу денег, а ни охраны, ни страха.
— Зато у грабителей тут страху немеряно. На востоке с ними разговор короткий. Поймали, опознали, сразу в суд шариатский. Посмотрели по кодексу — ага, за кражу отрубить левую руку. Вывели во дворик — и отрубили. Всё в один день. Не заметишь, как промелькнет.
— А за убийство?
— В лучшем случае — камнями до смерти забьют.
— Сурово..
— Зато эффективно. Чего на тюрьмы тратиться, зэков кормить, поить? Адвокатов плодить, суетящихся, чтоб срок клиенту скостили или на условный поменяли. А рука своя — вот она, совсем даже не условная. Двадцать раз подумаешь, прежде чем воровать пойдешь. А честному человеку бояться нечего..
Дошли до базара. Тыща лет этому базару. Поколение за поколением сидят в одних и тех же узких глубоких лавках мастеровые люди, что-то выстукивают молоточками, ткут, шьют, прядут, и, не отходя от рабочего места, продают случайным покупателям.
— Может, на память, кинжал купим? — раздумывает Коля. — Смотри, какой выбор.
— Опасно, — отвечаю. — Заметут на границе где-нибудь, проблем не оберешься. У меня был случай, в Новосибе весной с ножом складным на спецконтроле замели.
— А ты чего, пассажиром летел? Экипаж ведь не досматривают.
— То-то и оно, что досмотр нам устроили. Мы из профилактория на вылет шли, домой.. Просветили сумку, увидели лезвие. И нож-то грошовый, в эмиратах купленный колбасу резать. Я возмутился, так они в околоток потащили, протокол оформили. Заявили, что я могу опасность представлять для пассажиров. Я им — самолет грузовой, кроме экипажа нет никого. Они говорят, что летчиков порезать можешь, катастрофу устроить. И как я в полете до них доберусь из задней кабины? В общем, нож отобрали, штраф сказали заплатить. Вот уж не угадали, говорю, хрен вам. Нарисовали квитанцию, сказали, по почте отправят. Ничего не получал. Козлы, одним словом.. Из-за меня рейс чуть не задержали, капитан втык устроил.
Встретили уходивших с рынка техников. У Шилова из пакета торчала покупка.
— Коврик купил, самый маленький, — пояснил он. В ответ на моё изумление добавил: — Для негра, метрдотеля в Африке. Просил очень. Типа, начинающий мусульманин. Поработали с ним иранцы..
Мы развернулись и побрели обратно в гостиницу.
После обеда в коридоре я наткнулся на группу наших славных летчиков, обступивших штурмана Быкова. Тот был вне себя:
— Убью сволочей! Клоуны персидские!
Я поинтересовался, в чем дело. Глыба рассказал:
— Пошли они с Муратовым гулять. Чего тут гулять? Только вышли — машина возле них останавливается. Выходит кент в гражданке и протягивает удостоверение. С печатями и всё такое, вроде как полицейский. Просит документы показать. Иностранцы, мол, подозрительно.. Серега вытащил портмоне, иранец его выхватил из рук, начал проверять. Паспорт, свидетельство летное, айдишку.. Проверил, отдал назад. Потом Муратова обшмонал. Всё, говорит, нормально, продолжайте движение. Ну, они погуляли, пришли в номер. Серега деньги решил пересчитать, которые в заднике портмоне хранились. Глянь — а бабок-то и нет! А были, были! Короче, обули его на штуку..
— А Муратов?
— Тот деньги перед прогулкой в карман положил. Этим и спасся.
— Приметы-то хоть запомнили?
— О чем ты? Муратов не вглядывался, а для Сереги все мужики на одно лицо..
Багровый от злости Быков тем временем продолжал бесноваться:
— Сначала с джином накололи, теперь деньги обворовали! Что дальше будет?!
Подошли капитан с Ахмедом. Они были в курсе. Ахмет сказал, что скоро появится полиция и займется расследованием. Потом добавил:
— Ведь вчера предупреждали..
Я упрекнул его:
— А говорил, что все здесь как братья..
— Разные люди живут.. Меньше надо варежку разевать.
Посочувствовав как мог бедняге штурману, я зевнул и пошел отдыхать перед погрузкой. Через пять часов мы с техниками заполним тесный автобус и уедем в пахнущую горными травами персидскую ночь. На таможне прихватят Серегу Шилова с ковриком и выжмут пошлину за вывоз изделия народных промыслов. Поджарый супервизор опять будет уговаривать взять лишний грузовик. Пыль, цепи, Мишка на кране.. Под утро обдадим друг дружку из шланга — вот и помылись. Выпьем по сто грамм из холодильника, заедим клубникой с арбузом — а вот и летчики подтянулись с иранцами.
И домой, в Бужумбуру.